– Вечером?

– Так я слышал.

– Уже вечер, – посетовал Кирпичников.

– Успеем, – твёрдо сказал Мечислав Николаевич, посмотрел на Валевского, – оружие при себе?

– А как же, – с обидой в голосе сказал Семён и похлопал по животу, где за поясом брюк находился офицерский наган с самовзводом.

Кирпичников достал из верхнего ящика стола пистолет, проверил патроны в нём.

– Тогда с Богом, Мечислав Николаевич?

– С Богом, Аркадий Аркадьевич, – Кунцевич посмотрел вначале на Валевского, потом на Кирпичникова, – воинство у нас не слишком многочисленное. Я узнаю, кто ещё остался в отделении и прикажу найти извозчика. Вызывать кого—либо, видимо, уже поздно.

– У нас же есть авто? – С сомнением в голосе произнёс начальник уголовного розыска.

– Я узнаю.

Через несколько минут помощник вернулся.

– Шофёры разъехались по домам, но хорошая новость, извозчик нас ждёт на улице. Что, Семён, не страшно?

– Первые пять лет было страшно и от пуль шарахался, а теперь. – Валевский хмыкнул, – один раз живём, поэтому что суждено, от того не уйти.

– С Богом, господа, и с удачей.

Перед баней находилась небольшая площадь, на которой пересекался Каменоостровский проспект с маленькой не приметной улочкой. Начинало смеркаться, однако сумерки ещё не взяли верх над городом, воздух только начал насыщаться серыми красками.

Валевский проверил и доложил, что господин с фотокарточки не появлялся, однако заказал с утра самый дорогой номер, оставил задаток и приказал приготовить закуски.

– К которому часу должен объявиться наш клиент? – В пол голоса спросил Кунцевич, внимательно поглядывая на проспект и видимую часть маленькой улочки.

– К девяти приказали.

– Прямо—таки приказали? – Не поворачивая головы, произнёс Кирпичников.

– Так и сказали мне, этот с карточки каждую неделю здесь бывает. Больно уж буянит, сказали.

– Что не откажут?

– Так платит хорошо, вот и терпят.

– Сколько их должно быть?

– Обычно двое, но иной раз и трое приезжают.

С полчаса стояли в сгущающейся тени одного из домов, определённого плана не выработали. Понадеялись на русский национальный «авось», придёт час и видно будет, как действовать. Аркадий Аркадьевич жалел, что не вызвал ещё агентов. Дело, казалось, сплошной авантюрой. Теперь главное живыми остаться, даже если бандиты и уйдут.

Так и получилось.

Заметили издалека, как по Каменноостровскому гнал лихач. Почему—то сотрудники уголовного розыска сразу уверились, что едут бандиты.

Приготовились.

Семён кинулся наперерез, схватил лошадь под уздцы, да и извозчик потянул на себя поводья, чтобы не сбить бросившегося под копыта кормильца. Кирпичников вытащил не один, а два пистолета, вскочил на подножку, ударил рукояткой ближайшего разбойника, которого узнал по фотокарточке. Кунцевич оказался со второй стороны и ткнул бандиту ствол в лицо и прошипел: «Руки!»

Никто из шайки Сафрона, сидевшие в экипаже, а это были Мартын и Серый, не успели сделать ни одного движения, чтобы выхватить револьвер тем более, что глаза покраснели от выпитого.

На том же экипаже доставили задержанных в уголовный розыск. Прежде, чем отпустить лихача, проверили, не состоит ли в банде.

Мартын, опознанный по фотокарточке, как Иван Петрович Мартынюк, уроженец Екатеринославской губернии, протрезвел, когда оказался в камере за тяжёлой железной дверью. Сразу же присмирел. Видно, запал улетучивался по мере приближения к Офицерской улице. Первое время его не вызывали на допрос, даже конвойный не подходил и не отвечал на стук. Бандит на исходе первого часа занервничал, неизвестность угнетала больше, чем поимка за какое—либо дело.

Второго, который оказался Василием Серковым по кличке Серый, тоже оставили в покое. Неизвестность всегда даёт повод понервничать и начать совершать ошибки, хотя бы в словах.

Кирпичников же сказал: «Пусть ночку потомиться в безвестности, тогда и станем допрашивать. Сейчас всё равно ничего не скажет, а будет удалью хвалиться и свысока смотреть». Потом распорядился, что утром, когда начнёт допрос, были в отделении три солдата с винтовками, благо можно договориться с воинскими начальниками части, находящейся рядом.

На вопрос Кунцевича «зачем?», только улыбнулся и произнёс «надо».

4.

Тучи продолжали висеть над городом, сгустившаяся от них тьма не собирается отступать, а зависла, казалось, навсегда, не делая попытки пролиться на серый город холодным осенним дождём.

Кирпичников остался ночью в отделении, постелил на кожаный диван плед, сверху на себя набросил пальто и приказал не тревожить до утра, кто бы не спрашивал и не интересовался местопребыванием. Провалился в сон мгновенно и до утра ни разу не проснулся.

На рассвете попросил дежурного чиновника принести самовар, два стакана, сам же достал из шкафа сушки. Первым решил допросить Мартына. Узнать, насколько крепкий орешек, можно ли через него добраться до Сафрона. На всякий случай сунул за ремень револьвер. Время непредсказуемо, это раньше бандиты руки поднимали и отбрасывали оружие в сторону, признавая совершённое преступление, получали за это половину, отмеренного законом срока, а ныне…

Марты с чёрными следами царапин через всю щёку, остановился у двери в кабинет Кирпичникова, насмешливым взглядом окинул помещение.

– Бедновато тут у вас, – скривил губы в улыбке.

Конвойный подтолкнул бандита в спину, тот обернулся и сказал сквозь зубы.

– Эй, потише, – и направился к столу, возле которого стоял стул.

Сел.

– Я вам нужен? – Спросил конвойный.

Кирпичников не успел ответить, как Мартын протянул вперёд руки в наручниках.

– Я что так и буду в них сидеть.

Аркадий Аркадьевич кивнул. Щёлкнул сперва первый замок, потом второй.

– Если понадобишься, позову.

Конвойный вышел.

– Ну, здравствуй, Иван Петрович! – Начальник уголовного розыска сел на свой стул.

Мартын ничего не произнёс, только потирал запястья.

– Чаю не желаешь? – Глаза Кирпичникова внимательно смотрели на задержанного, отметил следы на лице слова врача.

– Я бы дома попил в тишине и покое, – голос Мартына звучал спокойно и нагло.

– Успеешь, – Аркадий Аркадьевич разлил по стаканам чай. – Угощайся, – указал на сушки.

Бандит хотел, что—то съязвить, но не стал, всё—таки взял стакан в руку и отпил маленький глоток, скривившись от прикосновения горячего напитка к губам.

– Я вот, что хочу понять, отчего на меня с Серым вы наскочили и в чём мы провинились? Вопрос Мартына звучал невинно, но был эдаким разведочным. Он не догадывался, за что его арестовали. Следов, вроде бы, никаких нигде не оставили, тем более свидетелей, способных опознать. Поэтому бандит чувствовал себя вольготно и непринуждённо.

– Скажи мне, Иван Петров сын, кто тебя так? – Кирпичников коснулся своей щеки.

Мартын напрягся, ожидая подвоха со стороны начальника уголовного розыска, но в глазах ничего не увидел, кроме любопытства.

– С бабой своей повздорил, не нравится ей, когда я других щупаю, – бандит засмеялся своей, показавшейся ему смешной остроте.

– Бабы все одинаковы, – поддержал Аркадий Аркадьевич, – чуть что, сразу в лицо когтями, знакомо мне.

– А то!

– Скажи—ка мне, друг ситный, как поживаешь при новой власти? Не притесняет, как прежняя? Нужды не испытываешь?

Мартын опять насторожился, но чая на стол не поставил, только предательски позвякивала ложечка в стакане.

– Живу, не тужу, вот только в баню собрался, как вы тут. Я целую ночь гадал, чем я провинился? – Пожал плечами бандит. Вроде живу мирно, никого не трогаю, а вона раз и я в каталажке. А вы говорите, как при новой власти живётся?

– У твоей бабы не Парамонова фамилия? – Аркадий Аркадьевич смотрел в глаза Мартыну, сперва, что—то промелькнуло, но потом начала подёргиваться щека.

– Я у баб фамилии не спрашиваю, они мне нужны для другого дела, – щека стала подёргиваться ещё больше, и зубы звякнули о край стакана.