Неприятно было смотреть, как здоровый мужик валяется на коленях и воет.
– Хорошо, сядь, – Кирпичников сам присел на стул, повысил голос, – сядь.
Мартын послушно поднялся, тряся головой, подошёл и тяжело опустился на краешек стула.
– Скажи, чем ты можешь мне быть полезен?
– Я…
Аркадий Аркадьевич перебил бандита.
– Сколько человек в банде ты не знаешь? Где притоны ты не ведаешь? Да и Сафрон тебя ни за кого держит? Посуди, что ты можешь мне рассказать, чтобы новая власть тебе не пулю в лоб пустила, а срок дала?
– Знаю, всё знаю, – с жаром начал говорить, Аркадий Аркадьевич по опыту знал, перебивать не стоит, а потом можно будет отсеять лишнее, слова сыпались из Мартына, как из рога изобилия, – Сафрон у бабы живёт на Гороховой, она там давно обитает. Эта баба не проходящая, а душой к ней прикипел. Всё ради неё, хлопцы против неё настроены, но Сафрон никому спуску не даёт и её, как зеницу ока охраняет. Я сказал, что он ей целую квартиру на Гороховой то ли снимает, то ли подарил. Толком не знаю, но хозяева из той квартиры исчезли. Говорили, что за границу уехали, а я так думаю, что закопаны, где—то под землёй. А хлопцев у Сафрона тридцать два, это я в точности знаю. Не один раз он говорил и живут многие за городом, то ли в Озерках, то ли в Парголово. Вот этого я не знаю, ни разу не бывал. Может быть, обитают и там, и там. Не докладывал он мне. Помощником ближайшим у Сафрона Сашка Ахметов, по прозвищу Поручик. Страшный человек, ему кровь пустить, что рюмку водки выпить. Мать родную не пожалеет. Жестокий, одним словом, иноверец. Говорили, что он раньше абреком был, в горах жил, шайку держал, но что—то не срослось и ему пришлось бежать из насиженных мест. Здесь он и примкнул к Сафрону, стал правой рукой. Он держит всех в узде и, если что, так кровь пускает безо всякого. Жестокий, как все кавказцы. Это он семью Парамонова под корень извел. Это всё он, хлопцев на дело вызывает тоже он. За Сафроном, как тень ходит, но не всегда. Готов глотку за него любому перерезать. Песни очень русские любит, особенно, когда один певец с грубым голосом поёт, такой барин большой, его ещё хотели потрясти немного. Но Поручик запретил, даже Сафрон возражать не стал. Хлопцы были крайне недовольны, но стерпели.
Мартын умолк, тяжело дыша.
Каждый хочет жить, поэтому любыми способами старается купить себе немного дней, хотя бы за решёткой. Умирать таким людям страшно.
– Хорошо, – снисходительно сказал Кирпичников, – я буду ходатайствовать о том, чтобы тебя направили в тюрьму, но ты так и не назвал имени пассии Сафрона.
– А…
Кирпичников выразительно посмотрел на бандита.
– Ольга Фёдорова, служит в каком—то медицинском заведении, управлении, – поправил себя Мартын, потом сполз со стула на колени. – Я Бога молить за вас буду, – глаза покраснели от слёз.
Аркадий Аркадьевич вызвал конвой.
– Уведите в камеру.
Только через пять минут распорядился, чтобы привели второго бандита.
В кабинет вошёл высокого роста узколицый с болезненным выражением глаз на бледном лице человек, вальные волосы сосульками падали на лоб.
Начальник уголовного розыска жестом отослал конвой и внимательно осмотрел с ног до головы приведённого. Распоряжения снять наручники не дал, очень уж равнодушным был вид у одного из подручных Сафрона.
– Давненько я хотел с тобою встретиться, Серый.
– Господин начальник, вы б только свистнули, я б пред вами предстал, – с вызовом в голосе скривил губы Серков.
– Где ж тебя найдёшь и как позовёшь, если ты, как мышь прячешься.
– Это вы зря, я никогда не от кого не прятался, даже по городу в экипаже разъезжаю, не таясь.
– Ты садись, разговор, может быть, у нас будет долгим, всё зависит от тебя.
– С превеликим удовольствием, – осклабился Серый, показав гнилые зубы, – в ногах правды нет, – стул скрипнул, – хотя руки не причём, – протянул вперёд, лязгнул металл наручников.
– Привыкай, Василий, теперь до конца жизни их носить будешь.
– За что? – Возмутился бандит, – я ничего противозаконного не делал. Подумаешь, на экипаже разъезжал, так это не преступление.
– Да, это не преступление, согласен, но вот, когда ты нож в дело пускаешь и людей по чём зря режешь, так это по нынешнему времени, ой, какое преступление, если мне память не подводит, то по последнему распоряжению Председателя Правительства от двадцать пятого октября нынешнего времени расстрелом пахнет.
– Какое ещё такое распоряжение? – Бравада не сходила с лица Серого, хотя тень обеспокоенности мелькнула в глазах.
– Одно из последних, в точности слов не помню, но начинается со слов «враг стоит у ворот столицы» и так далее, ты же понимаешь, что в городе объявлено военное положение, ну и согласно ему все законы отменяются, вводится смертная казнь.
Василий закусил нижнюю губу, опустил голову. Казалось, задумался, но потом поднял голову и весёлыми глазами посмотрел на начальника уголовного розыска.
– Судьба такая рисковая у нас, гуляй, пока времечко позволяет, а потом гори оно всё синим пламенем. Жизнь – копейка, сегодня полный карман, а завтра – пуля в лоб. Вы нас к стенке, мы вас ножичками, так что жизнь идёт. Одному чёрту ведомо, когда нить прервать.
– Чёрту ли?
– Кому ж ещё? Бог далеко и не всё видит, иначе порядок бы давно на земле навёл. А так получается, – ухмыльнулся бандит, – вы нас в застенок, мы вас на ножи. Баш на баш.
– Какие ножи?
– Будто не знаете, вот давеча, – Серый увидел недоумённый взгляд начальника уголовного розыска, на миг застыл, подозревая, что ещё ничего не известно об убийстве агента, поэтому от греха подальше откинул браваду, вытер рукой лицо, зло взглянул и добавил, – это я так, к слову.
Кирпичников смотрел на Серого. Этот бандит оказался не таким трусливым, видимо, давно смирился с тем, что ходит по лезвию бритвы и в любую минуту жизнь оборвётся. Беседовать с ним не имело смысла, ничего не расскажет, только браваду вперёд себя выставит, и будет только отшучиваться.
Аркадий Аркадьевич распорядился увести бандита.
Кунцевич пришёл в отделение через несколько минут после того, как Василия Серкова увели в камеру. Кирпичников перебирал в голове разговор с Мартыном. Конечно, много от него получено, но что из сказанного является правдой. Слишком много слов, может быть, бандит почувствовал, что жизнь висит на ниточке (Аркадий Аркадьевич улыбнулся, приходится прибегать ко лжи, чтобы получить интересующие сведения) и надо за эту самую жизнь бороться, пока головы не лишился. А жить можно припеваючи и в тюрьме, лишь бы под землю власти не закопали.
– Как мне сказали, вы уже допросили задержанных? – После приветствия спросил Мечислав Николаевич.
– Оказали мне честь наши бандиты, особенно Мартын, поведал он мне про Сафрона.
– Неужели?
– Представьте себе, Серый держался с некоторым достоинством и невозмутимостью, а вот Мартынюк раскис и для спасения жизни начал петь канарейкой.
– И что напел?
– Рассказал, что Сафрон имеет на Гороховой женщину, которую бережёт и лелеет. Нам стоит там побывать, как можно скорее. Потом он подтвердил, что Поручик является правой рукой главаря, приехал с Кавказа, где некоторое время скрывался от полиции и занимался грабежами, запугиванием людей. он, в самом деле, горячий поклонник Шаляпина и когда возникло предложение реквизировать у певца деньги, драгоценности, был против и его послушали.
– С Кавказа, говорите?
– Именно оттуда и звать его Александр Ахметов.
– Ахметов, Ахметов, – наморщил лоб Кунцевич, словно силился что—то вспомнить, – что—то знакомое, не могу припомнить.
– В тех краях фамилии подобные, не сочтите за труд, Мечислав Николаевич, проверьте в нашем архиве, есть ли такой абрек у нас или нет?
– Хорошо, сейчас исполню.
– А я пока прикину, как лучше нам устроить засаду на Гороховой.
– Может быть, застанем там Сафрона? – С надеждой в голосе произнёс Кунцевич.