— Я тебя предупреждал, чтобы ты ко мне не лезла?! — шипел возмущенный Ваэрден, приподнявшись на локтях и нависнув над женщиной. — Предупреждал или нет?!

Оскал у Бешеного Волка был откровенно звериным. Рановато для двухсот с лишним лет, когда Темный дар еще не готов менять оболочку, но кто их знает, этих Высокородных?.. Рейн передернуло. Неужели это — подступающее безумие? Неужели, он уже теряет себя?

— В таком случае, в следующий раз предупреди себя самого. Потому как ночью ты замерз настолько, что зарылся под меня сам.

Ваэрден фыркнул и встал, всем своим видом выражая недовольство. За окном уже пел рожок, созывая всех на общее построение. День обещал быть ясным и прежде, чем выйти из дома, обоим Темным следовало плотно позавтракать.

Ели молча и не глядя друг на друга. Потом так же молча разбежались каждый по своим делам. Волк отправился в который раз проверять боеготовность личного состава и приглядывать за тем, как продвигается возведение новых укреплений. С утра до поздней ночи он нещадно гонял всех без исключения мужчин, заставляя их орудовать кирками и лопатами, перетаскивать бочки с горючим маслом и редким ценным порохом. Из приказов и туманных объяснений ифенхи поняла, что Волк намерен начинить крепость опасными сюрпризами, как гуся яблоками. Ей же отводилась роль распорядительницы женской половины гарнизона.

Отцовы следопыты добросовестно прошли по всем окрестным деревням и расписали людям, что их ждет, когда нагрянет инквизиторское войско. Жить хотели все. Особенно те, кто одолел чуму и инквизиторскую зачистку. Поэтому в стенах бывшего «символа мужества Ордена» собрались не только крепкие мужчины, но и старики, женщины, дети всех возрастов. За них защитникам придется отвечать своими головами. Непривычные к ответственности за людей ифенху ходили мрачнее некуда, но отступать было поздно.

Поначалу деревенские кумушки опасливо косились на снующих туда-сюда Темных — а вдруг эти кровопийцы честных женщин в подвалы утаскивать начнут?! Потом ничего. Привыкли, оттаяли, особенно когда поняли, что орденские повесы и их собственные мужья при статных подтянутых оборотнях стесняются пить и стараются вести себя приличнее. Глядишь, скоро все хозяйство к рукам приберут, совсем осмелеют. Но покуда Рейн решительно взялась выявлять среди них целительниц, знахарок и тех, кто в случае надобности мог обиходить раненых. Ифенхи нутром чуяла, что осада может вылиться в кровавую баню.

Славная будет охота…

От Ваэрдена она старалась держаться подальше. Ифенху заметно нервничал, огрызался по любому поводу, а за невыполнение приказа мог не только на гауптвахту посадить, но и по шее съездить. Сказать слово поперек дозволялось иногда одному Разэнтьеру и только в том случае, если он на своем мнении не настаивал. Всех прочих вихрь, именуемый Бешеным Волком, посылал сразу и далеко. Крепость напоминала разворошенный пчелиный улей, из которого вот-вот вылетит обозленный рой.

Так, в суматошных заботах пролетели три дня. Вваливаясь вечером во флигель, оба Темных наскоро проглатывали приготовленный молчаливой Ивоной ужин и падали спать. У Волка уже не хватало сил задумываться о том, что рядом с ним лежит женщина, а Рейн радовалась и такой малости. Не шипит — и ладно, и хорошо. Со временем привыкнет. А там, глядишь, и потянется.

Но покуда он все больше нервничал. Инквизиторы подошли совсем близко, так что ветер иногда доносил их раздражающий запах. Свои люди давно уже пахли волками, а вот инквизиторская вонь заставляла многих щерить клыки, поворачиваясь к западу.

Время шло. К вечеру четвертого дня послышался лязг боевого железа, конское ржание и рев рельмов.

Командор ди Салегри явился за головами бунтовщиков.

— И вот в этой развалюхе они собираются держать оборону? — фыркнул Юфус, натягивая поводья своей чалой кобылы. — Сборище идиотов.

Ди Салегри мрачно покосился на него и хмыкнул.

— Не надо недооценивать эту тварь. Глазом моргнуть не успеешь, как он тебя вокруг пальца обведет и напоследок поглумится.

— Только не со мной, мой друг, — снисходительно усмехнулся некромант, подкручивая ус. — Не забывайте, что для моей же собственной собаки у меня всегда припасен поводок. Полезный инструмент, не правда ли?

— Ну посмотрим. Эй вы там, еще раз увижу, что обнимаетесь с фляжкой — пришибу, мать вашу!

До крайности раздраженный присутствием холеного мертвятника, командор размашистым шагом помчался по лагерю. Приказы и затрещины сыпались из него пополам с отборной руганью. Даже самые старшие рыцари, у которых седины в волосах белело не меньше, лишь качали головами. Мол, совсем командор от ненависти одурел, гоняясь за Темным, который на самом деле того не стоит. По лагерю ходили шепотки, дескать, правильно Воладар сбежал. Кое-кто припоминал и полное родовое имя, но об этом старались молчать, со вздохами поглядывая на крепость.

Никто не сомневался, что «твердыня» будет взята. Она торчала посреди чиста поля, как чирей в неудобосказуемом месте. Ни холмов, ни ущелья, ни даже мало-мальски приличной речки рядом не было, чтобы разместить оплот мужества воинов Ордена более удобным для обороны образом. Его и строили-то скорее, как насмешку над засевшим в болоте Змеем.

До какой же степени отчаяния должен был дойти Бешеный Волк со своими приятелями, чтобы понадеяться на эту кучку камня?

Начать штурм Салегри собирался на рассвете, когда мороз ослабнет, а люди отдохнут после перехода. Ночь, конечно, время волков, но рыцарь был уверен, что те никуда не денутся. Потому что деваться им некуда — из этой крепости, насколько он помнил, не вело ни одного подземного хода. А собранное командором войско без труда раздавит и зарвавшуюся стаю и тех отступников, которые с ней спелись.

А мальчишке Воладару он лично отрубит голову.

Крепость полночи дразнила орденцев кромешной тьмой. На ее стенах не горел ни один факел, не было заметно ни малейшего движения, как будто Темные позабыли даже выставить часовых. Некоторых их беспечность заставляла сцеживать смешки в кулак. Некоторые призадумались, но предпочли промолчать, дабы не нарываться на рассерженного командора. А тот сидел возле прогорающего костра и угрюмо ворошил палкой рдеющие уголья, то и дело поглядывая на расположившегося рядом Хранителя Смерти.

Юфус, ухитрившийся сохранить лоск даже во время похода, сосредоточенно копался в своей сумке и расставлял на расстеленном подле плаще самые разные склянки, пузырьки, шкатулки, коробочки. Из некоторых пахло травами. Про содержимое прочих даже спрашивать не хотелось — настолько они воняли не то тухлятиной, не то еще чем похуже, несмотря на плотно пригнанные крышки. Малкар мог опознать по виду только пузырьки с инквизиторскими эликсирами, которые рыцарям приходилось пить перед боем с Темными. Некромант отобрал несколько и, насвистывая какой-то веселенький мотивчик, принялся смешивать настойки в потемневшей от времени деревянной посудине.

— Все свистишь, свистун? — буркнул командор, покосившись на «собрата по оружию».

— Что тебе не нравится? — вскинул бровь Юфус. — Завтра сам все увидишь.

— Да иди ты! Или скажешь, что нарочно его два столетия приструнить не мог?

— Видишь ли, — снисходительно улыбнулся некромант. — Всякому экспериментальному образцу, будь то химера Меалинды или вот такой вот искусственный цепной пес, необходимы испытания в полевых условиях. Без этого невозможно определить, насколько на самом деле хорош образец. В данном случае испытаниями я удовлетворен. Их пора закончить и вернуть беглую особь законному владельцу.

— Вот посмотрю я на тебя, когда ты от этой «особи» драпать будешь, — скривился Малкар. — Плевать он на тебя хотел с высокой башни…

— Главное преимущество искусственных созданий в том, — продолжал вещать Юфус, глядя белесыми глазами сквозь собеседника. Гладкие руки, никогда не державшие ничего тяжелее ритуального ножа, знай, делали свое дело, — что в энергетику их мозга можно встроить управляющий контур, проще говоря, заклинание подчинения. При этом степень свободы воли можно ограничить на свое усмотрение — хочешь, делай послушного раба, хочешь — натасканного убийцу, хочешь — игрушку. А хочешь — можешь позволить псу считать, что он бегает на свободе, но ровно до тех пор, пока ты не натянешь поводок. Удобно, не правда ли?