– Павел Николаевич, наше время слишком сложное, когда необходимо решать вопросы, от которых зависит существование государства, но поверьте, я не хочу преувеличивать роли уголовного розыска, спокойствие граждан немаловажное обстоятельство. И если завтра горожане не смогут себя на улицах чувствовать себя в безопасности, то они могут выйти и смести существующую власть, как в феврале.

– Да, вы, – возмутился министр, у него не хватало слов, и он только раздувал щёки от возмущения.

– Павел Николаевич, – спокойным голосом произносил Кирпичников. – мои слова ни в коей мере не направлены против власти, я – сыщик и умею ловить преступников. Никогда в жизни не стремился стать политическим деятелем. Ошибка Временного Правительства в том, что выпустили из тюрем не только противников царского режима, но и всяких воров, грабителей и убийц. Я ни в коей мере не осуждаю этого решения, но надо было сразу же искоренить преступность на улицах или, по крайней мере, сделать всё, чтобы граждане чувствовали дома себя в безопасности.

– Я даже не знаю, – руки Малянтовича вцепились в подлокотники кресла. – устраивать вам встречу с Керенским или нет.

– Если вы имеете желание начать истреблять всякую уголовную шваль, то в вашей власти испросить аудиенции для меня.

– Я вас услышал, – глаза министра горели.

– Разрешите, Павел Николаевич, мне отправится домой. Извините, но сегодня я слишком устал. Тем более предстоят похороны моего сотрудника, погибшего от руки противника нынешней власти.

– Не смею вас задерживать, – сухо сказал Малянтович, но тем не менее протянул руку Кирпичникову и с интересом посмотрел на начальника Бюро уголовного розыска.

Не успел Кирпичников выйти из здания Министерства, дверь которого услужливо открыл привратник, сзади послышался торопливый топот догоняющих ног.

«Как в старые добрые времена, – вначале подумал начальник уголовного розыска. Натягивая на руки перчатки, а потом мелькнуло, – а что этому—то надо?»

Секретарь министра, глубоко дыша от быстрого бега, произнёс:

– Аркадий Аркадьевич, Павел Николаевич просит вас вернуться.

– В чём дело?

– Прошу прощения, но причины я не знаю.

Кирпичников остановился, с минуту подумал и пошёл к лестнице, следом семенил Сергей Григорьевич.

Сафрон с неподдельным интересом рассматривал гостиную, портреты на стенах, дорогую посуду за стеклянными витринами. На лице играли желваки. Мол, могут жить люди, а его детство прошло в кромешной нищете и вечных отцовских побоях.

– Доброй ночи, господа! Чем могу быть полезен? – Раздался довольно громкий приятный на слух голос. У дверей стоял хозяин в надетом байковой халате, перехваченном витым толстым шнуром.

– Сидор Викентьевич Парамонов? – Спросил Сафрон, лицо преобразилось в заискивающее, но с мёртвыми глазами, которые прищуренными щёлочками смотрели на хозяина.

– Совершенно верно, я – Парамонов, позвольте узнать цель вашего визита в столь поздний час? И позвольте полюбопытствовать с кем имею честь разговаривать?

– Николай Михайлович Сафронов, экспроприатор, – улыбнулся собственной шутке главарь.

– Не расслышал вашей должности?

Мартын ступил на шаг вперёд, но остановился под пристальным взглядом Сафрона.

– Нет, – улыбка главаря стала шире и добродушнее, – вы, Сидор Викентьевич, расслышали правильно мою нынешнюю должность, экспроприатор, – поклонился, словно на сцене, поднеся руку к груди.

– Экс…экс…про… – хозяин так и не смог сказать слово до конца.

– Экс—про—при— а—ци—я, – по слогам произнёс Сафрон, – неужели не разу не слышали, Сидор Викентьич?

– Отчего же? – С недоумением говорил Парамонов. – Слышал, конечно, но…

– Никогда не предполагали, что это коснётся вас, лично?

– Да, – признался купец.

– Вы же знаете, Сидор—э—э—Викентьич, что революцию необходимо подпитывать денежными средствами, иначе, придёт старая власть. Вы же не хотите, чтобы вернулся царь?

– Не хочу, – глухо сказал Парамонов.

– Вот поэтому, как представитель революционного народа, предлагаю вам внести посильную лепту в дело революции, как я понимаю. Ранее вы были лишены такой возможности? Так?

– Да, лишён.

– Вот сейчас мы такое положение исправим, итак, какую сумму вы готовы пожертвовать на дело революции?

Мартын осклабился, глядя на главаря, приоткрыв рот, в котором чернели несколько чёрных провалов вместо зубов.

– Я…

– Сидор Викентьевич, мы ждём.

Поднимаясь по лестнице, Аркадий Аркадьевич был готов к отставке, слишком напряжённым состоялся разговор с министром. Начальник уголовного розыска прикидывал, как добраться до родных. Поезда, к4онечно, курсируют между городами, но слишком много задержек и отмен. Времена смутные и непредсказуемые, как сейчас. Ограбили главу государства уголовники, которых росчерком пера сам же глава, будучи министром юстиции и выпустил на волю. Сейчас же пожинаются плоды такого безрассудства.

– Аркадий Аркадьевич, – министр шёл навстречу Кирпичникову, протягивая обе руки, – хорошо, что вы не уехали. Я очень рад, – Малянтович выразительно посмотрел на секретаря, который сразу же покинул кабинет, с осторожностью прикрыв за собою дверь, – Александр Фёдорович готов уделить вам четверть часа и встретиться сейчас.

– Но…

– Никаких «но», машина ждёт.

– Я разве против.

До Зимнего дворца, где располагалась резиденция Председателя Правительства России было недалеко, но картина пустынных улиц, по которым ветер гонял обрывки прокламаций, афиш и всяческого мусора, удручала. Казалось, что столицу навеки покинуло население и теперь пустота берёт верх над обезлюдившим городом.

Кирпичников смотрел в окно, печальные мысли одолевали начальника уголовного розыска.

Вслед за правительственными учреждениями в Зимний Дворец переехал и Керенский. Председатель Правительства занимался текущими делами по двенадцать – четырнадцать часов, поэтому проживание на месте службы диктовалось практическими соображениями. Так сказать, вопросы решались, не отходя от места отдыха. Но престижу Александру Фёдоровичу не добавило. Зимний Дворец больше ассоциировался с именем царя, а здесь глава государства занял покои Александра III, но больший удар нанесён фактом того, что когда Керенский находился во дворце, над крышей вздымался красный флаг, говоривший о том, что первое лицо государства в резиденции, когда отъезжал на фронт или по важным делам в другие города Российского Государства стяг опускался. Так было при Николае II, а значит, и народное Временное Правительство ничем не отличалось от отрёкшегося от престола монарха. Среди недоброжелателей Керенского появился новый повод для нападок. По стране поползли слухи, один нелепее другого. Говорили, что Керенский посватался к одной из царских дочерей, что он спит е кровати бывшей императрицы. Сам Керенский своим неосторожным поведением тоже давал пищу для сплетен. Как—то он пошутил, что его росчерк А. К. напоминает вензель "Александр IV". С тех пор в кругу врагов никто не называл его иначе, как Александр IV.

Аркадий Аркадьевич никогда не смешивал политику и уголовщину, а сейчас, в этом не очень дешёвом авто, под убаюкивающий рокот мотора в голове роились не очень приятные мысли. О деле думать не хотелось, надо было вначале услышать, что будет сказано или утаено от ушей начальника уголовного розыска.

Остановились у подъезда. Пропустили не сразу, в первую очередь проверили. Хотя лицо Малянтовича здесь давно примелькалось.

После поднялись на третий этаж, где в библиотеке бывшего российского монарха располагалась не только приёмная Керенского, но и комната, где проходили совещания, заседания и выслушивание министерских и военных докладов.

Пришедших встретил сам Керенский, лицо которого со следами тяжёлых бессонных ночей, казалось каким—то желтоватым, бритое с нездоровой больной кожей и опухшими красными глазами. Голова слишком большая по туловищу. Френч, галифе, сапоги с гетрами – все это делало его похожим на штатского, вырядившегося на воскресную прогулку верхом.