Стоимость, если отвлечься от ее чисто символического выражения в знаке стоимости, всегда существует в той или иной потребительной стоимости, в той или иной вещи (даже сам человек, рассматриваемый только как носитель (наличное бытие) рабочей силы, есть не что иное как предмет природы, вещь, хотя и живая, сознательная вещь, а самый труд есть материальное проявление этой силы). Именно поэтому, если утрачивается потребительная стоимость обычного товара, то утрачивается и стоимость последнего. Но средства производства не утрачивают своей стоимости одновременно со своей потребительной стоимостью, поскольку в процессе труда они утрачивают первоначальную форму своей потребительной стоимости в действительности только потому, чтобы в новом продукте приобрести форму другой потребительной стоимости. Однако «как ни важно для стоимости существовать в виде какой-либо потребительной стоимости, для нее, как показывает метаморфоз товаров, безразлично, в какой потребительной стоимости она существует. Из этого следует, что в процессе труда стоимость переходит со средств производства на продукт лишь в той мере, в какой средства производства вместе со своей самостоятельной потребительной стоимостью утрачивают и свою меновую стоимость (а стало быть, и стоимость. – Н.С.). Они не передают продукту только ту стоимость, которую они утрачивают как средства производства. Но в этом отношении с различными материальными факторами процесса труда дело обстоит различно»[336].

Так, уголь, который сжигают в топке машины, исчезает бесследно, подобно тому, как и масло, которым смазывается ось колеса и т. д. Потребляемые краски и другие вспомогательные материалы также исчезают, но проявляются в свойствах нового продукта. Сырой материал образует вообще субстанцию данного продукта, но вместе с тем изменяет свою форму. Следовательно, предметы труда, т. е. вспомогательные материалы и сырой материал утрачивают ту самостоятельную форму, в которой они вступили в процесс труда как потребительные стоимости.

Иначе обстоит дело со средствами труда, которые принимают участие в этом процессе. Например, инструменты, машины, фабричные здания служат здесь лишь до тех пор, пока они сохраняют свою первоначальную форму, пока они могут функционировать в процессе труда в этой самой форме. «Как во время своей жизни, т. е. в процессе труда, они сохраняют по отношению к продукту свою самостоятельную форму, так сохраняют они ее и после своей смерти. Трупы машин, орудий, мастерских и т. д. продолжают по-прежнему существовать отдельно от продуктов, образованию которых они содействовали. Теперь если мы рассмотрим весь период, на протяжении которого служит такое средство, со дня его вступления в мастерскую и до того дня, когда его выбросят на свалку, то увидим, что его потребительная стоимость полностью потреблена трудом в течение этого периода, а потому его меновая стоимость (стоимость. – Н.С.) целиком перешла на продукт. Например, если прядильная машина в 10 лет отжила свой век, то вся ее стоимость в течение десятилетнего процесса труда перешла на продукт 10 лет. Следовательно, период жизни средств труда охватывает большее или меньшее число постоянно снова и снова повторяющихся при его помощи процессов труда».

Причем «со средствами труда дело обстоит так же, как с человеком. Жизнь каждого человека ежедневно убывает на 24 часа. Но на человеке не написано, сколько дней его жизни уже убыло. Однако это не препятствует обществом страхования жизни делать очень верные и, что еще важнее, очень выгодные выводы из средней продолжительности человеческой жизни. То же и со средствами труда. Из опыта известно, сколько времени может в среднем просуществовать данное средство труда, например известного рода машина. Предположим, что она сохраняет свою потребительную стоимость в процессе труда только 6 дней. В таком случае она в среднем утрачивает за каждый рабочий день ⅙ своей потребительной стоимости и потому передает дневному продукту ⅙ своей стоимости. Этим способом исчисляется изнашивание всех средств труда, например, ежедневная утрата, и соответствующее этому ежедневное перенесение их стоимости на продукт»[337].

Итак, средства производства, т. е. предметы и средства труда никогда не отдают произведенному продукту больше стоимости, чем они утрачивают ее в процессе труда вследствие уничтожения своей собственной потребительной стоимости. Поэтому если бы средства производства не имели стоимости, то им было бы нечего утрачивать. Иными словами, если бы средства производства не являлись продуктами человеческого труда, то они не передавали бы новому продукту никакой стоимости. В таком случае средства производства служили бы для образования потребительной стоимости, не участвуя при этом в образовании стоимости. Именно «так обстоит дело со всеми средствами производства, которые даны природой без содействия человека: с землей, ветром и водой, железом в рудной жиле, деревом в девственном лесу и т. д.»[338].

Здесь, однако, обращает на себя внимание другое явление. Предположим, что стоимость машины составляет, например, 1000 ф. ст., и что она изнашивается в течение 1000 дней. Естественно, в этом случае ⅟₁₀₀₀ стоимости машины ежедневно переходит с нее самой на созданный при ее помощи дневной продукт. В то же время вся машина в целом продолжает, хотя и с убывающей жизненной силой, по-прежнему функционировать в процессе труда. Таким образом, получается, что данный фактор процесса труда, данное средство труда, целиком принимает участие в этом процессе труда, но лишь частью – в процессе образования стоимости. Различие между ними отражается здесь на их материальных факторах таким образом, что одно и то же средство труда как элемент процесса труда целиком входит в этот процесс, а как элемент образования стоимости входит в него лишь частями.

Напротив, предметы труда входят целиком в процесс образования стоимости, хотя в процесс труда они входят только частью. Предположим, что при прядении из 115 ф. хлопка ежедневно выпадают 15 ф., которые образуют не пряжу, а лишь отходы (в данном случае в виде пыли). Однако, если эти отходы в 15 ф. являются нормальными (с технологической точки зрения), если они не устранимы при средних условиях переработки хлопка, то стоимость этих 15 ф. хлопка, не образующих реального элемента пряжи, совершенно так же входят в стоимость самой пряжи, как и стоимость тех 100 ф., которые образуют вещественное содержание последней. Получается, что для того чтобы произвести 100 ф. пряжи, нужно потребительную стоимость 15 ф. хлопка превратить в отходы (пыль). Следовательно, эти отходы есть условие производства пряжи, а потому они и передают ей свою стоимость. Это относится не только к данным, но и ко всем отходам процесса труда, поскольку они не являются новыми предметами труда и вследствие этого не образуют вновь самостоятельных потребительных стоимостей, вовлекаемых в данный процесс[339].

Сказанное означает, что «лишь постольку, поскольку средства производства во время процесса труда утрачивают стоимость, существующую в форме потребительных стоимостей этих средств производства, они переносят стоимость на новую форму продукта. Максимум потери стоимости, которую они могут претерпеть в процессе труда, очевидно ограничен той первоначальной величиной стоимости, с которой они вступают в процесс труда, или рабочим временем, необходимым для их собственного производства. Поэтому средства производства никогда не могут присоединить к продукту стоимость большую, чем та, которой они обладают независимо от обслуживаемого ими процесса труда. Как бы полезен ни был известный материал труда, известная машина, известное средство производства, все же, если они стоят 150 ф. ст., скажем 500 рабочих дней, они никогда не присоединят более 150 ф. ст. к тому продукту, для создания которого они служат. Их стоимость определяется не тем процессом труда, в который они входят как средства производства, а тем процессом труда, из которого они выходят как продукт. В процессе труда они служат только как потребительные стоимости, как вещь с полезными свойствами, и потому они не передали бы продукту никакой стоимости, если бы не обладали стоимостью до своего вступления в процесс»[340].