— Присутствие человека? — недоверчиво переспросил он.

— Да-да, — более уверенно сказала Дебора. — В книге пишут, что подобные опыты всегда проходили удачно.

— Не может быть, — прервал ее Ремус. — Это однозначно плохая идея.

У Деборы в глазах мелькнуло недовольство, но она чуть скривила губы в улыбке.

— Я в этом участвовать никогда не буду, — продолжил он. И, подумав, добавил: — И тебе не советую так рисковать.

— Да… да, возможно, ты прав, — задумчиво произнесла она.

— Я не знаю, как хорошо себя может контролировать твой брат, — сказал Ремус, — но обычно, чем ты младше, чем меньше живешь… с «этим» внутри себя, тем тяжелее держать контроль.

— Понимаю, — сказала она и вдруг подняла на него пристальный взгляд. — Но ты живешь с «этим» уже довольно долго, так? Сколько? Лет четырнадцать? Ты уже лучше себя контролируешь?

— Я бы не сказал, Дебора, — он с сомнением покачал головой. — И в любом случае, после обращения я себя абсолютно не контролирую.

— Но ты говорил, что с противоядием было лучше.

— Да, было лучше, — тут же подтвердил он, — но разум сохранялся урывками, а потом действие противоядия и вовсе прошло.

— Ладно, я тебя поняла, — она мельком улыбнулась и поднялась с дивана. Снова окинув комнату взглядом, она спросила: — Получается, всю ночь ты проводишь здесь?

Ремус лишь кивнул ей в ответ, а она усмехнулась.

— Снейп мне вначале сказал, что тебя через трубы выводят в Запретный лес, а ты там носишься, — произнесла она, едва заметно скривив губы в усмешке. — Он просто патологический лжец. Не замечал?

Он в ответ неопределенно дернул плечами. Отвечать на вопрос ему не хотелось. Тем более, не хотелось обсуждать Северуса с его подружкой.

— Остальные прямо сюда приходят? Или вы с ними встречаетесь уже в лесу? — спросила она вдруг, сохраняя безразличие на лице.

А Ремус на нее вопросительно уставился. Ведь Дебора не могла знать о том, что его друзья — анимаги. Северус говорил, что не рассказывал ей об этом.

С другой стороны, как верно заметила Дебора, Северус без зазрений совести может приврать.

— Кто сюда приходит? — Ремус старался изобразить непонимание, но из-за ноющей боли во всем теле, притворяться было невозможно.

— Друзья твои. Мародеры.

— Как… они могут сюда прийти? И для чего?

Белби скосила глаза на него, чуть усмехнувшись.

— Забудь. Ну, не буду тебе мешать, — сказала она и направилась к выходу, бросив напоследок: — Я завтра утром зайду.

В их встрече не было ничего странного. Разве что только разговоры Деборы о Северусе. Ремусу еще тогда не понравилось, как она отзывалась о его друге. Ну и еще ее прозрачные намеки. Ремус сомневался, что ей известно о том, что Мародеры — анимаги. Скорее всего, она лишь подозревала.

И всё-таки, как он умудрился проспать целый день?

Ремус попытался приподняться с кровати, но тело пронзила острая боль. И он только сейчас почувствовал, что на ребрах повязка. Аккуратно притронувшись к ней и слегка надавив, всё заныло.

А в памяти вдруг мелькнула желтая вспышка заклинания, режущая боль по ребрам, словно секирой, и его собственный вой.

Волна непередаваемого страха мгновенно окатила тело. Ремус боялся, что это правда. Ведь он не мог, он никак не мог выбраться из Визжащей-хижины.

Но яркая желтая вспышка была слишком реальной. Как и боль, которую он сейчас чувствовал под ладонью, прижимая ее к ребрам.

Он напал на волшебника.

Совсем рядом находится Хогсмид. Неужели он добрался до деревни?

Он снова силился вспомнить ночь. Если противоядие подействовало, он должен был помнить хотя бы первые пару часов.

После ухода Деборы боль начала потихоньку стихать. Кости всё равно ломило, тело бросало в жар, а внутренности горели, но боль заметно притуплялась. Противоядие начало действовать.

Ремус откинулся на подушки.

Ему очень не хватало друзей. В это время они уже всегда сидели с ним. Джеймс рассказывал очередные байки, Сириус вставлял непотребные шутки к месту и не к месту, а Северус всегда это вполголоса язвительно комментировал.

Ремус их редко слушал, и почти никогда не вникал в разговор, но только сейчас, в их отсутствие, он наиболее остро ощутил, что он один на один со своей болью. И лежит совершенно один. И ничего не слышит, кроме собственного учащенного тяжелого дыхания.

И воя волков в глубине леса. Это показалось Ремусу странным. Волки никогда близко к границе леса не подходили. Особенно, в полнолуние.

По телу вдруг прошла очередная судорога, заставляя мгновенно забыть о волках. Луна вот-вот взойдет на небе.

Он пытался отвлечься. Подумать о чем-нибудь другом, кроме как о предстоящей адской боли и «мясорубке», как ласково называл Джеймс его трансформацию, когда его наизнанку выворачивает.

— Эшли…

Он закрыл глаза, пытаясь воспроизвести в памяти их последние встречи. Одна лишь мысль о ней, а по телу словно тепло разлилось, притупляя боль получше противоядия.

Прошло всего полтора месяца с их близости, и полтора месяца их регулярных встреч на их месте, а у Ремуса в самоконтроле уже наметился небольшой прогресс. Эшли, конечно, говорила, что прогресс огромен, а она даже уменьшила дозу обезболивающего зелья. Но Ремус понимал, что она лишь пытается его поддержать. Хотя провалов в памяти у него уже не случалось. И по большей части он старался быть с ней нежен.Правда, Эшли говорила, что это необязательно, каждый раз загадочно улыбаясь.

Ремус был безумно счастлив всё это время. Казалось, что и жизнь наладилась. И даже полнолуние уже не так страшило, как обычно.

Наконец-то, и в его жизни появился свет.

Он старался не загадывать на будущее, в глуби души переживая, что однажды Эшли бросит его и найдет достойного для себя человека, но мысли о будущем с Эшли всё равно слишком часто мелькали в голове.

Он был настоящим везунчиком. Вначале у него появились друзья. А сейчас у него есть еще и Эшли.

Эшли, которая одними лишь прикосновениями способна утихомирить волка, живущего внутри.

В памяти всплывала их последняя ночь, когда она невесомо касалась своими пальцами его лица, очерчивая линии. Спускалась ими ниже по шее, по плечам, выводила узоры на его груди и животе.

Эта легкость была у нее во всём. В прикосновениях, взглядах, движениях.

— Ремус…

И в словах.

— Я люблю тебя, Ремус.

Как легко она всегда произносила эти слова, и сколько нежности в них вкладывала. И после этого всегда целовала, вначале едва прикасаясь губами, но потом целуя всё с большей страстью, не давая ему и шанса воспротивиться.

Тело неожиданно пронзила острая боль, ломая каждую кость на кусочки.

В комнату попали первые тусклые лучи от полной луны.

Он закричал, широко распахнув глаза и, будто мельком увидел перед собой кристально-прозрачные глаза Эшли. Но было ли это видение? Возможно, она еще не успела уйти из воспоминаний.

Только вот глаза смотрели с испугом.

Но он не успел об этом подумать, как тело в очередной раз ломать начало. Густая шерсть пробивалась сквозь кожу, выворачивая ее наизнанку.

Он чувствовал, как ломает руки и ноги, перестраиваясь; как удлиняется морда; как вытягивается позвоночник. Еще несколько долгих мучительных мгновений, и вот он уже стоит на четвереньках.

Ремус всего во второй раз осознавал себя, будучи в шкуре волка, и всё еще не мог привыкнуть к черно-белой расцветке.

Пока он находится в сознании, он мог бы просто мирно лежать на диване, но действие противоядия скоро пройдет и он начнет терзать сам себя, сходя с ума от скуки.

Но не успела эта мысль проскользнуть, как он почувствовал яркий запах Эшли. Аромат был таким насыщенным, словно она здесь была.

Он замер, принюхиваясь. Ошибки быть не могло. Он узнает ее аромат из тысячи. Но Эшли никогда не была в Визжащей-хижине. Ремус никогда не водил её сюда, не хотел показывать место, где он провел столько мучительных ночей. Не хотел, чтобы она вообще знала путь сюда.