Она за этот день так устала, словно ей пришлось гнаться за набирающим скорость трамваем, и запрыгнуть только возле следующей остановки. У неё даже ступни гудели и колени дрожали. Сильно болела голова. И Аврора потрогала ушибленную днём макушку и нащупала большую шишку, растёкшуюся под волосами.

Совершенно разбитая и вымотанная она добралась до дома и рухнула в постель. Сил не было даже раздеться, не то чтобы поужинать или принять душ. И только голова коснулась подушки, как веки слиплись и Аврора провались в густой и длинный сон.

10.

Утром позвонила секретарь Шуманского и передала, что шеф желает видеть госпожу Кострову с новыми наработками. Аврора попыталась сослаться на головную боль или простуду, но секретарь настойчиво посоветовала не игнорировать приглашения хозяина проекта. Пришлось подчиниться.

Через час она предстала перед строгими очами своего заказчика. На этот раз он, не скрывая, с любопытством её разглядывал.

– Аврора Александровна, признаться, вы меня удивили.

Она пожала плечами и снова опустила глаза в пол, уткнувшись в пятна ковра а ля Кандинский. Аврору снова охватило ощущение неловкости, не уютности под его сосредоточенными на её лице окулярами-зрачками, словно она микроб на стекле перед микроскопом. А Шуманский – такой учёный, грозный врач, склонившийся над линзой и внимательно разглядывающий её форму и строение и решающий, как и чем с ней нужно бороться.

Покраснев от собственных мыслей, она даже не сразу поняла, что он у неё спрашивает. А Шуманский, не дождавшись ответа, повторил более требовательно:

– Так что конкретно нужно переделывать, если следовать вашей концепции?

– Всё внутри. Полностью все стены – разбирать и сдвигать планировку, увеличивая площадь номеров и сужая общие коридоры.

– Это понятно, но конкретно с чего начинать и как далеко сдвигать внутренние стены? – нетерпеливо перебил Владислав Андреевич и недовольно отодвинул своё кресло, встал и вышел из-за стола. Он обошел дизайнера, застывшую в центре кабинета на ковре и достал из шкафа распечатки её эскизов. Она украдкой сопровождала взглядами все его движения, готовясь к новым нападкам и разбору её промахов. Когда он разложил перспективы перед ней на столе, Аврора торопливо зачастила:

– Всё нельзя двигать. Несущие стены опасно трогать, а то перекрытия обрушатся. Надо строго соблюдать первоначальный замысел и сохранить конструкцию. Мы можем просто обыграть те участки, которые не подвинуть.

– А какие нельзя подвинуть? У вас это отражено на чертежах?

– Я ещё не успела поработать с чертежами, – тихо призналась Аврора, снова покраснела и закусила нижнюю губу от досады на саму себя.

Шуманский замолчал, сердито разглядывая эту безалаберную дизайнершу и тяжело вздохнул.

– То есть, вы хотите сказать, что все эскизы, что вы представили – это только ничего не значащие картинки? Не имеющие никакой привязки к отдельно взятым помещениям, а сделанные просто так, наобум?

– Да, но… Сначала же надо согласовать идею, а потом уже её применять к конкретным местам… – неуверенно попыталась отбиться Аврора, но чем больше она говорила, тем больше сама начинала сомневаться в собственной правоте.

– Как можно согласовывать то, что не является нашим объектом?! Это верх непрофессионализма!

– Но вам же понравилось, – жалобно пролепетала Аврора и напряженно глянула в его холодные стальные глаза.

– Я думал, что за каждым эскизом стоит точный и грамотный чертёж, со всеми выверенными и выстроенными новыми стенами и перекрытиями! – отрезал Шуманский и вернулся к своему месту, резко дёрнув тяжёлое кресло. Немного не рассчитал силы – его массивный трон на колесиках с грохотом откатился к простенку и гулко стукнулся об угол подоконника. Он качнул головой, притянул обратно кресло и рывком плюхнулся в него.

– На это время нужно…

– Аврора Александровна, я конечно, могу принять во внимание, что вы человек… творческий… Но, настоятельно требую, возьмите себя в руки! Займитесь этим проектом серьёзно. Иначе нам с вами просто придётся расстаться!

И снова, сгорая от стыда и позора, в полуобморочном состоянии, Аврора из последних сил собралась и пообещала «заняться этим проектом серьёзно». На негнущихся деревянных ногах она вышла из кабинета.

За окном громко чирикали воробьи, секретарь торопливо что-то заносила в компьютер, и в углу на столе закипал и шумел чайник. И лишь Аврора Кострова только что еле-еле удержалась на самом краю пропасти и ещё продолжая балансировать, острожно, нащупывая каждый шаг, медленно старалась отползти и вернуться на безопасную территорию. Чувствуя себя совершенно униженной и оскорблённой в самых высоких профессиональных и художественных способностях, она еле сдерживалась, чтобы не разрыдаться прямо здесь, у него под дверью. За что он так её ненавидит? Что плохого она ему сделала? Чем заслужила такое высокомерное и пренебрежительное обращение, такую снисходительную и хлёсткую критику?

Стараясь редко и глубоко дышать, Аврора отлепилась от стены и пошла из приёмной. Только оказавшись на улице, под ещё жарким сентябрьским небом, Аврора смогла перевести дыхание и немного успокоиться.

Он и санаторий этот выкупил отчасти для того, чтобы сменить обстановку и уехать ненадолго из Москвы. Может быть, на юге душа его хоть немного отогреется, остынет и уляжется та боль, которая за три года так и не прошла.

*

Ничего не оставалось, как возвращаться на объект и снимать подробные замеры. Определяя в каждом помещении, какие из стен несущие и где на этажах проходят сантехнические разводки и вентиляционные короба. И прочее, и прочее и прочее.

Аврора побрела в левую часть люксового корпуса в разрушенный каким-то взрывом большой банкетный зал, у которого уцелел только каркас. Яркая сочная зелень, плотно подступившая к выцветшим снаружи руинам, только усугубляла впечатление. Пышущая здоровьем и жизненной силой флора крикливо контрастировала с мёртвыми безмолвными камнями, бывшими когда-то фрагментом архитектурной мысли. Её отдельной фразой, или даже словом.

Немного оробев при виде выжженных останков былого величественного помещения, Аврора тяжело вздохнула и полезла через пролом стены внутрь. В немом отчаянии застыли обугленные скелеты рам, приплавленные к уцелевшим в огне кирпичам. Она наощупь, трогая ногой обломки камней, усыпавшие пол и выбирая устойчивые, стала продвигаться вперёд. Стараясь ни до чего не дотронуться руками и одеждой, чтобы не испачкаться, внимательно рассматривала бывший ресторан. В зале было достаточно темно, несмотря на раннее время – всего-то одиннадцать часов дня! Но уничтоженный пожаром почерневший интерьер так скрадывал размеры и поглощал свет, что Авроре даже показалось, что она переступила временной порог, попав сразу в предвечерние сумерки.

И лишь только эта мысль пронеслась в её мозгу, как тут же произошли едва уловимые движения в воздухе, словно он поменял свою консистенцию. Аврора невольно вздрогнула и непроизвольно моргнула. Через мгновение, открыв глаза, обомлела от неожиданности.

Прямо перед её носом плотной стеной висела толстая портьера из бархата гранатового цвета. Нос уловил аппетитные ароматы свежей еды, в уши пробилась приглушённая музыка и голоса. Аврора тихонько осмотрелась. Так и есть: она стоит между прохладным стеклом в оконной раме и шторами, спрятавшись в складках свободно опущенной портьеры, заслоняющей зал от посторонних глаз с улицы. За окном плотными чернилами разлился летний вечер. Густые кусты олеандра, подступившие к корпусу, казались смазанными, лишь светлые головки цветов выделяли их из окружающего однородного тона.

Она бесшумно пододвинулась к краю окна – к откосу. Чуть отклонив в сторону край ткани, заглянула в зал.

В самом центре, окружённый дружной свитой стульев, царил длинный стол. Ослепительно белая скатерть контрастировала с темным тоном пола и окружения. Лишняя мебель сдвинули к стенам, чтобы не мешалась, освобождая остальную площадь банкетного зала. Всё уже было готово к предстоящему пиршеству. На снежной скатерти бликовали глянцем чистые молочные тарелки, переливались радужными искорками разнообразные хрустальные бокалы и мерцали тусклым блеском серебряные приборы. Даже бутылки с напитками – водкой, виски и коньяком уже прочно заняли свои места в середине стола между расставленными блюдами с холодными закусками и вазочками с хлебом.