— Гри… Стась! — зашипел мне вслед Герак.
Но я целенаправленно пробежалась по просеке, оставленной инкубами, а вот едва те испуганно на меня оглядываться начали, свернула к домовым.
Домовые наслаждались жизнью, зрелищем и чаепитием из пузатого белого с голубой росписью фаянсового чайничка, от которого умопомрачительно пахло смородиной. И чашки у бородатых мелкоросликов были знатные: белые, с голубой каемочкой и на таких же с каемочкой блюдцах, и.
— Стасенька, душенька! — увидев меня, воскликнул дядь Никодим. А затем заявил подоспевшему и сопевшему над моим плечом черту: — Тьфу, изыди, блохастый!
Мне в тот момент подумалось: отчего домовые пьют, казалось бы, простой смородиновый чай и плюшками ну самыми обыкновенными закусывают, а морды у всех такие довольные? Вот стоило бы подумать об этом, да только ближайший из шести старичков пододвинулся, местечко мне освобождая, и вопросил:
— Чай, чайку тебе, дева красная?
— Ох и не откажусь, — сказала я, потянув носом воздух.
— Черту не налью, — сразу предупредил домовой.
И, достав из сумы еще чашечку с блюдцем, чаю налил, меду две ложки поставил, плюшку самую румяную выбрал да и все мне протянул. Ням!
— Ой, спасибочки огромное, — я присела на краешек пенька.
Но прежде чем от ароматной сдобы откусить, вспомнила, зачем пришла, и, прихлебнув глоточек умопомрачительно вкусного чаю, взмолилась:
— Дядь Никодим, выручай, не откажи, помощь мне нужна.
Старший домовой прищурился, на черта выразительно посмотрел.
— Да свой он, — махнула я рукой с плюшкой.
Домовые застыли.
— Временно свой, перемирие у нас, — поспешила уточнить я.
Облегченно выдохнув, все бородатые старички снова чай попивать стали, а дядь Никодим спросил:
— Так чего случилось-то, Стасенька?
Я еще чайку хлебнула, а потом, не выдержав погрустневшего рядом черта, плюшку надвое переломила и половину Гераку протянула. Тот не дурак был отказываться и повеселел, главное, сразу.
— Дело вот в чем, — я на общежитие феек кивнула, — там мусор чертякинский.
— Знаем-знаем, — расплылся в улыбке тот домовой, что меня чаем угостил. — Имел честь любоваться, как вы с ведьмами из Диверсионного факультета учения боевые проводили. А хороши учения! Ух и переполох вызвали! Так вы это, зачет-то сдали?
— К-какой зачет? — не поняла я.
— По диверсиям, — совершенно серьезно пояснил домовой.
И покраснела я вся: и на лице, и на шее, и даже под чулками.
— Так это не зачет был? — всполошился дядь Никодим.
И пришлось мне признаться:
— Нет, — и даже есть расхотелось, — это мы с девчонками фейкам мстили…
Домовые разом плюшки отложили и чайку хлебнули. А главное, все на меня смотрят, серьезно очень.
— Совсем тебя черти испортили! — высказался наконец дядь Никодим.
— Да не, я феек всегда не любила, — тяжело вздохнув, ответила я. — А эти еще заносчивые и смеялись надо мной, поэтому.
— Не грех и напакостить, — догадался дядь Никодим. — Угу, — прихлебывая чаек, подтвердила я.
А что тут еще сказать. Виновата, да.
— И чего делать-то теперь? — растерянно произнес сидящий рядом со мной домовой.
— Конец нам, ведьмочкам, — пожаловалась я.
Герак протянул конечность, по плечу погладил да и сказал:
— Давай я наших соберу, нападем на навов, а вы тем временем следы заметете?
Я даже ответить не успела, а домовой, что слева от меня сидел, вдруг спросил у черта:
— Чайку?
— Благодарствуйте, — пробасил Герак, — а вот от плюшки не откажусь, очень уж они у вас румяные да ароматные.
И черту взяли и дали плюшку! Ну надо же, вообще от домовых не ожидала.
Тут дядь Никодим задумался, кулаком щеку подпер и говорит:
— А что, Стаська, есть шанс следы замести?
— Есть! — с жаром подтвердила я. — Есть! Мы с Эльвирой Жутковной и перьев птиц заморских добыли, и шерсти козьей!
Домовые чайку прихлебнули, переглянулись, да опосля дядь Никодим и произнес:
— Допивай чай, Стасенька, допивай. И поспешай, дел-то у нас много, навы уж и второй этаж обыскали, поди. Герак, а ты не стой, ты еще плюшку бери и ступай до ведьмочек, забери у них материал наво-запутывательный, шалить будем.
* * *
Чего там домовые шалили, мне неведомо, но только, как Герак вернулся с мешком, в котором улики были, старичок, что справа от меня сидел, с тихим хлопком испарился. Черт на его место присел да за новой плюшкой потянулся. А нам с домовыми хорошо так было, спокойно, умиротворенно даже… Потом домовой вернулся и нравоучительно мне сказал:
— В иной раз, Станислава, не попадайся. Оно в мире как — не пойман, значит, не вор.
И прутики протянул, штук девять.
— От метелок ваших осталося, — пояснил старичок.
— Спасибо! Ой, спасибище преогромное!
— Да чего уж там, — отмахнулся домовой. — Иди, лицо делай невинное да навам не попадайся.
И вот насторожила меня эта фраза.
— Отчего не попадаться? — спросила шепотом.
Домовой с прищуром на меня глянул и прошептал:
— Оттого, что веточки они понасобирали да мне и подсунули. Смекаешь?
К ведьмочкам я возвращалась пунцовая. Вернулась, рядом стою, а ни слова сказать не могу.
— Напилась? — поинтересовалась Кларисса.
— Угу, — пробурчала я.
— На ногах едва стоишь, — заметила Райса.
Она-то заметила, а мне все казалось, что это мир пошатывается.
— Идем обедать, — предложила Светлана.
— Так рано еще, — Агата вскинула брови.
И тут над всем университетом раздалось: «Жра-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-ть!»
— Самое время, — улыбнулась Светлана. — Стась, долетишь?
— Угу… — Мир все больше и больше шатался. — До спальни своей долечу. Метла, ко мне!
И мысль у меня мелькнула нехорошая — на тему: где они, мать их, смородинкой этой разжились, а?!
— М-м-метла! — вновь рявкнула я, отставив правую руку и делая хватательное движение ладонью.
Метла не находилась. Не обращая внимания на внезапно вытянувшиеся лица ведьмочек, я старательно пыталась нащупать злодейку, пробормотала вроде «на дрова пущу» и ухватилась за что-то хватательно-приспособленное. Ухватилась, потянула вниз, ногу через это перекинула и скомандовала:
— И полетели!
Ничего с места не сдвинулось, разве что у девчонок почему-то челюсти отвисли.
Не, ну метла определенно издевается. Дернув поганку, я повторила:
— И полетели!
Вместо полета раздалось напряженное:
— Григорьева, а может, вы не будете мою руку во всяких интересных местах размещать?
Очень медленно, как в самом что ни на есть кошмарном сне, опустила голову и увидела, что держу я никакую не метлу, а руку некоторых деканов чертового факультета. Это я его за палец уцепила! А то, что стою я с его рукой между ногами, это… это…
— А чего вы везде свои конечности разбрасываете? — возмутилась я, отчего-то продолжая держать его руку.
— Вы шатались, — прошипел Владлен Азаэрович, которому в полусклоненной позе было не слишком удобно стоять. — Я протянул руку, чтобы удержать вас от падения.
Молча выпустила захваченное, юбку одернула и вообще сделала вид, что меня тут не существовало. Хотя нет, один вопрос у меня имелся, насущный, так сказать:
— А метла моя где?!
Поганка высунулась из-за Райсы, а затем с самым невинным видом пропрыгала до меня. Встала рядом, подумала и ловким маневром взяла и спряталась за уже ровно стоящего рядом Владлена Азаэровича. И мне так обидно стало! Ну мало того, что всё вокруг уже не просто шатается, а хоровод водить умудряется, так еще и метла — предательница!
— Н-н-на дрова пущу! — пообещала я.
Декан чертового факультета повернулся, на метлу посмотрел и вдруг протянул над ней ладонь. Вспышка, и метла моя стала черная. Вот вся черная и глянцевая такая.
— Ой, это что? — возмутилась я.
— Заклинание антигорения, — спокойно ответил Владлен Азаэрович. — Ты где напилась, Григорьева?
А метла, главное, покрутилась, чтобы, значит, я ее со всех сторон рассмотрела, и раз — прильнула к боевому черту, ну прям как ласковая кошка! И это моя метла! И так обидно стало.