"Хмурый" был на подхвате у "Цезаря", можно сказать правая рука, но его тогда прижмурили! Или выжил? Может, блефует? Не похоже, уж больно уверенно держит мазу! Надо как то выпутываться… " проносится в моей голове и я начинаю им откровенно хамить: Фильтруй базар, а за "с-сучёнка" спрошу! Это первое! Некогда мне по гостям шастать – дела у меня! Это второе!

Ты, это… давай… двигай с нами! "Хмурый" наказал не церемониться – лишь бы ботать мог! после этих слов оба достали свои финки и встали в атакующую стойку.

Ну, "Х-хрюк"! Ну, напугал! Фу! Уморил! своим пренебрежительным смехом пытаюсь хоть немного отвлечь их внимание, одновременно левую руку поднимаю к козырьку кепки и резко кидаю свою "восьмиклинку" в одного из бандитов.

В темноте не совсем понятно, чем в тебя запустили и поэтому оба сразу же немного отпрянули назад.

Этого мига мне хватило, чтобы верный "Коровин" крепко лёг в ладонь. Без промедления нажимаю два раза спусковой крючок, быстро делаю разворот тела на 180 градусов, потом навскидку стреляю в того бандита, что стоял отдельно от своих дружков. В ночной тишине гремят три пистолетных выстрела. Четвёртый бандит от неожиданности спотыкается, падает на асфальт, встаёт на четвереньки, быстро перебирая руками и ногами, пытается по-собачьи убежать. Так же быстро делаю четвёртый выстрел – готов! Вижу, что этому "герою" пуля попала прямо в голову и, похоже, что я вышиб ему глаз. Подбираю свою кепку, делаю контрольный выстрел, потом ещё один. Подхожу к тому, кто был на подстраховке – бандит подаёт признаки жизни – слабо шевелится и стонет, рядом с вытянутой рукой на асфальте валяется наган. Подбираю оружие и пока кладу в боковой карман пиджака. Мне опять повезло выпутаться из очередной смертельной истории!

"Я же говорил, что мне некогда и у меня дела!" делаю седьмой выстрел, на голову возвращаю свою "восьмиклинку", ноги в руки и бегом, подальше от этого места. В обойме пистолета остаётся последний патрон. Убираю "Коровина" подальше…

Лишние расспросы, вопросы и допросы мне совсем не нужны, особенно от бойцов патруля или ментов. В тишине слышны заливистые трели сигнальных свистков. Ещё бы – Центр города!

Бегу через Кирочную улицу и снова попадаю на Суворовский проспект, по которому начинаю идти спокойным шагом. Подхожу к воротам знакомого мне "Окружного госпиталя" и пытаюсь пройти на территорию. Пожилой мужик в заношенной красноармейской форме, нелепо сидящей на теле, преграждает мне дорогу. Этот "Папаша" службу знает и он неумолим:

Не положено! Утром приходи! Сейчас начкара вызову!

Да погоди ты, отец! Я уйду, только скажи мне одно слово – машины, что утром раненых привозили с Дубровки, уже ушли?

А те, зачем? Мы тут справок не даём! Паря, а ты часом не шпиён? получаю суровый ответ.

Ага! Нашёл шпиона! Очень хочу повидать одну девушку! Докторша, красавица с медалью! Её Марией зовут? А, отец? продолжаю упрашивать часового.

Опоздал ты! Только что ушли машины на энту, треклятую Дубровку! Минут десять назад как выпустил за ворота, уже нормальным голосом отвечает мне часовой.

Видно не судьба. Тогда я пошёл. Прощай, отец! медленно ухожу…

Не успел пройти шагов пятьсот, как слышу, что кто-то меня догоняет. Слышу, как за спиной звонко подковки стучат по асфальту. Наверняка опять по мою душу! Так и есть! Слышу шумное дыхание людей. Это ночной патруль!

Гражданин! Остановитесь! громко командует старший патруля. Останавливаюсь, руки держу внизу, спокойно смотрю на бойцов с оружием.

Прошу предъявить патрулю свои документы и пропуск! Старший патруля лейтенант Петрищев, представляется молоденький командир.

Вот мои документы и пропуск. Возьмите, пожалуйста! достаю из внутреннего кармана пиджака служебное удостоверение и пропуск, позволяющий мне ходить по ночному Ленинграду, и отдаю в руки лейтенанта.

Откуда следуете? строго звучит вопрос. При свете мощного луча фонарика командир внимательно рассматривает все мои "бумаги".

Следую из окружного госпиталя. Девушку провожал на фронт. Колонна машин ушла минут пятнадцать назад. Сейчас возвращаюсь домой, произношу слова и молчу.

Вы тут ничего подозрительного не замечали? Выстрелы не слышали? не отстаёт лейтенант.

Слышал штук пять или шесть глухих хлопков где-то там далеко, отвечаю командиру и одновременно показываю рукой в сторону Кирочной улицы.

И всё? этот "летёха" совсем без стеснения освещает моё лицо, потом ещё раз удостоверение. В темноте он хочет сличить фотографию, вклеенную в моё удостоверение, с оригиналом.

Да, всё! А что ещё я должен был услышать? произношу слова, пытаясь изобразить на лице некоторое недоумение.

Товарищ младший лейтенант ГБ, возьмите ваше служебное удостоверение и пропуск, старший патруля отдаёт документы.

Прошу извинить нас за беспокойство! Служба! козыряя, все трое отдают честь, и быстро растворяются в темноте Суворовского проспекта.

Я пошёл своей дорогой, направляясь к дому на Гагаринской улице.

Утром, приводя одежду и обувь в порядок, заметил, что бандитское лезвие пробило в кепке небольшую дыру. Кепка была фасонистая и выкидывать её было жаль – пришлось в спешном порядке лечить эту "бандитскую рану".

Ранним утром того дня, когда Горский ещё только-только закончил делать разминку, умылся, привёл в порядок лицо и позавтракал, собираясь отправиться на прогулку по летнему Ленинграду, а потом во второй половине дня к назначенному сроку прибыть в Управление, майор Туров уже давно был в своём кабинете и занимался делами. В приёмной хозяйничала помошница, именно помошница, а не секретарь-машинистка, как официально называется такая должность. Мария Петровна была женщина в годах, со следами былой красоты, но по-прежнему стройная и милая. С Туровым она работала уже несколько лет, прекрасно понимала своего начальника и добросовестно выполняла всё, что положено, более того, старалась оградить его от различных хлопот, связанных с делопроизводством и другой бумажной рутиной. Когда Туров приезжал на службу, Мария Петровна бросала свою "вечную" работу на старенькой печатной машинке "Ундервунд", вставала из-за своего рабочего места, брала в руки заранее приготовленные небольшой планшет, карандаш, листы бумаги и в полной готовности ждала распоряжений на день, чтобы немедленно их записать. Сегодня Туров пришёл в приёмную, поздоровался с помошницей, спросил как дела, ответил на её вопрос, сообщив женщине, что на сегодня пока распоряжений не будет, потом проследовал к себе в кабинет. Ближе к обеду, собираясь сходить на перекур, а затем уехать на пару часов по делам, майор вышел в приёмную и спросил:

Мне должны были делегатом связи доставить из Москвы большой пакет! Его принесли?

Нет, Николай Николаевич, ещё не приносили. По ВЧ-связи звонил Сомов и просил сообщить вам, что то, что вы просили, без подписи Зам. Наркома, который появится только завтра или даже послезавтра, они не отправят! Он сейчас в командировке где-то на Кавказе, и нам придётся ждать его возвращения. Они там, в Москве, вечно перестраховываются, ссылаются на какую-то инструкцию, говорят, что нарушение.

Ладно! Подождём, время ещё терпит, сказал вслух майор, затем обратился к помошнице с просьбой: Мария Петровна, я на сегодня к 15-00 пригласил на беседу одного товарища, но боюсь, что не успею точно приехать ко времени. Вы скажите дежурному, чтобы проводил этого товарища прямо сюда, к нам в приёмную, пусть он у вас на глазах посидит на диванчике и здесь меня подождёт. А вы, голубушка, посмотрите на него со стороны, не предвзято – мне важно будет услышать и ваше мнение тоже.

Утром звонили коллеги из милиции – этой ночью в городе было не спокойно, просили посмотреть сводку всех происшествий по городу, сообщает начальнику Мария Петровна. Я распорядилась и сводка уже у меня.