- И вы ещё спрашиваете?

- Разумеется, я понимаю ваше негодование – вы страж закона, блюститель справедливости, а я – преступник. Но ведь не всех преступников вы так прожигаете взглядом.

- Вы мне отвратительны. Я буду ходатайствовать о высшей мере пресечения.

- Что ж, ходатайствуйте. На смертную казнь у нас мораторий, значит, закончу свою жизнь в тюрьме. Будете меня навещать?

Ей казалось, ещё немного – и она попытается его убить. Торопливо, последним усилием сдерживая животную ярость, она пересекла камеру и навалилась на дверь. Чуть-чуть, ещё чуть-чуть, и она больше не увидит его никогда…

- А впрочем…

Она обернулась, испытывая почти физическое отвращение.

- У меня есть к вам предложение.

- Я слушаю.

Дышать отчего-то удавалось с трудом. Ещё сложнее было контролировать голос.

- Я даю вам ещё один ключ. Если успеете вывести его в эфир до половины седьмого, взрыва не будет.

- Условия.

- Только одно. Вы соглашаетесь выполнить любое моё желание. В пределах разумного, разумеется.

Любое желание… Господи, когда, когда это закончится? И, важнее, чем?.. Неумолимо бежала секундная стрелка. В пределах разумного.

- Текст.

Удовлетворённо улыбнувшись, Ян начал писать.

========== Часть 4 ==========

- Я же говорил, всё в пределах разумного. Шансов выжить у вас едва ли не больше, чем… Галина Николаевна, ну что вас на этот раз не устраивает?

Они сидели недалеко от «Воробьёвых гор» - одной из немногих станций метро, расположенных на поверхности. Гольдман щурился на заходящее солнце, изредка оглядываясь на стоявших неподалёку конвойных. Рогозина, закрыв глаза, откинулась на спинку скамейки. Сейчас почти всё – от пыльного бетона платформы до очередной сумасшедшей выходки Гольдмана – казалось безразличным, или даже вовсе нереальным.

- Если всё в порядке, то давайте определимся со временем. Да, да, я понимаю, взорвать метро – это не чупа-чупс купить, всё просчитано до минуты. Я имею в виду ваше время… В смысле, на какой станции вы хотите сесть? Может, поедете с пересадкой?

Если бы она не знала Гольдмана и его планов, то, наверное, даже поверила бы в сочувствие в его голосе. Но вчерашний разговор был ещё слишком свеж. Да и от реальности, как ни пытайся, не убежишь.

- Неужели вы предоставляете мне выбор? – усмехнулась она. – Как щедро!

- Не юлите, Галочка, милая моя. Называйте станцию. Если хотите, я вам даже карту метро дам.

- Хорошо. Кропоткинская. Вас устроит?

- Меня всё устроит! – хохотнул Гольдман. – Главное, чтобы устраивало вас! Ну-с, если с этим мы определились, то давайте вернёмся в ФЭС. Я есть хочу.

Рогозина бессильно опустила глаза.

- Я вас ненавижу…

- А я вас люблю! – подмигнув, он снова залился смехом и встал со скамейки. – И если вы доживёте до завтрашнего вечера, обещаю, я вас поцелую!

Она не ответила и, не оглядываясь, пошла к фэсовскому ниссану. Подбежавшие конвойные надели Гольдману наручники и посадили его в автозак – но не раньше, чем он успел выкрикнуть:

- А я всегда держу обещания, вы знаете!

***

Вернувшись в офис, Рогозина спустилась в пустующий морг – к счастью, ни Вали, ни Бориса уже не было.

«Валечка, главное, о чём я тебя прошу – даже не прошу, а приказываю - не теряй головы, когда прочтёшь это, и сделай всё так, как нужно. Ты всегда понимала меня без лишних слов, поэтому миндальничать не буду. Валя, возможно, завтра я умру. Желание Гольдмана (то, что «в пределах разумного», помнишь?) было простым: он сказал мне, на какой ветке заложена одна из бомб, и предложил сесть в поезд, который должен будет взорваться. Завтра, в то время, как я спущусь в метро, Тихонов найдёт у себя в компьютере программу-таймер детонатора. Если он сумеет взломать её раньше, чем я доеду до назначенной станции, взрыва не будет.

В противном случае, Валя, сделай всё, чтобы его посадили пожизненно. И обними за меня ребят.

Галя.»

========== Часть 5 ==========

Она проснулась в ознобе, с ощущением неотвратимой пустоты – во всём теле и всюду. Открыла глаза и долго лежала, глядя в стену. Совсем некстати поняла, что голодна. И только после, с трудом сев на диване и растирая затёкшие руки, вспомнила: сегодня.

Сегодня она встанет, приведёт себя в порядок и выскользнет из ФЭС – до семи, почти до солнца, пока никто из сотрудников не пришёл. Не вызовет такси, не сядет в свою машину и не пойдёт к автобусной остановке. Нет. Она обойдёт здание Службы, два раза свернёт направо, перейдёт дорогу и спустится в метро.

Сегодня она сядет в поезд и… И, наверное, больше из него не выйдет. Вот так. Вот он, план на день. А теперь пора вставать.

***

Когда до входа в метро осталось шагов двадцать, хлынул дождь, полковник вымокла до нитки в секунды. Мокрая, медленная, уже почти не думающая о предстоящем, она опускалась в подземку, к теплу и финалу, вслед за толпой.

Из перехода пахнуло горячим воздухом, пластиковым духом и… музыкой?.. Какой-то песней, полузнакомой, где-то слышанной. Рогозина миновала турникеты, ступила на эскалатор, скользнула взглядом по рядам реклам и только тогда поняла, что мелодия звучит громче. Она опускалась навстречу песне. У самого низа, вслушиваясь в текст (отпустите синицу на верную смерть, пусть её приласкает свобода…), она едва не споткнулась, сходя со ступеней.

- Под ноги глядите, - заметил ей дежурный. Она кивнула и двинулась к поездам. «Куда мне?..»

К станции «Университет». Какая ирония. Оттуда для неё началась ФЭС, там всё и закончится. Обратный путь дороги в шесть лет – всего десять минут. Кто бы мог подумать.

Под мелькание проводов Галина Николаевна вспомнила, что надо, надо было разбудить Тихонова. Если он проспал, у неё нет ни шанса – даже призрачного.

Встречный состав с шумом прогрохотал по ту сторону вестибюля «Парка культуры». «Вечная спешка», - отстранённо думала она, глядя в лица. Сколько ещё?

Ей хотелось верить, что прямо сейчас Тихонов сидит у компьютера, всё видит, уже всё знает. Она словно разглядывала фотографию, сделанную воображением: напряжённый, обескураженный, упрямый, испуганный до одури и одновременно – злой и азартный. Бледная Амелина за его плечом, на соседнем стуле – Андрей. И они втроём пытаются… нет, не знаю, не знаю, что они пытаются сделать. Никогда не разбиралась в том, что творит Иван. Никогда не разберусь.

«Фрунзенская». Рогозина уже не глядела в лица, а только повторяла про себя: «Уйдите все. Не хочу, чтобы всё было напрасно. Уйдите».

Не сиделось. Она поднялась, отойдя подальше от дверей, искусителей, распахнувшихся, чтобы выпустить желающих – не её. Поезд дёрнулся, отходя, и она потеряла равновесие.

- Всё в порядке? – Сосед, вихрастый парень, прилично одетый, с рюкзаком и тетрадью А4 подмышкой.

«МГУшник», - подумала про себя полковник. «Вряд ли из МГИМО. А может, МИРЭА». Она и забыла, как много ВУЗов в окрестностях Воробьёвых гор.

Стояла и рассматривала его – чересчур внимательно для случайной попутчицы.

«Похож на Ваньку». «Нет, не похож». «Похож». «Нет».

- Молодой человек, вам на пары?

Настороженное «да».

- Выходите сейчас. На «Спортивной». Прогуляетесь.

- Мне до «Университета».

- Ничего. Погода хорошая. Идите.

Развёл руками, видимо, решив, что она слегка не в себе.

- Иди! – настойчиво повторила Рогозина, чувствуя, как поезд замедляет ход. – Выходи! – почти крикнула, толкая его к дверям.

Он оглянулся, пожал плечами, хмыкнул, выныривая из вагона.

- Хотя бы один, - произнесла она, позабыв понизить голос. – Быстрее бы…

- А как же конспирация?

Полковник вздрогнула, как от удара тока.

- Ээ, стоять-не падать! – воскликнул Гольдман, подхватывая её под локоть и усаживая в самом углу.

- Что, решили всё отменить? – отвернувшись к окну, спросила она. – Решили помучить меня ещё?