– Ладно, – Лиза взяла Дмитрия за руку, – если ты намерен играть Гамлета, то мы, пожалуй, пойдем.

Рафаэль подскочил, изящно сбросив пеньюар с плеч, и, приняв позу Аполлона, стреляющего из лука, оглушительно взвизгнул:

– Ни в коем случае! Мы еще не договорили, – он обмяк и понизил голос. – Так и быть, я забыл о вашей брутальной некомпетентности, хотя мне и стоило это несоизмеримых внутренних усилий! Чай или может все-таки молоко?

– Чай, – улыбнулась Лиза.

Рафаэль стремительно исчез и вернулся через пару минут с маленьким чайным столиком на невысоких ножках, поставил его на пол в центре комнаты и приглашающим жестом подозвал Лизу и Дмитрия.

– Итак, – сказал он, разливая по китайским чашечкам крепко заваренный черный чай с отчетливым запахом дыма, – понравилось?

– Весьма впечатляет, – кивнул Дмитрий.

– Да, – важно протянул Рафаэль, – сейчас это модно. Но меня подобный экзерсис со стеклом заинтересовал только в рамках моего основного увлечения. Лиза успела рассказать?

– Нет.

– Нет?! Прелестно! – Рафаэль картинно сложил ладони у самого сердца. – За что я всегда ее больше всего ценил, так это за умение вовремя промолчать. Секунду! – он метнулся в соседнюю комнату и через мгновение трепетно внес на руках красивый ларец светлого дерева, достаточно большой, но изящный. – Вот! – сказал Рафаэль, впав в состояние пароксизма любви и нежности. – Это одни из первых! – Он поставил ларец на пол рядом со столиком и с чувством погладил резную крышку. – Шестьдесят семь лет, молодой человек! Шестьдесят семь лет! – Рафаэль возбужденно вытер вспотевшие ладони о седые заросли на груди и с замиранием открыл ларец. – Взгляните!

Он извлек длинный узкий футляр и передал его Дмитрию.

– Мне было тогда всего девятнадцать! Второй курс, физический факультет! Мне, юноша, лекции читал сам Вавилов! Тоже, по-своему, пророк. Да, но потом я услышал сияющий голос Бога – и все! Жизнь обрела окончательный смысл, мысль – ясность, а восприятие – предельную четкость. Смотрите, смотрите скорее! Это исключительный раритет, образец из самой первой серии, тысяча восемьсот семнадцатого года.

Дмитрий открыл футляр. На бархатной подкладке лежал выцветший, дышащий наполеоновской затхлостью калейдоскоп. Дмитрий с недоумением посмотрел на Рафаэля.

– Мальчик! – расплылся в улыбке тот. – Вы демонстрируете катастрофическое непонимание темы, это предательски легко читается в ваших глазах, – Рафаэль наклонился к Дмитрию и доверительно зашептал, противно шамкая вставными зубами: – Калейдоскоп, милый вы мой, есть гениальнейшая модель основного принципа глобальной перцепции человеком мира и его высшего проявления – Красоты! Вы должны уяснить себе это раз и навсегда, иначе может повториться подобная, не делающая вам чести, мизансцена! Наша психика, юноша, изначально калейдоскопична по своей сути, поэтому мономодельное отражение идеального совершенства просто вопиющее историческое преступление, низвергшее всю нашу цивилизацию в бездну животного невежества и примитивного мышления. Увы, но это именно так! И расхожий анекдот о Стерео Лизе – прости за каламбур, дорогая, – сардоническая усмешка над несостоявшимся идеалом настоящего искусства! Вы понимаете, о чем я?

Дмитрий покорно кивнул, но Рафаэль только махнул рукой:

– Не лгите самому себе, милый юноша! Так сразу это не постичь, ибо одного воображения здесь экстремально мало! Я, мой невежественный юный друг, за эти шестьдесят семь лет непрерывных исследований написал более пятидесяти научных работ о банальной конструкции из трех взаимно-сориентированных зеркал и полихромных кристаллов, но исчерпать тему так и не смог! Принцип калейдоскопа исключителен в многообразии приложений и интерполяций! Но это тема отдельного разговора, лучше взгляните сюда! – Рафаэль извлек небольшой футляр, но более объемный, чем первый. – Это самый старый масляный калейдоскоп в моей коллекции. Обратите внимание на потрясающую флюэнтность смены изображений!

Калейдоскоп был несколько непривычным: кроме основного тубуса, в противоположном от глазка конце имелись еще три стеклянных трубки, перпендикулярные оси и заполненные взвесью цветных частиц в прозрачном масле.

– Не стесняйтесь общаться с миром, – пригласил Рафаэль. – Загляните в зрачок вечности!

Дмитрий принялся послушно вращать тубус.

– Кстати, я одним из первых подсчитал время просмотра всех возможных изображений в простейшем калейдоскопе. Как вы думаете, сколько у вас уйдет на это времени?

– Сто два года, – не задумываясь, выдал Дмитрий.

– Блистательный ответ! – жеманно захлопал в ладоши Рафаэль. – Очень близко к истине, но если быть предельно точным, то, вращая двенадцать раз в минуту, вы, мой милый, убьете на просмотр чуть меньше полумиллиона земных лет. Дай вам Бог к тому крепкого здоровья! – Рафаэль приторно улыбнулся. – Кстати, о здоровье: вы не обращали внимание, возлюбленные птенцы мои, насколько изысканное исполнение фелляции может ассоциироваться со смотрением в прекрасно сделанный калейдоскоп? Если нет, то предлагаю убедиться в этом прямо сейчас и незамедлительно! Лиза, крошка, иди сюда, пусть юноша посмотрит…

– Рафаэль! Ты не выносим!

– Мадмуазель Лизон! – бросился к ней Рафаэль, потрясая возбужденной плотью. – Неужели вы все еще так ограничены своими предрассудками!..

– Я давно уже мадам, ты, старый блудливый перец! – смеясь, отскочила от него Лиза. – А это, между прочим, мой второй муж.

– Святые угодники! – покраснел Рафаэль и стыдливо прикрылся руками. – Неужели второй?! Пардон! Многократный пардон! Виноват, был нескромен, – и он вылетел из комнаты.

– Мы тоже побежали, – схватила Лиза Дмитрия за руку. – С ним совершенно не обязательно прощаться, а нам уже пора. Тебя уже доктор ждет.

– Доктор? – переспросил Дмитрий с неудовольствием. – У меня что, медосмотр?

– Что-то вроде, – загадочно пошевелила пальчиками Лиза.

5.

Доктор поправил золотое пенсне на носу и посмотрел на Дмитрия долгим липким взглядом. Дмитрий шумно сглотнул.

– Итак, – сказал доктор, растянув в холодной улыбке тонкие бескровные губы. – Мое имя для вас не имеет ровным счетом никакого значения, несмотря на то, что моя фамилия должна быть вам знакома: Менгеле. Фамилию я выбрал себе сам в уже давно сознательном возрасте, поэтому вы можете составить определенное представление обо мне, равно как и о присущей мне методологии.

Доктор еще раз поправил пенсне и взял со столика бутерброд с икрой. В его жестах сквозило легкое напряжение человека, живущего строго по часам.

– Буквально через двадцать семь минут, – сказал он, разглядывая икринки на свет, – мы с вами окажемся в хранилище одного серьезного банка, где имеют место быть некоторые из наших ликвидных фондов. Цель сегодняшнего визита кристально прозрачная: проверить вашу предполагаемую сензитивность в отношении хорошо известных всем картин. Задача, в некоторой мере, сопряженная с внутренним стрессом, поэтому позвольте предложить вам успокаивающий коктейль, – доктор открыл буфет, достал средней величины бокал для мартини и несколько небольших бутылочек. – Эксклюзивное сочетание нетривиальных алкалоидов и легких масел растительного происхождения, – он поднял бокал на уровень глаз, опрокинул над ним поочередно каждую емкость и тщательно перемешал смесь стеклянной палочкой с шариком на конце. – Аналогов в мире не имеет. Попробуйте, – доктор протянул бокал Дмитрию.

Дмитрий взял и осторожно принюхался. Пахло мятой, анисом и, кажется, корицей.

– Пейте, – доктор слегка наклонился и подтолкнул бокал снизу вверх. – Считайте, что это приказ.

– Извините, – сказал Дмитрий немного раздраженно, – я как-то не привык пить то, в чем я не уверен.

– Это не имеет значения, – жестко проговорил доктор. – Вы должны делать все, что я вам говорю, от этого зависит ваше собственное здоровье. Пейте! Это поможет вам расслабиться.

Дмитрий сделал один осторожный глоток.