Кошка испугалась не его слов, но безнадежного тона. Когда неровный сумеречный свет лег на его лицо, Кошка невольно отпрянула — поперек круглого лица тянулась огромная кровоточащая рана. Чарли, воспользовавшись этим, оттолкнул ее и бросился прочь, дыша, как раненый зверь.

Кошка не удержала равновесия и больно ударилась копчиком. А спина Чарли тем временем исчезала в пугающем мраке. Режущая боль пониже спины помешала ей броситься следом. А потом ее резко затошнило, и она открыла глаза на матраце Бедуинки, под голубым сиянием экрана.

— Тише ты — зад отшибешь, — прошелестела подремывающая рядом Крыса.

Кошке понадобилось несколько минут, чтобы прийти в себя и справиться с головокружением. Пошатываясь, она встала с матраца и, не обращая внимания на неодобрительные оклики, прямо по рассыпанной снеди зашагала прочь. Ей нужно обратно на Изнанку — нельзя же «уходить» на глазах у веселой компании.

Кошка зря боялась исчезнуть при свидетелях. Исчезнуть у нее не получилось ни при свидетелях, ни в одиночестве, ни при безмолвной поддержке троих котов. Она больше не смогла выйти на Изнанку. Ни сегодня, ни когда-либо в будущем.

Она чем-то разгневала Дом, и он ей отомстил, изгнав навсегда.

***

Заняться стало решительно нечем. Только слоняться целый день по извилистым коридорам, исхоженным вдоль и поперек, уже без надежды «прыгнуть». Покрикивать на перевозбужденных девушек и дожидаться, когда ее бывшая спальня опустеет. Рыжая и Русалкой почти все время проводили в четвертой, а вот Муха зачастила раскладывать не сходящиеся пасьянсы. Когда и она улетала, можно было привалиться затылком к боку Кошатницы и просто молчать. Та ни о чем не спрашивала, но Кошка все равно считала, что ее понимают.

— Какое будущее может быть у обрубка? — однажды серьезно спросила Кошатница.

— Не знаю. Какое?

— Знала бы — не спрашивала, — резко огрызнулась Кошатница, но продолжала почти просящим тоном. — Помоги мне уйти…

Кошка собиралась сказать, что не может, потому что и сама уйти не в состоянии, но Кошатница опередила ее, будто прочитав мысли:

— Не туда. И не сюда. Пожалуйста, помоги…

Кошка, не скрывая злости, глянула на подругу:

— Ты соображаешь, о чем меня просишь?!

Она и так в полной заднице, а лучшая подруга собралась на тот свет с ее помощью.

— Соображаю, — покорно согласилась Кошатница. — Поэтому и прошу именно тебя. Ты ведь меня понимаешь.

На душе стало гадко до неприличия. Кошке отчаянно захотелось схватить расшатанный стул и треснуть им по оконному стеклу, чтобы выяснить, что же прочнее. Или закричать от бессилия. Но пришлось подняться и тихо покинуть спальню, не забыв выключить свет — у Кошатницы болели глаза.

***

— Знаешь, я ее ненавижу, — задумчиво протянула Кошка, разглядывая черепа на картине под оптимистичным названием «Древо жизни».

— Кого? — Сфинкс, по случайному стечению обстоятельств, стоял рядом.

— Ведьму.

Сфинкс не уловил связи между Ведьмой и картиной Курильщика, но все равно уточнил:

— Почему же?

— Это все из-за нее. Не заводи она интрижек направо и налево, ничего бы не было.

— Тебе «Таро» так сказали? — Сфинкс тщетно старался сдержать злость. Кто такая эта Кошка, чтобы так говорить о Ведьме? Что она вообще может знать — это же не она носила письма между ними?

Кошка помотала головой, и Сфинксу удалось перехватить ее взгляд. Он, увидев незнакомую рыжеволосую фигуру в не самом приличном виде, все понял.

— Ты сама знаешь, что причина была не в Ведьме. И даже не в Мавре с Черепом.

— Знаю, — покорно согласилась она. — И это еще сильнее нервирует.

— Кому-кому, а тебе сейчас только нервироваться… — Сфинкс не собирался ее успокаивать хотя бы из уважения к памяти Ведьмы.

— Обсуждаем планы совместного побега? — когда Рыжий успел подойти и даже вклиниться между ними?

— Не побега, но предполагаемого «бунта красавиц», — отозвался Сфинкс.

— Красавиц? — Рыжий приложил ладонь козырьком ко лбу и стал вызывающе внимательно оглядываться по сторонам. — Здесь не осталось красавиц — Кошенька всех повыгоняла.

Насмешливый тон Рыжего стряхнул с Кошки тоскливую задумчивость.

— Никого я не выгоняла, — отозвалась она. — Красавицы сами как вас увидели — решили: на хрен надо.

Рыжий загоготал и вразвалочку двинулся дальше. Сфинкс ушел вместе с ним, а Кошка подошла к картине ближе, чтобы черепа превратились в груши.

Она солгала. Ведьму она не ненавидела уже давно. С тех пор, как представила, что на месте Черепа мог бы быть Чарли.

***

Она искала Крысу, а та, как назло, не находилась. Кошка решила, что она внепланово ушла в Наружность, но распахнувшаяся дверь комнаты для посещений убедила ее в обратном.

Крыса молнией пронеслась мимо нее, а из комнаты вышел низенький толстый мужчина в сопровождении растерянной Овцы. Кошка стиснула зубы — опять папаша Крысы испортил ей настроение, значит соваться с заказом ближайшее время бесполезно.

— Разве детям положено так разговаривать с родителями? — благоговейно возмутился мужчина, обращаясь то ли к Кошке, то ли к Овце.

— Ты стала бы так разговаривать с отцом, девочка? — Овца уже обращалась к ней, ища поддержки перед почтенным посетителем.

Овца плохо знала Кошку, а Кошка хорошо знала этого мужчину по рассказам Крысы.

— Я бы не стала так разговаривать с отцом, — охотно согласилась Кошка, и на лице Овцы мелькнуло довольное одобрение, но слишком рано. — Я бы такому отцу сразу вилку в глаз воткнула.

Кошка развернулась, чтобы не видеть вытянувшихся лиц и поспешила уйти, чтобы слышать как можно меньше Овечьих причитаний.

***

Хоть в тюрьме, хоть в церкви всегда можно достать запрещенные препараты. Что уж говорить про «социализированно-благополучный» Дом. И всегда и везде есть личности, осведомленные, как из разрешенных веществ сделать запрещенные.

Кошка замешивала в эмалированной кружке субстанцию из порошка, воды и дурно пахнущей эмульсии. В мультфильме в этот момент непременно появилось бы облачко в виде черепа с костями. Кошкины голова и сердце были абсолютно пусты, поэтому руки работали резво и ни разу не дрогнули. Будто разум, опасаясь гигантской перегрузки, начисто отключил все переживания.

Мимо пролетела крупная жужжащая муха, и Кошка проследила ее полет до самого слухового окна, из которого она вылетела попытки с двадцатой. Посмотрела на стакан с прозрачной жидкостью. Если не знать, что там замешана смерть, примешь за обычную мутную жижу, заменяющую домовцам алкоголь. Она аккуратну взяла стакан и пошла к своему крылу. Движения ее были еще более медленными и плавными, чем обычно, — не хотелось без необходимости растрясывать жидкость.

Она была бы рада, если бы в спальне кто-то был. Но кроме стайки котов и их хозяйки там было пусто. А скоро должно было стать еще более безлюдно.

Кошка включила свет и взглянула на Кошатницу. Та чахла на глазах. Щеки ввалились, делая лицо похожим на египетскую мумию. Мутный взгляд добавлял схожести с живым мертвецом. И, самое ужасное, во всем ее теле читалась печаль умирающей души.

Кошатница собиралась поинтересоваться, с какой стати Кошке не пьется чай в другом месте, но раздавшееся со всех сторон кошачье шипение доложило ей, что это совсем не чай.

В ее глазах мелькнула искра удивления — она уже не надеялась, что подруга осмелится помогать ей. А потом блаженное расслабление — она все-таки согласилась… Верная, умная Кошка. Она-то в отличие от других добреньких гуманистов понимает, как тяжело дается такая жизнь. Кошатница приняла бы ее отказ, хотя всем сердцем истинно надеялась на согласие.

А Кошка так и замерла со страшным зельем в руке. Оно неожиданно начало жечь кожу, так что больше всего на свете хотелось выбросить мерзкую кружку. Кошка вдруг почувствовала себя десятилетней девочкой, впервые оказавшейся в не слишком дружественном пристанище. Одинокой и напуганной. На глаза навернулись слезы, и Кошке стоило немалого труда их сморгать.