– Допекли, видно, тебя, Иван Петров сын, до ручки.

– А то! – Осклабился Мартын.

– Ты мне другое скажи, где ты третьего дня провёл?

Бандит сощурил глаза и с нескрываемой ненавистью посмотрел на начальника уголовного розыска, как—то тяжело вздохнул.

– У бабы, говорю.

– Есть имя и фамилия у бабы? И проживает, надеюсь, не на улице?

– Вам—то почто это надо?

– Просто интересуюсь.

Мартын сжал губы, было видно, как начал нервничать.

– Моя жизнь, мои бабы, что я должен перед кем—то отчитываться? – Стакан в руке трясся и расплёскивался чай.

– Вот смотрю на тебя, – Кирпичников откинулся на спинку стула, – и диву даюсь. Здоровый мужик, руки на месте, ан нет, крови возжаждал, захотел по лёгкому денег срубить. Ты думаешь, я не знаю, что это ты со товарищи Парамоновскую семью под корень извели.

Взгляд помутнел, у переносицы Мартына сморщилась кожа, словно он задумался и ищет ответ, но только тяжело задышал и с силой поставил стакан на стол.

– Любите вы в сыскном тень на плетень наводить. Никакого Парамонова я не знаю, и знать не желаю, – сложил руки на груди.

– Верю, что знать его не желаешь, потому что скоро похоронят Сидора Викентьевича по твоей прихоти. А ещё мне доподлинно известно, что жена Парамонова оставила на твоём лице следы от ногтей, кожа твоя там осталась.

Мартын схватился за лицо.

– Не запутаете меня, ваше благородие, – с оттенком презрения произнёс бандит, – какие ногти? Какая кожа? – Он опять провёл рукой по щеке.

– Как какие? – С таким непосредственным актёрским удивлением сказал Кирпичяников. – Ты что не знаешь, что наука давно шагнула вперёд, тем более, пока ты в камере спал, мне Василий столько историй рассказал, что впору роман писать.

– Какой Василий? – Насторожился Мартын.

– Василий Серков по кличке Серый. Любит, говорил наш Мартынушка, баб, ой, как любит, особенно молоденьких, которых рука мужская не коснулась, – начал импровизировать Аркадий Аркадьевич, – вот на квартире Парамонова, что случилось? Правильно, взыграла мужская стать у Мартына, вот он и не сдюжил, что даже от Сафрона получил.

При упоминании главаря бандит поник плечами, но потом опять расправил, бросая вызов начальнику уголовного розыска.

– Так понапраслину на тебя Серый возводит или истинную правду глаголет?

– Не знаю никакого Парамонова, – в словах Мартына слышались нотки неуверенности, вцепился пальцами себе в ляжки и не чувствовал боли, – не был я нигде и Серого встретил только в экипаже.

– Понимаю, что хочется из воды выйти сухим, но не получится. Знаешь почему?

– Почему? – Передразнил начальника уголовного розыска Мартын.

– Парамоновское дело, хоть и кровавое, но не самое главное. Ты ж, наверное, слышал, у кого машину забрали недавно ночью?

– Ну, – пробурчал бандит.

– Не ну, разве Сафрон не говорил? – Мартын молчал. – Ну и я не буду говорить, но запомни, голубчик, теперь уголовному розыску выданы полномочия без суда и следствия пускать в расход грабителей, воров, убийц и мошенников. Слишком много вас на свеете развелось. Так что мне с тобой время терять недосуг, мне надо таких, как ты ловить и к стенке ставить.

– Слышали мы такие речи в феврале, да вот все на свободе, – ухмыльнулся бандит, ощерив жёлтые зубы.

– Хочешь, верь, хочешь, не верь. Ты ж у нас грамоте обучен и читать можешь. Так?

– Учили, – уклончиво ответил Мартын.

– Лучше вот здесь прочти, – Кирпичников достал из верхнего ящика стола газету от 14 июля текущего года, сверху стояло название «Народная газета», – полезно будет для твоего образования.

Бандит с осторожностью взял сложенную газету, недоверчиво просмотрел заголовок, хотел, было, отложить в сторону, но начал медленно, шевеля губами, читать: «Резолюция собрания воров». Вопросительно взглянул на начальника уголовного розыска, потом продолжил:

«

Мы, собрание воров, обдумали: если будете учинять над нами самосуд, то мы единогласно собранием обсудили – принять всевозможные меры, основанные на том, что будем делать поджоги со всех сторон Петрограда и также взрывы.

Не думайте, что у нас нет средств, чем мстить. Поверьте, что будет хуже, чем внешний враг.

Во—первых, у вас есть временный суд. За каждое наше преступление сажайте нас по тюрьмам, ну, на место 3 месяцев, давайте нам год, на место года, давайте 3 года.

Но не терзайте нас, как негодную животную. Другую животную не терзают так, как сейчас терзают нас.

Во—вторых, со временем мы сами опомнимся. И будем такие же вольные граждане, как и все.

Собрание воров».

– Что здесь не так? Истинная правда,– поднял удивлённые глаза бандит.

– Откуда тебе знать, если только по бабам живёшь?

– Да, я, – Мартын смутился и зло скользнул взглядом по Кирпичникову.

– Вот и я говорю, что надо вывести вас, старых воров да бандитов, под корень, а молодые поостынут, да за голову возьмутся. Не захочется им стоять у стенки в ожидании пули.

– Враньё всё, – теперь недоверчивый взгляд скользил по начальнику уголовного розыска.

– Может быть и враньё, но для тебя пришёл последний час. Указание от министра спустилось не шутки шутить, так что отвезут тебя за город, там и закопают, как бездомную собаку. Никто не узнает, где кости твои истлеют.

– Сколько раз грозились, – попытался улыбнуться Мартын, но улыбка вышла кривой и какой—то испуганной и недоверчивой.

– Ты думаешь, власть всегда нянчится с такими, как ты и Сафрон, будет? Вы значит, убивать будете, а вам в тюрьме усиленное питание? Каждый должен отвечать за свои поступки, вот ты не пожалел девочек десяти лет? Не пожалел, похоть свою потешил, вот теперь пришёл час расплаты. Мне жаль, – Аркадий Аркадьевич сел и откинулся на спинку стула, уперев сощуренные глаза в бандита. Старался, чтобы голос не выдал обмана, а звучал устало и безо всякого напряжения, как у актёра, не имеющего желания сорвать представление плохой игрой, – что такой, как ты попался первым. Хотелось бы посолиднее бандита, такого, как твой главарь Сафрон, но пока приходится иметь дело с такими, как ты.

Где—то вдалеке на улицах города раздались несколько выстрелов.

– Может, ты не первый, – задумчиво сказал Кирпичников и кивнул на окно.

Мартын ёрзал на стуле и не знал, куда деть руки.

– На окнах решётки, – предупредил начальник уголовного розыска, – за дверью конвойный, так что не делай лишних движений, вредно для здоровья.

Только теперь Аркадий Аркадьевич под маской ёрничания, напыщенности и фанфаронства таится обычный страх. Это когда против бандита безоружные и беззащитные, то он чувствует себя непобедимым богатырём и героем. Но когда сгущаются тучи над головой, куда бравада и смелость девается?

Мартын сжал губы и рыскал по кабинету глазами, возможно в попытке освобождения.

– Не советую, – металлическим голосом сказал Кирпичников.

– Что? – Вопрос прозвучал, как бы, между прочим.

– Ещё раз повторяю, на окнах решётки, за дверью вооружённый конвой.

– Я…

Кирпичников нажал на звонок и в кабинет вошли три солдата, вооружённые винтовками.

– Готовы? – Спросил Аркадий Аркадьевич, косясь на бандита.

– Так точно, – ответил старший.

Мартын подскочил и в три шага оказался в углу кабинета, вжавшись в него спиной.

– Никуда не пойду, – взвизгнул он и упал на колени, – не хочу, не хочу, – голос звучал протяжно и с придыханием, – не пойду.

Кирпичников жестом указал солдатам, чтобы вышли.

– Ты, Иван сын Петров, как я понимаю, уголовному розыску без надобности, ничего не знаешь, только время приходится с тобой терять. Крови на тебе, как на деревенской собаке блох, а значит, от твоей смерти только выгода жителям. Меньше станет в столице на одного грабителя.

– Что вам надо? – Взвизгивал Мартын.