– Куда? Куда вам надо? – удивлённо спросил секретарь.
– Домой, – рассеянно и неуверенно повторил Сева.
– Кажется, вы меня не поняли. Я предлагаю вам постоянную работу в нашем представительстве. Срок вашей командировки будет вам зачтён как испытательный срок. Наталья Александровна,– он повернулся к Прокофьевой, – кажется, он не хочет работать во Франции. Я, во всяком случае, большой радости не наблюдаю. Говорил же вам, что надо сначала обсудить это.
– Сева…простите, Всеволод Константинович, Николай Антонович предлагает вам остаться здесь, в торгпредстве. Вы же мечтали об этом. На вас уже оформили требование и отправили его в министерство, в Москву.
– Минуточку, Наталья Александровна,– перебил её всё ещё продолжавший удивляться секретарь, он не ожидал вместо предполагаемого счастливого безумия и благодарности растерянности и недоумения, – может быть, у вас что-нибудь случилось, Бобров? – голос его был дружелюбно участлив. – Может быть, у вас другие планы? Тогда другое дело, но для отпуска должно быть веское основание, вы понимаете меня? Здесь тоже действует советский Кодекс о труде, и первый отпуск полагается после одиннадцати месяцев беспрерывной работы. Ну что мне вам объяснять, вы об этом отлично осведомлены. А сейчас, я никак не могу. Мне некем вас заменить, Бобров.
– Николай Антонович, понимаете, в чём дело,– присутствие Натальи сдерживало его. – На конец месяца уже назначено…– тут он посмотрел на неё и удивился разительной перемене в её лице, глаза её были полны слёз, они умоляли его молчать и тут он всё понял. Понял, что решается вопрос о его карьере и её репутации. Понял, что на решение важнейшего жизненного вопроса у него какие-то секунды, и он замолчал.
– Бобров,– позвал его секретарь, – я хочу вам помочь. Что у вас там случилось, что там назначено? Может быть, что-нибудь с мамой? Говорите, не стесняйтесь.
– Нет, нет,– спохватился Сева, – мама здорова. Наверное, это я немного не здоров.
– Конечно, Бобров,– понимающе улыбнулся секретарь, – такие предложения делаются один раз в жизни. Вы – счастливчик! Просто вы много работали в последние дни, адаптация, ритм, отдохните денёк. Я поручил Наталье Александровне подготовить все документы на вас, и они меня вполне удовлетворили. И не только меня. Я думаю, что получу согласие министерства на ваш перевод. Сколько вам лет, Всеволод Константинович?
– Двадцать пять.
– Даже не верится, что и мне когда-то было двадцать пять лет. Я могу вас только поздравить с этим. Вся Франция у ваших ног. Я попал на работу в заграницу в сорок. Вы меня понимаете?
– Да, – уверенно ответил уже собравшийся уходить Бобров. – Спасибо вам за всё, Николай Антонович. Я никогда не подведу вас. Спасибо за доверие.
– Вот это хороший ответ. Вы мне нравитесь, Бобров, не скрою. У нас здесь не так уж и много русской молодёжи. В случае удачного стечения обстоятельств вы сможете сделать блестящую, дипломатическую в том числе, карьеру. А благодарите не только меня, благодарите судьбу и…– он словно вспомнил о присутствии Натальи и повернулся к ней, – Наталья Александровна, надеюсь, что вы в курсе, что к нам едет аттестационная комиссия министерства?
– Да, конечно, Николай Антонович.
– Отлично.– Секретарь снова обернулся к Боброву и торжественно произнёс: – Аттестационную комиссию возглавляет профессор Прокофьев. Вот его, Бобров, и благодарите. Он же ваш учитель. Его рекомендация и сыграла решающую роль в вашей судьбе. Всё. Вы свободны. Об остальном вам расскажут в общем отделе. Идите, Бобров. А вы, Наталья Александровна, задержитесь, пожалуйста.
Выбор был сделан и он понимал, что рано или поздно он должен был его сделать. Конечно, он давно его сделал, но только боялся себе в этом признаться. Вернуться домой сейчас – это значило никогда больше не вернуться сюда и теперь самое тяжёлое, что ему предстояло – это объяснение с Марией. Этого было не избежать никак. Отказываться от неё он не собирался и как ни странно, но его отношения с Натальей ни в коей мере не повлияли на его чувства к Марии. Но Мария была далеко – это не играло в её пользу. Время и расстояния всегда что-то стирают в отношениях между людьми. Время и расстояния, что бы о них не говорили поэты,– первые враги любви. Отсутствующие всегда проигрывают.
А Бобров был молод, и он мечтал сделать головокружительную карьеру. И как ни странным это может показаться – единственным препятствием для достижения этой цели становилась Мария Боголюбова. Надо было постараться убедить её подождать ещё немного, отложить свадьбу во второй раз. Надо было принимать решение, и он его принял. Оставалось только объявить это ей.
Приезд аттестационной комиссии был своего рода настоящим экзаменом для любого торгового представительства за рубежом. Проверялись рекламации, контракты, обсуждалась перспективность крупных и мелких проектов, проводилась аттестация персонала. Влияние председателя аттестационной комиссии министерства было невероятно весомым, он мог принять единоличное решение по любому вопросу.
В те дни Сева с Натальей почти не виделся. Он явно избегал её, но понимал, что избежать встречи с её отцом в комиссии ему не удастся. Впрочем, для себя он уже всё решил. Он остаётся работать здесь, а Марии он постарается всё объяснить, постарается убедить, что придётся отложить свадьбу ещё на год. В конце – концов, с Натальей они о перспективах своих отношений не говорили, ему казалось, что её устраивает существующее положение дел. Она была свободолюбивой женщиной и не только в отношении брака. Он убедит Марию подождать ещё совсем немного, а сам за это время укрепит свои позиции, приобретёт новых влиятельных друзей, что бы можно было обойтись в будущем без поддержки Прокофьева. Но он не учёл многих мелких деталей, а в мелких деталях, как говорят французы, скрывается дьявол.
Всеволод Бобров завтракал в столовой торгпредства, когда туда вошёл профессор Прокофьев. Высокий и статный, Александр Иванович умел произвести впечатление в обществе. Окинув зал взглядом, он увидел Боброва и пошёл к нему. По дороге с ним все здоровались, многие вежливо вставали со своих мест, некоторым профессор дружелюбно пожимал руки, что-то спрашивал на ходу, пока, наконец, не дошёл до столика Боброва. Сева встал, рядом уже стояли засуетившиеся метрдотель ресторана и официант.
– Здравствуйте, профессор, – поздоровался с ним Сева.
– Здравствуй, Бобров. Рад тебя видеть. Ты уже позавтракал? Нет. Отлично,-
он посмотрел на стол и кивнул в сторону метрдотеля. – Мне тоже самое, только вместо булочек чёрный хлеб и стакан апельсинового сока. Позавтракаем вместе? – предложил он Боброву и уверенно взялся за спинку стула.
– Конечно, профессор. Садитесь, пожалуйста, – Севе трудно было скрыть своё смущение, он понимал значимость поступка Прокофьева в глазах окружающих.
– Я слышал о твоих успехах и рад за тебя. Благодарю тебя за то, что ты не подвёл меня. Но сейчас я по- другому поводу. Завтра я должен срочно вернуться в Москву и мне кажется, что нам есть о чём поговорить. Ты понимаешь меня?
Сева кивнул головой, а профессор замолчал, ожидая пока подоспевший официант разложит на столе нехитрый завтрак.
– Я хочу поговорить с тобой о Наталье. Как ты видишь, я никогда не вмешивался в ваши дела, хотя прекрасно осведомлён о них. Не собираюсь вмешиваться и в дальнейшем. Вы оба взрослые люди, состоявшиеся личности и вам самим решать насчёт устройства своей дальнейшей судьбы. Я хочу, чтобы ты понял главное – твоё решение ни в коей мере не повлияет на твою дальнейшую карьеру. Я тебе это обещаю. Тебя ценят и без покровительства Прокофьева. Дело не в этом. А в том, что ты и Наталья…вы вместе всё это время, вы вместе живёте и об этом знают все, а мы живём в обществе и у этого общества есть определённые законы. Я понимаю, что во Франции даже воздух опьяняет и в личной жизни, но для нас, я имею в виду нас – советских людей, это относительно. Мы и во Франции, как в Союзе. Я немного осведомлён о твоих делах. Я знаю, что у тебя есть определённые обязательства перед другой девушкой, но об этом надо было думать раньше. В конце – концов, молодости свойственен выбор. Насколько мне известно, Наталья любит тебя, и если мы в своей маленькой семье будем понимать друг друга, тогда, несомненно, мы добьёмся большего. Мне кажется, Всеволод, что вам обоим пора принимать решение, окончательное решение. Ты понимаешь меня?