Аврора отложила эту книжечку и взяла следующую. Там на титульном листе и внутри на разворотах красовались рисованные барышни в модных купальниках. Ни о каких бикини или стрингах в ту пору даже не слышали. Кругом сплошные модели, стыдливо закрытые снизу глухими складками ткани. Край одежды по низу старательно выравнивался в ровную горизонталь. Наподобие скромной юбочки или хотя бы широкими плоскими оборками, спускающимися воланами, надёжно защищающими пах от откровенных взглядов. И верх – без привычного декольте, целомудренно, строго, прилично, как платье без рукавов. Никаких открытых частей тела. Они не боялись, что на коже останутся следы от бретелек или загар ляжет неровно по границе плавок и чашечек бюстгальтера. Кутали себя в плотные трикотажные боди и для красоты нашивали поверх кружавочки или шнуровки. На одном рисунке девушки держали цифры 1932… Аврора ещё немного поразглядывала аутентичную раннюю советскую, канувшую в далёкое прошлое моду и отложила буклет.
Остальные проспекты ей показались не интересными – в одном какая-то политическая пропаганда. Другой текст – о пользе водо- и грязелечения на местном курорте.
Внезапно за её спиной раздался резкий металлический звук, сменившийся перезвоном. Аврора сильно вздрогнула, едва удержавшись от подпрыгивания, словно ужаленная лёгким разрядом тока. Быстро оглянулась и уставилась на равномерно раскачивающийся латунный маятник, слушая размеренные удары курантов. И с каждым ударом напряжение случайного испуга отпускало её, расслабляя нервы и возвращая привычное состояние. Громоздкие напольные часы в резном корпусе красного дерева, разместившиеся в простенке между окнами, торжественно звенели, оповещая о наступлении полудня.
Она двинулась дальше, войдя в коридор и заглядывая в номера. Везде царил покой, и умиротворение предобеденного времени. Многочисленные отдыхающие ещё жарились на раскалённом берегу усталого моря или гуляли по тенистому парку, устремляясь в этот мираж освежительной прохлады. Этажи корпуса пустовали, и каждый шаг отдавался гулким эхом, раскатисто дробящимся под высоким потолком.
Дойдя до середины коридора, Аврора приоткрыла очередную дверь и заглянула внутрь. Что-то неуловимое зацепило её внимание, и она невольно шагнула в номер. Прямо напротив входа, почти во всё полутораметровое пространство между двумя окнами, царило огромное старинное зеркало в изящном фарфоровом обрамлении. Аврора приблизилась к потемневшему от времени стеклу и заглянула в него.
Обманчивый яркий свет преломлялся на поверхности амальгамы, смешивая отражения кружевной хрупкой рамы с тёмными прозрачными тенями от неё. Но в глубине, за спиной Авроры возникла совершенно иная картина интерьера, тонущего в полумраке. И сразу почудилось, что какая-то неведомая сила потянула её внутрь.
Странные ритмичные звуки то ли музыки, то ли заклинаний, переплетающиеся с тихим шёпотом, неясным, еле уловим и тревожным облаком окружили её чуть ли не материальной субстанцией. С безотчётной тоской она всматривалась в отражение, исказившее эту комнату, искривив её до неузнаваемости, по-своему трансформировав и вылепив незнакомый сюрреалистичный образ. Густой полумрак надёжно скрывал все углы, наполняя их таинственным содержимым. И Авроре пришлось напрягаться, вглядываясь в зеркальную поверхность, чтобы всё-таки понять, что именно она там видит. Она невольно склонилась над самым стеклом и… снова остро ощутила стремительный провал в пустоту и падение. Как оторванный осенним ветром плотный лист, пикируя без лишних движений, с тихим стуком опускается на землю.
Очнувшись, обнаружила себя сидящей на полу. В куче строительного мусора и заброшенных ветром обломков веток и иссохшихся скрученных листьев, на рассыпавшемся в прах тёмном паркете. По углам уже зловеще клубились тени, сизая неопределённость с неизбежным скорым переходом в темень, постепенно затапливала этаж. Не веря своим глазам, Аврора принялась лихорадочно вертеть головой, осматривая чернеющие в контражуре старые перекошенные рамы. Пропадающий во мраке потолок бугрился пыльными клочьями паутины, в центре серыми пятнами проступали жалкие остатки от гипсовой розетки, некогда украшавшей люстру.
Аврора медленно поднялась и отряхнулась. Всё вернулось на свои места – и привычное время и этот состарившийся в уединении санаторный корпус, словно скрывшийся в скиту отшельник, давший обет отречения от мирской суеты. И никаких советских анекдотов и праздно шатающихся по коридору отдыхающих из тридцатых годов! С их однообразной модой и восторженными лозунгами строителей так и не построенного коммунизма.
Решив, что с неё на сегодня довольно, она отправилась домой.
Выйдя на улицу, Аврора остановилась в недоумении. Солнечный диск уже скатился к самой линии горизонта. Огромный парк окутали фиолетовые влажные сумерки, подступив уже к самому крыльцу здания, касаясь его прохладой сентябрьского заката. Как же так?! Ведь она только что бродила по этажу, опустевшему и застывшему в неподвижности умиротворённой неги в полдень! С того момента прошло не больше десяти минут!!! Но в реальности день давно угас и на город сползал мягким облаком южный вечер.
Ей сделалось как-то не по себе, словно она своевольно намеренно нарушила какой-то запрет и насильно вломилась в совершенно чужую, непонятную ей действительность. С этими растрёпанными чувствами, и путаницей в голове Аврора отправилась во временное пристанище, предоставленной заказчиком для её работы.
Аврора долго пребывала в состоянии изумления и заторможенности вследствие шока, пытаясь осознать и осмыслить происшедшее с ней приключение. Но разложить по полочкам и логично объяснить случившееся никак не получалось. Всё казалось просто выдумкой, сном или лихорадочным бредом спровоцированным расстройством из-за неудачного знакомства с заказчиком.
Единственно, что у неё получилось – это убедить себя «подумать об этом позже», чтобы не дать сорваться своему зашкалившему рассудку. Её мозг завис над проблемой, для решения которой не хватало ни знаний, ни опыта, ни просто мудрости или высокого духовного развития.
8.
Аврора первым делом навестила свою старую школьную подружку Дашу Королёву. С тех пор, как Кострова покинула родной город и переехала в Москву, в жизни Дарьи тоже многое изменилось. Она успела окончить краевой технологический институт, и работала теперь архитектором. Личная жизнь Дарьи началась стремительным браком на первых курсах. Почти сразу она родила дочь и скоропалительно разошлась с мужем. Но бывший супруг со временем превратился в серьёзного бизнесмена и теперь ежемесячно выплачивал Дарье на дочь приличное содержание. Так что Дашка практически ни в чём не нуждалась и работала скорее для души, нежели «хлеба насущного ради». Сама же Дарья с тех пор пребывала в состоянии поиска, тщательно подбирая себе, достойного в мужья мужчину. А пока такового не было, она жила с дочкой в просторной трёхкомнатной квартире, доставшейся ей от бабушки. К собственным родителям ходила только в гости, раз и навсегда запретив им вторгаться в её личную жизнь и на её территорию без предварительного предупреждения. Правда, иногда она отправляла дочку к бабушке с дедушкой, чтобы немного отдохнуть и расслабиться в пустой квартире. Периодически Королёва заводила яркие романы, переживая бурные эмоции вначале и страстные разрывы потом, когда очередной поклонник её разочаровывал или надоедал, и она его бросала. Или он сам успевал сбежать от неё до того, как Даша выставит его вон.
Теперь, сидя у неё на кухне, Аврора любовалась свежей, загорелой одноклассницей, только что вернувшейся из отпуска и слушала непрерывный поток новых впечатлений, переполнявший Дашку. Дочь Королёвой, девятилетняя Соня, с бабушкой остались Испании, куда их вывез отец ребёнка, и свободная от семейных хлопот Дарья чувствовала себя просто счастливой. Соня была отличницей, поэтому учителя смотрели сквозь пальцы на то, что иногда родители устраивали внеплановые каникулы своему ребёнку и вывозили её то в столицу в середине четверти, то не возвращались вовремя с каникул из-за границы.
