Через неделю Грингонье вернулся в покои короля, имея при себе семьдесят восемь миниатюр с весьма искусными изображениями, и попытался объяснить, как картины, которые он, Грингонье, хочет найти, движутся из рук в руки в этом море людей, как их можно отследить и какие сложные комбинации необходимо проделать, чтобы собрать именно те картины, в которых скрыт ключ к постижению вечности.

Король завизжал от восторга, его глаза засияли счастьем, и он три дня не отпускал Грингонье от себя, заставляя того снова и снова играть с ним в новую игру. В конце концов, деньги Грингонье все-таки получил, и даже больше, чем было действительно нужно, но за картинами, как оказалось, охотился не только он.

Потому что игра уже началась. И начал ее тот самый человек, пахнущий молоком черной коровы. Очень, очень давно.

– Игра, Дмитрий, имеет вполне конкретную функцию, – Людвиг позвонил, и секретарша принесла еще кофе. – Она заставляет картины менять хозяев. Это очень важно, – Людвиг воздел перст. – Видите ли, картины, как деньги, имеют смысл только тогда, когда находятся в обороте. Как только в игре возникает баланс сил, они тут же умолкают. Никто не может объяснить этот феномен, но картины перестают говорить, едва страсти вокруг них стихли. Поэтому мы стараемся не упустить любой шанс, чтобы активизировать игру. Вы понимаете?

– Очень поверхностно, – отозвался Дмитрий.

– Дмитрий, – сказал Людвиг, – в последние два года в игре полное затишье. Картины уже давно молчат. Ваше появление – это шанс для всех нас: даже если вы не тот, кто способен чувствовать дыхание Бога, вы поможете расшевелить игру.

– Не думаю, – сказал Дмитрий. – Карты – это не мой профиль.

Людвиг нехорошо улыбнулся:

– Профиль, Дмитрий, легко можно подправить. Чтобы он прилично смотрелся на гранитной плите. Поверьте, для нас это не затруднительно.

Людвиг опять не глядя сунул руку в открытый ящик стола и достал небольшой аккуратный револьвер и глушитель.

– Дело обстоит следующим образом, – сказал Людвиг, демонстративно навинчивая глушитель на ствол. – У вас, Дмитрий, отныне есть только две возможности: играть с нами или играть против нас. Во втором варианте, как вы понимаете, мы заинтересованы меньше всего, поэтому вы – теперь тоже.

Людвиг взвел курок, направил ствол себе в руку и сухо щелкнул спусковым механизмом.

– Не заряжен, – пожал он плечами и убрал револьвер обратно.

– Вы все любите этот трюк? – зачем-то спросил Дмитрий. – С пистолетом?

– Нет, – расплылся в улыбке Людвиг, – только я и Элизабет. Но мне нравится, что вы уже в состоянии задавать такие вопросы, Дмитрий. Значит, вы очень скоро ко всему привыкните, – Людвиг поднялся и протянул Дмитрию руку. – Рад был познакомиться с вами. Думаю, мы отлично сработаемся. И мой вам совет: извинитесь перед Лизой, что заставили ее удалиться. Это было лишнее. Всего доброго.

4.

Как только Дмитрий вышел на улицу, Лиза тут же обнаружилась рядом и потащила его к машине.

– Мне нужно позвонить, – остановил ее Дмитрий.

– Кому? – вскинула брови Лиза, ощупывая свои карманы в поисках ключей.

– Жене.

– Зачем? – Лиза вытянула губы. – Я же тут.

Дмитрий посмотрел на нее с нескрываемой тоской.

– Нет, – покачал он головой. – Мне нужно позвонить Даше.

– Забудь, – предостерегающе подняла руку Лиза. – Теперь твоя жена я. Еще какие-нибудь пожелания есть? Ты спрашивай, не стесняйся!

Дмитрий вздохнул:

– Могу я хотя бы сказать ей, что умер?

– Нет.

– Почему?

– Потому что она тебе все равно не поверит. И больше по этому поводу не напрягайся, это не твои заботы. Все, вперед, – сказала Лиза и толкнула его на сиденье. – Нас ждут великие дела! Ты знаешь, кстати, что Бонапарт тоже был игроком? Бери пример!

Они заехали перекусить в небольшой ресторанчик, а потом Лиза предложила приобщиться к высоким материям.

– Тебе теперь все равно придется только этим и заниматься, – сказала она, – так что начинай привыкать. Есть тут один забавный человечек…

Забавного человечка звали бесхитростно – Рафаэль. Он носил пеньюар на голое тело, темные очки в громоздкой конструктивистской оправе и изящную длинную серьгу в левом ухе.

Рафаэль страшно обрадовался приходу гостей.

– Ну, наконец-то! – всплеснул он рельефными руками. – Хоть кто-то вспомнил одинокого Рафика, уже решившего, что он более никому не нужен! Это в его-то годы! Проходите, я сейчас выключу молоко, и сразу к вам.

Рафаэль упорхнул на кухню, а Лиза потащила Дмитрия за собой в ближайшую комнату.

В комнате было темно. Лиза быстро захлопнула дверь и влажно шепнула Дмитрию на ухо:

– Несколько минут постоим так, а потом я включу свет. Испытаешь нечто волшебное, обещаю!

Снаружи деликатно постучался Рафаэль:

– Ребята, если вы все еще в темноте, то у меня есть прекрасное предложение: восхитительное свежесваренное молоко. Исключительно полезно! В том числе и для правильного восприятия. Ну, так как?

– Ты будешь? – тихо спросила Лиза.

– Не думаю, – ответил Дмитрий. – Не люблю теплое молоко.

– Глупый! Его и не надо любить: оно же зеленое.

– В смысле? С травой, что ли?

– Ну, да! Будешь?

Дмитрий цокнул языком, выражая морально-нравственную неустойчивость и внутреннее колебание.

– Я не слышу ответа! – забеспокоился Рафаэль за дверью.

– Нет, спасибо! – ответила Лиза. – У нас сегодня не так много времени.

– Как хотите, – грустно отозвался Рафаэль. – Тогда я пошел… «Как одинок я в познании мира средствами физики Чуйских полей»…

Как только его шаги и немузыкальное пение смолкли в отдалении, Лиза щелкнула выключателем, и комнату залил яркий люминесцентный свет. У Дмитрия перед глазами тут же запрыгали золотистые пятна.

– Ничего себе, – сказал он, мотнув головой.

– Как? – потребовала Лиза.

– Ничего не понимаю, – пробормотал Дмитрий ошеломленно, пытаясь понять, что происходит вокруг.

Комната была необъяснимо большой, словно пространство многократно вкладывалось само в себя, бесконечно расширяясь во все стороны и непрерывно меняя свои очертания при малейшем движении глаз. Свет струился ото всюду, наполняя комнату призрачными, абсолютно неустойчивыми формами, которые переливались одна в другую, как цветовые узоры на перламутре, стоило лишь чуть-чуть шевельнуться.

У Дмитрия возникло ощущение, что он оказался внутри огромного кристалла с тысячами граней, который хаотично колеблется из стороны в сторону.

– Что это? – Дмитрий растерянно затопал на месте, скользя взглядом по стенам и потолку.

Лиза выглядела очень довольной произведенным впечатлением.

– Красиво, да? – сияя, пропела она. – Очередное увлечение Рафаэля: компьютерная стеклография плюс пространственный дизайн…

– Господа, я разочарован! – перебил ее Рафаэль. Он неожиданно вплыл в комнату, проскользнул между Лизой и Дмитрием, пролился на пол и, распластавшись на спине с раскинутыми в стороны руками, воззрился на них с крайней степенью осуждения во взгляде. – Вы обнаруживаете преступное неумение правильно созерцать прекрасное в его тонких проявлениях и эссенсуальных качествах! Кроме дешевого трюка с включением света, Лиза, милая моя, ты не сделала ни-че-го! – Рафаэль изобразил на лице одновременно невыносимое страдание и справедливое порицание. – Ну, кто же смотрит стоя? Трезвым? Да еще и в одежде? – он демонстративно развязал пояс и распахнул пеньюар, окончательно обнажив поджарое мускулистое тело. – Это просто неописуемый кошмар! Верх вандализма в отношении к потокам струящегося совершенства!

– Рафаэль, – виновато склонилась к нему Лиза.

– Нет! – отвернулся в другую сторону тот. – Я верил в тебя, думал, ты понимаешь! Как ты могла?!

– Рафаэль!

– И даже нет! – Рафаэль решительно перевернулся на живот, демонстрируя татуировки в кельтском стиле на ягодицах.