– Должен я ему, вот третий день разыскиваю.

– И много должен?

– Да дело не в количестве, – Спиридон улыбнулся развязной улыбкой, одним глотком опустошил содержимое стакана, вытер губы рукавом и заодно понюхал его, – не хочу ходить в должниках.

– Благое дело, – косой смотрел то на Мишина, то на товарища с расцарапанным лицом, который налил стакан Кости чуть ли не до краёв.

– Ты давно Мартына знаешь?

У Спиридона резко застучало сердце и по спине под рубахой поползли капли пота.

– Да, не очень, – уклонился от ответа и поднёс к губам стакан, чтобы не уточнять.

– Зная Мартына, – говорил тот с расцарапанным лицом, – я крайне удивлён, что он вообще в долг дал, у него зимой—то снега не выпросишь, не то, что денег.

– Мы ж с ним земляки, – глухо проговорил Спиридон.

– Из Самары стало быть?

Мишин только улыбнулся.

– Вот что, мил—человек, мы нынче к Мартыну идём, можем и тебя прихватить или может здесь должок спустим? Компания, чай, подходящая, – засмеялся скрипучим смехом тот с расцарапанным лицом, подмигнув правым глазом одному из сидевших за столом. Узколицый бледный с болезненным выражением глаз смотрел то на расцарапанного, то на Мишина, потом незаметно кивнул головой, что, мол, всё понял. – Так с нами али как?

– С вами, – выдохнул агент уголовного розыска, понимая во что ввязался, но назад идти поздно.

– Так пошли?

– Пошли.

– На посошок? – Тот, с расцарапанным лицом, налил по стаканам, Мишину больше всех.

Вышли из заведения втроём, за ними увязался ещё один из компании.

Спиридон спиной чувствовал настороженные взгляды двух попутчиков, но пока ничего сделать ничего не мог.

В соседнем проходном дворе агента толкнули к стене и прижали руки к шершавой поверхности, в горло упёрлось острие ножа.

– Теперь, голубок, говори, зачем тебе Мартын?

– Долг же…

– Ты мне байки не сказывай, зачем его ищешь? – Одно движение и лезвие глубоко расцарапало кожу. Костя почувствовал, как струйка побежала под рубаху. – Ну?

Мишин молчал.

– Из уголовки? – Спросил второй.

– Что знаешь о Мартыне? – Спросил тот с расцарапанным лицом. – Что молчишь? Вот и я не помню, чтобы кому—то в долг давал, тем паче уголовному агенту? А?

Нож оторвался от горла и резким профессиональным движением убийцы Мартын ударил Мишина под рёбра. Острое лезвие, не встретив препятствия в виде рабочей куртки, вошло в тело, упёршись крестовиной. Костя застыл, глаза начали стекленеть. Бандит вытер лезвие о пальто пока придерживаемого руками агента.

– Значит, уже нас ищут, оповестить Сафрона надо бы – сказал в пол голоса Мартын и кивнул второму, мол, пошли, здесь делать нечего.

Аркадий Аркадьевич первым просматривал папку и передавал помощнику, брался за следующую и она уходила в руки Кунцевича. Девять не так много, что надо было найти в лучшем случае знакомство с Сафроном или с кем—то из его знакомых.

Мечислав Николаевич начал просматривать последнюю, закрыл крайнюю страницу и положил на стол.

– Видимо, вы, Аркадий Аркадьевич, правы. Я бы тоже выбрал этих, – он указал на бумаги.

– Кто из них?

– Я бы поставил на…– начал перебирать папки и откладывать в сторону некоторые из них, – Мартынюка, вот этого Белова и вот этого Белякова.

– Они мне тоже показались заслуживающими внимания. Но ознакомить надо со всеми фотографиями. Не хочу, чтобы наша ошибка стоила кому—то из наших агентов жизни.

– Вечером, – Кунцевич достал из кармана часы, щёлкнул крышкой, – да, сегодня вечером я ознакомлю всех, но мне не нравится держать сотрудников в неведении относительно Керенского.

Кирпичников тяжело вздохнул и его лицо передёрнулось.

– Вы думаете. Мечеслав Николаевич, что я в восторге от того, что столь важное обстоятельство приходится скрывать? – Помощник молчал. – Вот именно, но здесь замешана обычная политика. Вы посудите сами. На главу государства совершено нападение в центре столицы, при том, что улицы наводнены армейскими патрулями. Это не скандал, это больше. Получается, что новые власти, в отличие от прежних, не в состоянии справится с преступностью. Вы понимаете, чем это грозит нам всем? Я не хочу выступать защитником Керенского, к нему у меня много вопросов и претензий, но он пока что единственный на вершине власти, кто может что—то изменить. Может быть, я его идеализирую, но честно высказываю вам свои мысли.

– Я всё понимаю, но мы с вами, Аркадий Аркадьевич, не сходимся в одном вопросе. Для меня Керенский – обычный болтун, который только и может, что заводить речами толпу, а страна, простите, не толпа, а великое множество людей со своими мыслями и чаяниями. И вот глава должен стоять на страже их, а не собственных шкурных интересов, как остаться у власти.

На лбу Кирпичникова прорисовались морщины, и он довольно серьёзных тоном спросил.

– Значит, вы хотите уйти?

– Аркадий Аркадьевич, борьба с преступностью не зависит от власти. Поэтому, – махнул рукой, – куда я от вас денусь. Я всю жизнь борюсь с уголовниками, а мои мысли этой борьбе не помеха.

Начальник уголовного розыска протянул руку помощнику, тот пожал её.

– Значит, отбросим политическую шелуху?

– Отбросим, – тихо сказал Кунцевич.

Вечером агенты собрались поделиться услышанными в разных питейных и злачных заведениях сведениями. Получалось, что почти никто ничего правдивого о банде Сафрона не слышал. То, что она обитала в столице, подтвердили многие, но вот более подробной информации собрать не удалось. То ли многие из уголовных боялись за болтливость потерять не только язык, но и саму жизнь, то ли передавали друг другу обычные сплетни, обрастающие от передающего к слушающему всё более и более неправдоподобными подробностями, выдумываемыми на ходу.

Не явился только Спиридон Мишин. Поначалу Кирпичников подумал, что агент просто разочаровался во службе и не захотел даже прийти, чтобы оповестить о своём уходе, но никто из приятелей Мишина не слышал таких мыслей, наоборот Костя загорелся новым делом и направился в питейные и злачные места на Лиговке, резонно предполагая, что там можно узнать больше сведений. Об опасности уголовный агент отзывался, как о профессиональной необходимости.

Кунцевич каждого из сотрудников ознакомил с фотографиями подозреваемых, особо отметил лиц, которые более всего подходят на роль подручных Сафрона. Внимательно изучали лица на фотокарточках.

Когда все разошлись, в кабинет Кипичникова кто—то постучал. На приглашение войти, дверь отворилась и на пороге оказался Семён Валевский. Агент со стажем, пришедший в сыскную полицию, когда в девятьсот пятом распоясались не только мятежники, поднявшие руку на Царя—батюшку, но и уголовники, под шумок начавшие озоровать, пока власти не стали без суда и следствия погромщиков ставить к стенке, угощая разбойников, да и бунтовщиков свинцовой маслиной.

– Я вот по какому вопросу, – Валевский замялся. Привык выполнять поручения начальников, а не ходить к ним на приём. Покраснел, теребя в руках кепку. – Вот давеча вы фотокарточки показывали…

– Было дело, – повернулся к вошедшему Кунцевич.

– Мечислав Николаевич, – укоризненно произнёс Кирпичников, давая понять, что мешать не стоит.

– Да, показывали мы, ты кого—то узнал? – Спросил Аркадий Аркадьевич.

– Не то, чтобы узнал, – смутился Семён, не зная, как продолжить.

– Вот карточки, – Кунцевич разложил фотографии на столе, – который кажется тебе знакомым?

– Вот этот, – ткнул пальцем Семён.

– Этот? Не ошибаешься? – Лицо Кирпичникова стало серьёзным, глаза сощурились и узкими щёлочками взирали на Валевского.

– Не, именно его сегодня я видел в трактире на Сенной.

– Так, значит на Сенной? – Уточнил Кунцевич. – Он один был?

– Нет, за столом четверо сидело, но этих, – Семён показал на фотографии, – с ним не было.

– Ты слышал, о чём они говорили?

– Вот этот с карточки вечером собирался в баню на Каменноостровском.