Сириус только поражался себе, как он мог поверить в какое-то нелепое глупое счастье, которое так обрушилось на его голову. Он же всегда знал, что ничего не вечно.

Всегда знал, что однажды она уйдет. Чувствовал это.

И все равно. Ему так хотелось верить, что она будет рядом вечность. И может быть, даже дольше.

В нем с каждым днем крепла уверенность, что она принадлежит ему полностью — душой, чувствами, мыслями.

Уверенность, что она будет любить его так, как никто до неё. Так открыто, как не умел он сам. Так искренне, чему он только начал учиться. И просто за то, что он есть.

Он дал ей в ответ самое ценное, что у него было. То, о чем он не подозревал и не мыслил. А она выкинула это за ненадобностью. Растоптала, разбила. И оставила его одного посреди этого пепелища.

Ушла, вырвав приличный кусок из его груди, забирая с собой, и сказала: «прости».

«Прости»

Ему казалось, её голос никогда не уйдет из его головы, ничем его оттуда не вытравить. И всё твердил: прости, прости, прости. И этот взгляд, полный сожаления, который нестерпимо хотелось стереть с её лица.

Ведь она не умеет смотреть с сожалением. Со злостью или гневом, с сумасшедшим желанием, с огнем и грозой в глазах. Но только не с сожалением. Она никогда ни о чем не жалела.

«Прости»

Сириус её никогда не простит. До конца своих дней не забудет.

Не забудет о том, как она заставила полюбить её, а потом ушла, разбив всю его душу на миллион осколков. Которые ни собрать, ни склеить, не разодрав свои руки и вены в кровь. Никаким волшебством не соединить.

«Прости»

Вот так просто. Закончилось всё в одну секунду.

И сколько продолжалась вся эта ложь? Как давно она смотрела в его глаза и знала, что уйдет от него? Как она могла обнимать его и целовать, зная, что это в последний раз?

Если бы Сириус знал, что целует её в последний раз, он бы никогда не остановился.

— Сириус…

Взволнованный голос Джеймса будто из-под толщи воды доносится.

Друг что-то спрашивает и что-то говорит. Кажется, о том, что его послал Дамблдор. Но Сириус не слышит ничего.

— …а где София?..

И только знакомое имя режет по ушам. И по сердцу.

Видимо, что-то меняется в его взгляде, и Джеймс вдруг замолкает, говорит, что сейчас вернется и выходит в коридор.

А Сириус снова остается один на целую вечность. И он даже не против. Он будто замер в этом мгновении. Будто умер.

Да, Бланк убила его. Прямо на этом месте. Убила без жалости и без пощады. Одним ударом. Один взглядом, одним словом.

Но Джеймс возвращается уже вместе с целителями. И неизвестно, кто из них поднимает большую суету.

Бланк ненавидела суету. И Сириус тоже. Лишние слова, лишние телодвижения, не несущие никакого смысла. И десятки вариаций вопроса: «где София?».

— Ушла.

Он не узнает собственный голос. Он прочищает горло и будто впервые приходит в себя, замечая огромные глаза Джеймса напротив.

— Как, ушла? Куда? — Джеймс хмурится и не сводит с него подозрительного взгляда.

А у Сириуса язык не поворачивается ответить. Физически не может сказать, что она ушла от него. Не может вслух произнести эти слова.

Стоит, молчит и надеется, Джеймс сам всё поймет. Только целители всё ещё суетятся кругом. Но и им, кажется, уже кто-то сообщил о случившемся, потому что их становится всё меньше и меньше.

— Пойдем, — Джеймс, кажется, и правда всё понял. Какая непривычная проницательность с его стороны. Он кладет руку ему на плечо и подталкивает к выходу. — В школу пора.

Сириус идет на автомате, он сейчас не может сопротивляться. А Джеймс рядом с ним идет. И молчит. Лучше бы он трепался без остановки, как и всегда. Потому что молчаливый Джеймс хуже пытки. Потому что, когда он молчит, кажется, будто что-то страшное случилось.

И длинный коридор никак не закончится.

Он не выдерживает и оборачивается. Бросает взгляд на самую последнюю дверь в коридоре. Может, ему всё это показалось? Может, оттуда сейчас выйдет Бланк?

Но кроме растерянных целителей оттуда больше никто не выходит.

— Сириус, идешь?

Оказывается, они уже дошли и стояли возле кабинета главного целителя, в котором виднелся камин, который перенаправит их прямиком в Хогвартс.

— Нет, я… — он молчит и не знает, что сказать. Он не хочет возвращаться в Хогвартс. Не хочет возвращаться без неё.

Что он будет там делать? В школе, где каждый коридор, каждая скрытая ниша и потайной проход, Выручай-комната, подземелья и его собственная спальня, пропитались ее образом и запахом. Её призраки были даже в чертовом чулане для метел и в хижине Хагрида. И на его тайном месте возле озера. Повсюду.

Хогсмид, Визжащая-хижина, его родное поместье и целый Блэкпул. Везде была она. И Сириус не знал куда спрятаться, где исчезнуть, чтобы не думать о ней.

И, как назло, в голову не приходит ни одно место. Казалось, Бланк заполнила каждый уголок его жизни. Казалось, куда не сунься, везде будет она.

Сириус только злится. На неё. И еще больше на себя.

Он что-то невнятно объясняет Джеймсу и уходит. Выбегает на улицу, думает лишь мгновение и трангсрессирует к «Кабаньей голове». Что может быть лучше, чем забыть о ней в этой помойной дыре?

***

Крошечная комната на втором этаже «Кабаньей головы» насквозь пропиталась запахом перегара и табака.

Воздух очень тяжелый. От мокрого запаха плесени и отсыревшего, прогнившего дерева. Сквозь грязное окно пробивается тусклый свет, но даже он неприятно режет по глазам, и Сириус, ленивым движением палочки, задергивает черную плотную штору. Он тянется рукой к помятой пачке сигарет и с трудом прикуривает её, зажав губами. Горький дым больно режет по пересохшему горлу.

Он смотрит в черный потолок мутным взглядом и делает одну затяжку за другой.

Алкоголь уже не помогает. На второй-третий-пятый-неизвестно какой день пропадает такой приятный эффект полного забвения. Выпивка настолько впиталась в кровь, что уже не даёт забыться.

А ему это так необходимо. Хотя бы еще на день, хотя бы на час перестать ощущать эту боль внутри себя.

В нем кишит чудовищная смесь из злости и обиды. Она варится внутри него. Заставляет кровь кипеть и мучиться от нестерпимой пытки.

И он не знает, как избавиться от этого. Что сделать, где спрятаться. Он абсолютно бессилен.

Бланк не идёт из головы. И на секунду не покидает его мысли.

Хочется делать всё ей назло. Всё то, что ей не нравилось. Всё то, что она ему запрещала. Но в голову ничего не идет. Кажется, она никогда ему ничего не запрещала. Полная свобода действий.

«Делай, что хочешь, Блэк. У тебя своя голова на плечах»

Да, ей всегда было плевать, что он будет делать.

Сириус ведь её всегда ненавидел. Ненавидел за её происхождение и её факультет. Ненавидел за то, что сопротивлялась ему, за её пренебрежение в его адрес. Ненавидел за необъяснимые чувства в его душе, сбивающие с толку. Ненавидел за то, что она имела бесконтрольную власть над ним. Ненавидел за то, что ушла от него, когда она так ему нужна.

Всей душой её ненавидел, и при этом ничего не желал сильнее, лишь бы она вернулась. Лишь бы снова её увидеть.

В голове не укладывалось, как она могла его бросить? Как могла уйти и оставить его? Как могла отказаться от него?

Он так нуждается в ней. В её близости, её голосе и прикосновениях, что поверить не может — неужели он ей не нужен?

Воспоминания против воли лезут в голову. Он тысячи раз прокрутил её последние слова в своей голове. Тысячи раз в нем поднималась злость ураганом и раз за разом он вымещал её, крушив всё подряд.

Как она могла так жестоко с ним поступить? Как могла, после всего того, что дала ему, просто взять и уйти?

Эти восемь месяцев он успел прожить так ярко и на полную мощность, как не жил за все предыдущие года вместе взятые. А ведь он никогда не жаловался на скучную жизнь.