Коридор смешался с просторной улицей, отходившей от Проспекта Арктекс где-то за Общиной. Становилось людно. Встретился патруль, затем – другой состав тележек, везший окровавленные комки птиц для столовой. Вновь стали появляться места отдыха. В одном из них за столиком сидели люди, чьи одежды использовались в каком-то грязном деле – мятые, запятнанные, в том числе багровыми брызгами. Белые чашки, из которых они отпивали, контрастировали с их мясницким обликом.

Бердевич помахал им рукой. Этот приветливый жест вышел, в согласии с его характером, неохотным. В каждой из попадавшихся компаний он видел своих знакомых. Возле одной из них высилась гора ободранных тушек. Люди сидели полукругом и отрывали перья. Из ран мертвых птиц проливалась кровь, когда их тела сжимали. Красная жижа далеко разлилась по улице, толкаясь у подсохших краев лужи.

Удивленный этим необычным для космической станции зрелищем, Кир не сразу заметил, что караван приближается к стадиону – конечно же, тоже носившему имя Арктекс.

Огромное сооружение было щедрым даром от корпорации, профинансировавшей строительство в системе. Кир помнил эту неожиданное углубление на карте Шайкаци. С прежней численностью населения стадион не простаивал: здесь хватало местных спортсменов, достаточно зрителей собиралось для просмотра транслируемых от других звезд состязаний. Но и сегодня это место не было заброшено.

Строение образовывало многоярусный колодец, к которому вели проходы с разных этажей. С высоты на караван глядели местные. Там, где коридоры были захвачены порождениями черты и небезопасны, мосты перекрывали листы металла.

Похоже, в подтрибунных помещениях стадиона и окрестных зданиях осело немало людей. Хватало и тех, кто приходил сюда лишь на работу или останавливался, занимаясь разведкой неподалку. Наверняка здесь были и свои старожилы, зажатые у стадиона после Калама. Кир расспросил подробнее об этом месте.

– Стадион кормит Порт, – утомленно вздохнув перед необходимостью ответить, поведал Бердевич. – В нем поселилась туча существ, особенно эти птицы. Другого такого угодья нет. Без Стадиона половине разведчиков пришлось бы переквалифицироваться в охотники. Неужели ты не знал этого?

Кир покачал головой. Он не раз слышал об этом поселении, но не придавал значения связанным с ним сведениям. Бердевича задело его незнание. Он нахмурился, запыхтел, словно пытался завестись и наконец закряхтел:

– Я тут был, когда все началось. С этажа выше упали какие-то бешеные твари, вроде лошадей, только мощнее и голова совсем узкая. Глаза у них были огромные, как у насекомых. Несколько расшиблось от падения, одну даже разорвало – потрохами брызнуло, люди отскакивают. Это мне запомнилось: перед ними с потолка валится стадо каких-то чудищ, а всех поначалу беспокоило то, как бы не измазаться кровью. Лошади неслись куда-то в сторону Проспекта, хромали, волочили поломанные ноги, мотали головой. Кого-то они затоптали, я сам еле увернулся. Всегда интересовало, куда они потом запропастились? Мы ведь больше таких зверей никогда не встречали, – какая-то живость возникла на его лице, когда он задумался об этом, но вновь сменилась тягучей миной. – Оставили черепа в честь… Я не знаю. Просто памятное событие.

Вдали показался странный монумент: сложенные круг за кругом черепа, создавшие подобие костяного цветка. С человеческую руку длиной, вытянутые, словно искусственно сплюснутые, имевшие задранный нос. Сооружение вызывало ассоциации с капищем.

– Первыми тут появились разведчики Порта, – продолжил Бердевич, – но никаких границ еще не было. Потом пришли люди Оранжереи. Стадиона хватает на всех, так что какое-то время охотники друг другу не мешали. А потом Ивор с Шильнер-Вольновой что-то не поделили и началось, – Бердевич изобразил досадливую гримасу. – Сначала Оранжерея установила тут свою границу. Охотников Порта она при этом пускала. В определенные часы, не большим числом, но все же пускала. Вот только людей у Оранжереи мало. Весь стадион они не охватили, Порт зашел с тыла к основным постам и выгнал их. Обошлось без пальбы, но некоторых ребят побили здорово, кто долго уходить не хотел, – Бердевич помолчал, вспоминая тот день. Он определился в своих эмоциях:– Нехорошо это все было, – отломились его слова.

– Так ты сам за кого, Бердевич?

Тот бросил недовольный – злиться на бестактный вопрос ему не хватило желания – взгляд на Кира. В отсутствии гнева пришлось ответить:

– Да я вроде как местный. Только вот баррикада Порта стоит к моему жилью ближе, чем баррикада Оранжереи. Так что я все-таки из Порта, получается. Но я ни с кем не ругался, зато кое-что изучил вокруг, пока мы одни жили. Был проводником поначалу, а потом и караваны стал водить.

– А Порт, значит, Оранжерею не пускает на стадион? – уточнил Кир.

– Не пускает, – с обидой в голосе сказал Бердевич. Прежние дни ему нравились больше.

Они вышли на площадь с монументом из черепов. Рядом высилась колоннада входа на стадион. Напротив него находился спортивный бар, формой напоминавший смятую сбоку корзину. Надпись, как бы волнующаяся и взрывающаяся, видимо, от забитого гола, гласила: «Удар, бросок!». Здесь расположились отдыхающие охотники, местные рабочие и жители. На караван обратили внимание, некоторые приветствовали, но это было явление обычное и разговоры не стихли. Кто-то торопил с едой; несколько человек, перекрикиваясь, играли во что-то. Очередной патруль задержался возле этой компании, подбадривая игроков.

Бердевич подошел к костям и, просыпая на них пепел, забормотал что-то. Его люди в этом время откинули с части тележек, оказавшихся пустыми, покрывала. Кир догадался, что здесь их загрузят мясом.

– Передохнем, возьмем товары и в путь, – объявил Бердевич, закончив с ритуалом.

– Что это было, Бердевич? – отчего-то насмешила эта сцена Кира. – Теперь феи не будут связывать хвостами наших лам?

Бердевич вздохнул и взгляд его поблек еще больше, видимо, выражая страшный гнев.

– Ты пока иди, посмотри лучше на наши угодья, – едва разборчиво пробормотал он и побрел командовать погрузкой.

Кир посмотрел на сваленные черепа, к подозрительным бурым пятнам на которых прилипал часто просыпаемый пепел, и, почувствовав себя некомфортно, решил воспользоваться советом.

У входа мимо него прошли охотники, тащившие добычу. Первые двое несли в руках известны ему мясистых птиц, двое других, оставляя кровяной след на полу, волокла за лапы какое-то животное, напоминавшее свернутый ковер, из которого торчали клыки и когти. У одного была заклеена щека и разорван рукав на плече – охота в черте не могла быть безопасным занятием.

В подтрибунном помещении ворковали какие-то птахи. В отдалении бурлила темнота – несколько крыс сражались друг с другом. Были раскиданы перья, обломки каких-то растений, принесенные с охоты, виднелись кровавые разводы, грязные следы ботинок. Кир приблизился к оборонительному пункту возле выхода к полю. Бойцы, узнав в нем туриста, посоветовали далеко не заходить, но рисковать своей жизнью не запрещали. Кир вышел на один из ярусов Стадиона Арктекс.

Каскадом стекал с трибун бархатный лес. Могучие стволы в нескольких местах пронзили бетон, дотянулись сквозь заросли к куполу и проткнули его. Трава вытянулась, разрослась лопухами, укрывшими поле, как лоскутное одеяло. Вверху был огромный куб с экранами, но теперь его обхватили ветви стволом и оплели лианы, не обрушившие его и бессильно свесившиеся.

Здесь царили сумерки. Не только потому, что было мало света, но потому, что многие растения имели синеватый окрас. Кир видел стволы цвета сливы, ультрамариновые заросли, васильковые плоды. Была, впрочем, и зелень, и чернота. Казалось, он смотрел на мир в ультрафиолете.

Однако там, где ветви пробили трещины, воздух пронзали лучи. Кир плохо помнил солнечный свет и не знал, он ли это. Но горячее касание словно выжигало растения. Стволы коричневели. Листья набухали, точно от воспаления. На поляне свет оставлял шрам красного цвета. Все это, однако, оставляло ощущение не урона, а вскипевшей жизни.