— Шрамы на ваших щеках — это от удара копьем в Африке? Наконечник прошел насквозь?

Тревельян кивнул.

— А шрамы на спине — следы когтей льва?

Он улыбнулся. Как приятно сознавать, что эта женщина так много знает о нем. Многие слышали о нем и его приключениях, но далеко не всем дано было прочесть то, что он написал. Тревельян страстно желал, чтобы именно Клер знала все о его жизни.

— А шрамы от ножа на ребрах? Тревельян молчал.

— Вы — магистр секты суфистов, — прошептала Клер.

Он изумился.

Клер грустно улыбнулась.

— Теперь я знаю о вас то, чего не знает ни один человек в мире. Вы писали, что стали магистром секты суфистов, но один из ваших оппонентов сообщил что это совершенно невозможно: для того чтобы быть принятым в орден, нужно пройти через особую церемонию. Насколько я знаю, она заключается в том, что человека повергают в транс и он наносит себе… — она остановилась, не в силах произнести вслух, что ему пришлось перенести. Тревельян — ученый каких мало. Ему мало просто изучать жизнь, он желал испытать все сам. Чтобы стать магистром ордена суфистов, священником «религии прекрасного», как ее иногда называют, он должен был войти в состояние транса и во время ритуального танца нанести себе удары ножом. Считается, что магистр способен исцелять раны новообращенных одним прикосновением.

Тревельян слегка поклонился, признавая ее правоту.

Клер опять посмотрела на него и коснулась ручки двери. Он взял ее за руку.

— Какая разница, что было в прошлом. Вы ведь можете приходить ко мне. Я буду… — Он улыбнулся: — Я буду учить вас языку Пеша.

Клер вырвала у него руку.

— А чему буду учить вас я?

— Не понимаю, о чем вы?

— Может быть, я смогу объяснить вам, что значит быть американской наследницей. Может быть, вы поймете, что такое американка, собирающаяся стать герцогиней.

— Постойте, Клер…

Ее гнев нарастал. Она надеялась, что успеет уйти от него, сумеет сдержаться, но все вышло иначе.

— Может быть, вы хотите написать книгу о своих наблюдениях надо мной? И ваши рисунки будут продаваться в книжных лавках по всему миру?

Тревельян наконец сообразил, что ее так рассердило.

— Вы ведь знаете: я пишу обо всем, что вижу.

— В том числе и о своих друзьях! — Она улыбнулась. — Не могу понять, как это я сразу вас не узнала. Шрамы. Холодный взгляд, которым вы смотрите на все и вся, как будто определяете, классифицируете живые существа и предметы. А какое латинское название вы дали мне? «Американус бакерус»? Полагаю, вы будете первооткрывателем! Или меня назовут как-то по-другому? Например «Американа бакера»?

— Я не совершил ничего ужасного! Почему вы так говорите со мной?

— Разве?! При каждом удобном случае вы задавали мне вопросы обо мне и моей семье. Вы спрашивали меня о людях, которых я встретила здесь. — Она сжала губы. — Вы спрашивали меня и о капитане Бейкере, и о… — Клер оглядела его с головы до ног. Вы спрашивали меня и о себе. Это похоже на подслушивание и подглядывание, капитан Бейкер. Или я по-прежнему могу называть вас Тревельяном? Или вообще никак не называть?

Клер сделала шаг к двери, но Тревельян загородил ей дорогу.

— Я не собирался лгать вам, — сказал он. — Есть причины, вынуждающие меня сохранять инкогнито.

— Чтобы продолжать шпионить?

— Я никогда этим не занимался!

— Может быть, в Пеше по-другому относятся к шпионам? Клер видела, что Тревельян хорошо понимает ее.

— Я поясню вам, мистер, не знаю как вас называть! Я не туземка и не буду объектом вашего изучения. Когда я вспоминаю, как вы сидели и наблюдали за мной у Мактаврита, потом здесь… А я… я помогала вам, когда вы болели. — Она отошла от него, как будто даже стоять рядом с ним ей было неприятно. — Я не принадлежу к аборигенам, чьи странные и интересные обычаи вы можете изучать. Я американка, и очень богатая американка. Если вы посмеете хоть что-нибудь опубликовать обо мне, я привлеку вас к суду!

Тревельян с изумлением взглянул на Клер и отступил в сторону.

— Я не стану писать о вас, мисс Уиллоуби. Прощайте. Желаю вам счастья с вашим герцогом.

Клер не обратила внимания на его последние слова и молча вышла.

Когда Клер вернулась в дом, вся семья уже сидела за столом. Она не пошла переодеваться, хотя ее платье выглядело не лучшим образом. Не обращая внимания на взгляды слуг, она подошла к дверям столовой и уже собиралась войти, когда один из них остановил ее.

— Ее светлость требует, чтобы обедающих не беспокоили по время трапезы, — сказал он.

Клер посмотрела на него.

— Когда я стану герцогиней, непременно вспомню ваши слова, — спокойно бросила она.

Он тут же открыл перед ней дверь.

Клер подошла прямо к Гарри и села рядом с ним. Только что подали суп.

— Мне нужно поговорить с вами, — обратилась к жениху Клер.

Клер достаточно давно находилась на Британских островах и знала, что никто никогда и ни при каких обстоятельствах не должен прерывать обед англичанина. Это правило впитывалось с молоком матери, ему следовали все.

Гарри был так потрясен, что замер с открытым ртом.

— Я должна поговорить с вами. Немедленно!

Клер не смотрела на остальных, но чувствовала, что все они уставились на нее, пораженные нарушением этикета. Она не сомневалась, что своим поступком только укрепляет их во мнении, что все американцы — варвары.

Гарри положил ложку, отодвинул стул и последовал за Клер.

— Что случилось? — спросил он, уверенный в том, что лишь чья-то неожиданная смерть могла стать причиной подобной бестактности.

— Я должна поговорить с вами.

Гарри забеспокоился. Вдруг что-то случилось с его матерью? Нет, ему бы сразу сообщили, если бы что-то произошло. Тогда он предположил, что Клер решила расторгнуть помолвку. Гарри боялся этого. Если он потеряет свою богатую американскую Наследницу, мать очень разгневается.

Пока они шли к голубой гостиной, Гарри готовился к худшему. Если что-то заставило Клер переменить решение, он сделает все, чтобы переубедить ее. Может быть, Клер бесит запрет матери подавать еду в комнаты? Если дело только в этом, он пойдет против правил и разрешит Клер есть у себя.

Гарри закрыл дверь гостиной и прислонился к ней.

— Так в чем же дело, дорогая?

К его удивлению, Клер кинулась к нему на грудь и крепко обняла. Он понял, что напрасно опасался. Оторвав девушку от себя, он спросил: — Что с вами, Клер?

Она начала объяснять так сбивчиво и торопливо, что сначала он ничего не понимал. Услышав имя Тревельяна, Гарри вздохнул с облегчением. Так вот что произошло! Его братец может и святого довести до исступления. А людей, особенно мужчин, везде и всегда приводил в ярость.

— И что же Велли натворил на сей раз? — спросил он, сняв руки с плеч Клер.

— Я была с ним. — Девушка не плакала, но он чувствовал, что она дрожит.

— Была с ним? — тихо переспросил Гарри, поняв ее по-своему. — Так вы что, хотите выйти за него замуж?

Клер отпрянула назад.

— Замуж?! За него?! Да вы в своем уме?! Гарри почувствовал несказанное облегчение.

— Мы подождем немного и посмотрим. Если окажется, что вы ждете ребенка, мы поженимся как можно раньше. Я скажу, что ребенок мой, и…

Клер в ужасе посмотрела на него.

— О чем это вы?! Что вы…

— Ну, если вы… были с ним, то… Клер захохотала.

— О, Гарри, какой вы смешной! Я имела в виду совсем другое. Последние несколько дней я не болела, а ухаживала за заболевшим Тревельяном.

— О-о! — только и смог сказать Гарри. Он не мог показать Клер, что ничего не знал о ее болезни. Всего несколько часов назад он возвратился из поездки и больше всего на свете мечтал о хорошем обеде. Гарри, конечно, заметил, что Клер не было за столом, но к этому он уже привык. Гарри не понимал американцев, да и не имел ни малейшего желания понять. Если Клер не желает обедать за общим столом, это ее дело.