Будер, похоже, задал себе этот вопрос, но вслух не ответил.
– А для тебя? – вместо этого спросил он. – Как ты пришел к этому результату?
– Я выбраться отсюда хочу.
– Это всего лишь мечта, – отмахнулся Будер. – Мечтают все, но кто действует?
Настала очередь Кира покопаться в своих мотивах. Он искал в себе благородство, которое полагал в Будере и Саймо. Но с горечью признал:
– Знаешь, для меня это, наверное, не о других людях. Я вышел с вами против дракона, выйду завтра против… водопроводных труб, а позже отправлюсь на бой с бессмертным Мясным ангелом. Но все это зациклено на мне. Дорога только моя и неважно, кто сопровождает меня.
– Ты вовсе не так эгоистичен, раз размышляешь об этом, – заметил его мудрый товарищ.
– Считаешь? – в действительности, Кир мало прикладывал его слова к своим рассуждениям. Будер сейчас был просто причиной произносить их вслух. – Если так, то это от матери. Отец – честолюбивый человек, привыкший все держать под контролем. А она мягкая, нежная женщина. Похоже, она успела сделать несколько вялых мышц в сердце.
– Такие мышцы нужны, – одобрил Будер. – Для сострадания. Для тоски, без которой ты не поймешь, куда вернуться, чтобы попробовать сначала.
Что-то на этой фразе треснуло в душе Кира и нечто бесконечно горькое засаднило в ней.
– А-а, к черту, – враждебно закрылся он от этой рефлексии. – У нас завтра дело и неплохо было бы выспаться. Спасибо за чай, Будер. С тобой неплохо поболтать. Заставляешь выгрести из души кое-какое дерьмо. Если честно, когда я тебе первый раз увидел, подумал: ни хрена себе гора мяса. Голова казалась какой-то ненужной на этом фоне. А в ней веса больше, чем в теле.
– Спасибо, конечно, но я и есть гора мяса! – засмеялся Будер, схватив себя за живот. – Жизнь на сытных фермерских полях! С куском пирога с утра на реку! Солнце печет – хорошо! Хлещет дождь – весело! Потом к отцу, в гаражи, копаться с мастерами в комбайнах. А моя мать была учительницей, чрезвычайно умной женщиной. Благодаря ей кое-какая начинка в этом мясном пироге появилась, я надеюсь.
– Не сомневайся. – Они поднялись из-за стола. Жена Будера не услышала, как он уходит, и Кир попросил передать его благодарность. На прощание он сказал: – Увидимся на Центре. Идем чинить водопровод.
– Ты и правда полагаешь, что все будет так просто? Это же Шайкаци. Всегда будь готов, что все окажется хуже, чем ты ожидаешь.
Кто еще живет на Шайкаци
– Трубы имеют свойство загрязняться, – отвечал Ли. – Конечно, на Шайкаци автоматические системы очистки, но черт его знает, что с ними стало за это время. Может, половина роботов давно всплыла пузом кверху. Тогда вручную протокол гидродинамический или химической очистки, сгоним оставшихся роботов – очередной подвиг «Первых людей».
До Темной границы было уже не далеко: признаком этого было все более скудное убранство коридоров. Силуэты витрин и вывесок сменил глухой металл; на месте гостиниц, магазинов и ресторанов выстроился строгий ряд одинаковых дверей, ведущих в склады, мастерские, подсобки. Чтобы оживить обстановку, сотни метров стены были разрисованы граффити, прославляющими трудящихся. Посвятив фонарем, Кир разглядел несколько рисунков. Разбираясь в живописи хуже, чем в водопроводе, он не мог оценить усилия художников, но посчитал угловатые ряды рабочих, возводивших сияющую среди звезд Шайкаци, отсылкой к искусству времен какой-нибудь индустриальной революции.
– А я слышал, что оставшееся население может как минимум 3000 лет не беспокоиться о загрязнении, – припомнил Кир давний разговор с Ивко.
– Вот это осведомленность, – с уважением взглянул на него Ли. – Коллега, – они пожали руки. – Может не беспокоиться. Если система будет замкнутой. Но у нас куча протечек и километры труб, тянущихся в черте, где неизвестно, что с ними творится. Так что я не удивлюсь, если вода скоро начнет отдавать тухлятиной.
– А должна? – испугалась Райла.
– Конечно. Фильтры не меняются, роботы не чинятся, за системой никто не следит. Я, кстати, Ивору об этом говорил. Нам надо брать под контроль наш контур водоснабжения. Но это Ивор: завтра он видит, о послезавтра знает, о дальнейшем подозревает смутно. Пошумел одобрительно и забыл. Сколько он там уже грозится электричество на улицу подвести?
– У Ивора полно дел, – отметил Будер. – Уйма времени уходит только на то, чтобы скоординировать текущую работу, и он с этим справляется.
– Ага-ага. А еще на мечты о том, как бы сделать несчастной Шильнер-Вольнову. Серьезно, может, он влюбился в нее? Хотя если ему все-таки удастся подпалить ей задницу, я готов признать верховенство даже человека со столь извращенным вкусом.
– А мы можем совсем лишиться воды? – спросил Кир.
– Не, система состоит из множества замкнутых участков. Водопроводный лабиринт. В случае течи сегмент перекрывается и вода бежит по другому маршруту. Хотя если дыра большая, а автоматика предоставлена сама себе, то, как это бывает с техникой, могут возникнуть проблемы.
– То есть мы можем лишиться воды, – помрачнел Кир.
– Да нет. Когда летел к нам, не замечал кое-чего на карте? Астероиды там какие-нибудь? Возле нас ледяного крошева хватит на целый выводок Шайкаци.
– Значит, кофе по утрам я буду пить еще долго? – уточнила Райла.
– Всю жизнь, – обещал Ли. – В крайнем случае, перейдешь на воду, регенерированную из мочи и душевых сливов.
– Ли, сволочь, если не починишь водопровод, я в тебя все это волью нерегенерированным, – посулила Райла.
Кир заметил, как свет впереди вдруг неровно сгустился, как желтое, гнойное облако. Приближалась Темная граница, догадался он.
– Черта не опасная, – сказал Саймо. – Просто иди вперед и не волнуйся. Скоро это закончится.
Кир было решил, что это будет нечто едва уловимое, когда заметил, что свет стал скуднее, словно его загораживали неким полотнищем. Мерещились некие темные прожилки, шаг за шагом поедавшие все, что горело за пологом. В неуловимый момент свет впереди исчез вовсе.
Постепенно даже лампочки аварийной дорожки стали тускнеть. Темнота вокруг становилась насыщеннее, контрастнее. Свет будто нарисовали на полу мелом, но черточка за черточкой его затирали все больше. Он расцарапался, зарябил, сжался в точку и тоже пропал.
Киру стало не по себе. Шаги их зазвучали глуше, шорох одежд и стук оружия доносился замедленно. Темнота стала материальной, хилыми, но настойчивыми лапками хватала его за лицо, за руки, пыталась сбить с шага. И затормозила, сбила: сзади на него наткнулась Райла, прошипев нечто из какой-то далекой пещеры. Он услышал, как гулко, точно в огромном пространстве, она удаляется от него.
Страх поднялся в Кире, обнаружившего себя посереди неизвестности. Только напутствие командира заставляло его переставлять ноги, пробираясь сквозь мягкую, густую, осязаемую ночь. Морок проникал в мысли и они стали с трудом различимыми. Самые простые из них все с большим трудом преодолевали преграду, застывающую в разуме.
И тем ошеломительнее был взрыв сознания и света, ждавший Кира на следующем шагу. Он вдохнул, как утопающий, ошарашенно оглянулся, скользнув взглядом по печати на стене – квадрат, без штрихов. Сзади была тьма, но вовсе не такая настойчивая, вновь свободная и податливая, и где-то вдалеке привычно горели огоньки на полу. Как вычерченный во мраке грифелем возник Ли, спустя мгновение обретший сперва бледность, а потом и остальные цвета. Когда он вышел, глаза его были шальными, а шаг нервным – даже привычным людям было не по себе на Темной границе. Помотал головой Будер. Всегда задорный взгляд Райлы стал вымученным.
– Нормально? – осведомился у Кира поджидавший его Саймо.
– Мы в черте? – спросил Кир, еще плохо соображая.
– Кто знает? Возможно, на Шайкаци везде черта.
Мысль Кира, искавшая опору, задержалась на этой мысли.
– В каком смысле?
– Ну, есть мнение, что Шайкаци целиком оказалась в черте, – ответил Саймо, возобновляя путь. – И аномалии и чудовища всюду, просто не все мы видим. Может быть, до поры до времени. А что-то ты заметишь только в определенных обстоятельствах. В Комнате Майко тебя взорвет, если ты включишь даже простой фонарик.
