Сердце Майи рвалось от боли, однако она понимала, что новости, привезенные графом Форши, полностью меняют ситуацию. Ее отец выслал из страны дохту-мондарцев, а теперь решил вознестись и над орденом мастонов. С каждым шагом он все больше походил на королей древности, тех, что преследовали мастонов и убивали их. При воспоминании о том, что стало с одним из этих королей, душа Майи наполнилась ужасом, и девушка в отчаянии понадеялась, что Исток не заставит ее выступить на битву против отца. Насилие порождает только насилие, и ничего больше.
– А что нам делать, когда вы уедете? – спросил сенешаль Томас. Казалось, он растерян не меньше Майи.
– То же, что и всегда, – ответила Сабина. – Ищите в случившемся мудрость Истока. Джон Тейт, я поручаю тебе заботу о безопасности моей внучки. Сейчас о ее присутствии здесь никому не известно, однако тайна эта останется тайной ненадолго. Я чувствую, что в скором времени тебя ждет противостояние с отцом, дитя. Он попытается добиться от тебя подписи под законом о верноподданничестве. Не подписывай, Майя. Всякий, кто силой вынуждает Исток к покорности, несет бремя последствий. Решение короля может навлечь на королевство новую Гниль. Сделаем все возможное, чтобы убедить его отступиться. Мы должны его переубедить.
– Да это все одно что камень уговаривать, – мрачно буркнул Джон Тейт. – Он и ухом не поведет.
Сабина встала, чтобы уйти. Майя вскочила и крепко обняла бабушку. Они провели вместе так мало времени и вот уже снова должны расстаться и тосковать в разлуке. Впрочем, по крайней мере, им дарована возможность сказать друг другу «прощай». Матушке Майя так и не успела сказать этих слов. Майя до сих пор не привыкла к мысли о том, что ее нет, и известие о радости, с которой король встретил трагическое известие, рвало на части ее и без того истерзанное сердце.
Она подняла глаза и встретила взгляд Додда, настойчивый, горящий. Долг вновь лег ей на плечи тяжкой ношей, он становился все тяжелее, словно она шла под камнепадом и новые и новые камни валились ей на плечи. Что скажут потомки ее предков о мире, в который вернутся? Их встретит прогнившее королевство под властью ее отца, короля, утратившего веру. Но… либо это, либо нессийская армада, цель у которой одна – уничтожить Ассинику.
Сабина ласково провела пальцем по ее щеке, стирая слезинку.
– Ты не одна, – шепнула бабушка, и в голосе ее была сила.
– Не уходи, – всхлипнула Майя. Горло ее сжимали рыдания.
Глаза Сабины блестели от слез. Она наклонилась и лбом коснулась лба Майи.
– Я не знаю, что ждет нас впереди, – сказала она. – Мой Дар обращен в прошлое. Наши предки не раз сталкивались с подобными испытаниями. Отец Лийи знал, что умрет, знал, что дочь вырастет без него, знал – и все же исполнил волю Истока, – она прикусила губу. – Быть может, Исток пожелает, чтобы мы отдали свои жизни за правое дело. Я не знаю. Но я знаю другое: то, что снова и снова писала в своей книге Лийя. Верь Истоку. Доверься Истоку. Даже если жизнь твоя невыносима, – она пропустила сквозь пальцы прядь волос Майи. – Испроси воли Истока, а затем исполни ее. Я сделаю все возможное, чтобы вернуться до Духова дня. Но как бы там ни было, ты должна возродить аббатство, Майя. Ты должна исполнить Клятву.
Майя твердо посмотрела в глаза бабушке.
– Я исполню.
Глава восьмая
Одна
В клуатрах было тихо до звона в ушах. Майя опустила резец и сквозь слезы уставилась на выгравированные ее рукой слова. Потом она стряхнула со страницы тончайшие орихалковые стружки, но странные, перепутанные чувства по-прежнему одолевали ее. Рядом с ее книгой лежала книга ее матери, открытая на последней странице, на последней записи – записи, которую Майя только что перенесла в собственный том. Она вытерла слезы рукавом и перечитала абзац – письмо, которое написала мужу Катарина.
Дражайший мой господин, король и муж.
Час моей смерти все ближе, и потому, повинуясь искренней любви, которую я к вам питаю, а также уступая перед своей болезнью, я чувствую себя обязанной напомнить вам о мастонских клятвах, нарушение которых пагубно для вашей бессмертной души и которые человеку следует почитать превыше благ земных в нашей второй жизни. Дорогой мой муж, вы навлекли на себя множество бед. Я прощаю вам все, что вы мне причинили, и обещаю, что ни словом не обвиню вас в тот миг, когда откроется наконец Сокровенная завеса и мы с вами встанем пред Истоком в ожидании его суда. Вспомните о нашей дочери – залоге нашей любви. Заклинаю вас всем, что вам дорого: обратите к ней вновь свой благосклонный взор и не карайте за ту любовь, которую она ко мне питала. Молю также о снисхождении для моих служанок, числом три.
Они верно служили мне. Все они безродные. И наконец, я клянусь в том, что взгляду моему вы всегда были желаннее всего на свете.
Истинно и навеки ваша,
Катарина
Чувствуя, как промокают от слез ресницы, Майя еще раз перечитала написанное. Как может человеческое сердце вынести столько боли? Весь остаток жизни матушка, опальная королева, провела в Муирвуде, и все же, невзирая на все жестокое отношение к ней короля, любила мужа до последнего вздоха. Воистину, велика была та сила, что связала их сердца – и имя этой силе было любовь.
Она почувствовала, как в сердце ее загорается сила Истока, как по всему телу растекается чувство тепла, любви, нежности. Слова, написанные матушкой, вышли из-под человеческой руки, самой обычной руки из плоти и крови, однако теперь они словно бы пылали пламенем. Тело матушки ныне покоилось в костнице, принявшей в себя бренную оболочку, однако некая ее часть обрела свободу. Майя чувствовала ее так ясно, словно призрачная рука и в самом деле легла ей на плечо. Сердце сжалось от какого-то невероятного чувства, которое с каждой секундой росло и подступало все ближе.
«Здесь ли вы, матушка?» – подумала Майя.
Тут на лестнице послышались чьи-то шаги, и странное чувство исчезло как не бывало. Майя быстро вытерла слезы. В клуатр вошла Сюзенна, и на лице ее были написаны тревога и недоумение.
– Я нашла твою записку, – сказала Сюзенна. – Давно ли ты здесь? Я не слышала, как ты ушла.
Она огляделась, явно ища признаки беспорядка.
Майя попыталась улыбнуться, но губы ей не повиновались.
– Я не могла заснуть, Сюзенна. И не хотела будить тебя.
Яр-камни уже были зажжены, и Сюзенна, растирая ладони, опасливо обогнула стол и приблизилась к Майе. Почему-то она хмурилась.
– Что не так? – спросила Майя, собрав все свое терпение.
– Надо было разбудить меня, – ответила Сюзенна, встав рядом с ней. – Нам не разрешается ходить в клуатры в одиночку.
Она смотрелась настоящей королевой – прическа уложена волосок к волоску, безупречно выглаженное платье без единого пятнышка… Майе подумалось, что в Сюзенне ей вечно видится какая-то легкая высокомерность, как ни старается товарка это скрыть. Впрочем, быть может, Майя ошибалась.
– Я не знала. Бабушка уезжает утром, и мне не спится. Мы с ней говорили допоздна, а потом я просто не хотела тебя будить.
Майя умолчала о том, что изрядную часть ночи провела в попытках написать письмо мужу, объясниться с ним на бумаге, выразить всю глубину своего сожаления и объяснить истинные причины своего бегства. Верные слова никак не шли, писать было тяжело и больно, да и письмо едва ли имело шанс проникнуть в темницу, тем паче что женщинам читать и писать не дозволялось, а значит, одно его существование уже подвергало Майю немалой опасности. И все же Майя понимала, что должна написать его – и для мужа, пусть он даже никогда его не прочтет, и для себя самой. И она напишет.
– Ты что же, совсем не спала? – удивилась Сюзенна.
Майя покачала головой.
– Мне хотелось побыть одной. И на подготовку к испытаниям у меня почти совсем нет времени. На Духов день в Муирвуд приедет мой отец.
