В данном же варианте товарищ Сталин сидел за столом и трудился, что можно было понять по напряжению на лице, обращенном к лежащему на столе документу, и тяжести рабочего кулака, которым, по обыкновению, награждали вождя плакаты, сжимавшего чернильную ручку. Сюжет был непривычным, так как плакаты обычно старались отобразить слоган максимально буквально. Здесь же товарищ Сталин никому спасибо не говорил, рук не жал, ордена не вручал. Можно было бы еще показать зрителю пример того, как следует работать ради благодарности вождя, но на плакате никто не работал. Кроме самого Иосифа Виссарионовича, который на этот раз представал перед зрителем не в привычном образе доброго лучезарного старца, а в виде сумрачного одинокого гения, полностью сконцентрированного на великом проекте.
Предметы интерьера кабинета вождя внимания не привлекали, но взгляд Лёшуа за них зацепился, так как на пьедестале справа от стола Сталина стоял бюст создателя Страны Советов Владимира Ленина. Глаза как обычно зрачков не имели, но заполнивший лицо мицелий мимических морщин, делал формально абсолютно пустой взгляд вождя мирового пролетариата хитрым. Вождь наблюдал за напряженной мрачной фигурой своего преемника с хитрецой. Столь пристально изучать отношение двух исторических личностей, так или иначе изображенных на плакате, Лёшуа побудила догадка о том, что сам Ленин спрятался в своей скульптурной копии и наблюдает сейчас за Сталиным, подобно тому, как Лёшуа следит за олигархом из гигантской плюшевой обезьяны. «Ну что? Думал всех обхитрил?» – посмеивался где-то внутри беззрачковых глаз Владимир Ильич. – «Вот мучайся теперь! Страдай, тиран и кровопийца. Умирай от страха и одиночества. Да, я, конечно, тоже был не подарок, но мне хватило таланта и ума создать позитивный, веселый имидж, а ты так и останешься в истории мерзким тираном. Потому что я гений! А ты бесталанный ремесленник. И знай, что я всё вижу. И пусть от этого тебе будет еще страшнее, еще холоднее и еще более одиноко.»
После возвращения в кабинет олигарх принял генерального директора самого главного своего предприятия, производившего удобрения с чистой прибылью в миллиард евро в год.
– Иннокент Маркович! Приветствую! – бодро пробасил генеральный.
Было в нем что-то… что-то такое… Да! У него в заднице, судя по всему, располагался колышек, который определял всю его осанку и динамику движений. Генеральный с подчеркнутой учтивостью и ощущением колышка в анусе протянул руку Иннокенту Марковичу, а тот брезгливо пожмякал ее краешками пальцев. Генеральный хотел было выпалить свою заготовленную поздравительную речь и презентовать подарок, который незаметно внесла секретарша, но наткнулся на неожиданное препятствие в виде вопроса от именинника:
– Ты че? Развалить все на @#й решил, дядя?
– Нет. – честно ответил, раскрасневшийся как юноша на первом свидании, генеральный.
Из последовавшего диалога, даже непосвященному в тайны индустрии удобрений, Лёшуа стало ясно, что генеральный ничего такого уж и не сделал, чтобы прямо всё развалить. По всей видимости, подобный вопрос был стандартным началом общения великого князя с челядью. Этот стандартный вопрос выполнял ту же функцию, что и кресла вокруг стола в кабинете олигарха.
Здесь следует описать стол подробнее. Если смотреть на стол сверху, то по форме он повторял фаллос. Сам олигарх сидел у основания «яичек», которые и были его частью стола. Стол для гостей кабинета был длинным «пенисом», завершавшимся полукруглой «головкой».
Теперь, собственно, о креслах. Они имели столь низкую посадку, что, устроившись в них, гости автоматически чувствовали себя мелкими и ничтожными. Разумеется, Иннокент Маркович всегда имел возможность с помощью автоматического механизма вернуть креслам вокруг «члена» нормальную посадку, но делал он это крайне редко, а именно лишь в тех случаях, когда к нему приходили важные лично для него гости.
Итак, если бы во время совещания Иннокента Марковича над столом взмыл бы коптер с видеокамерой, а надо заметить, высота потолков вполне допускала такую возможность, то этот коптер снял бы огромный стол-пенис со столом-яичками, которые вместе как бы являлись продолжением бедер олигарха, и создавали иллюзию непомерного размера достоинства Иннокента Марковича. Вокруг же гигантского «пениса» сидели подчиненные олигарха, в крайне неудобных, если не сказать – унизительных, позах.
Когда олигарх проводил, так и не получившего возможности поздравить его, генерального, раздался очередной звонок. Телефон лежал по центру «пениса», а сам его владелец восседал у основания «яичек». Увидев, кто звонит, олигарх как-то весь подтянулся, а на лице его отобразилась тихая скорбь. Ответить нужно было быстро, но Иннокент Маркович почему-то отказался от удобной громкой связи, и предпочел потянуться за смартфоном, будто чувствовал, что за ним наблюдает незримый свидетель. В стремлении дотянутся до гаджета юбиляр явно переоценил длину своего тела, и теперь, чтобы принять вызов, ему пришлось лечь в раскоряку на стол-фаллос. В такой странной позе Иннокент и принял звонок. Судя по имени и отчеству собеседника, которое олигарх вставлял едва ли не по пять-шесть раз в одно предложение, подобострастно кивая при каждой такой вставке, его поздравлял самый главный человек в государстве. Разговор длился не долго, а когда он завершился, олигарх принял расслабленную позу, возлегая на гигантском «пенисе», будто только что испытал оргазм. Так он пролежал минут десять, не удосужившись поменять своё нелепое положение. Эти десять минут были самыми тяжёлыми для Лёшуа, так как казалось, будто олигарх подобно змее остановил все жизненные процессы в организме, из-за чего в кабинете воцарилась такая мертвая тишина, что любое, даже самое ничтожное, шевеление Лёшуа могло быть услышано.
Когда узник кокона уже совсем было утратил надежду на спасение, раздался звонок от секретаря.
– Да, – тихо ответил олигарх так, будто намедни пережил не звонок главы государства, а клиническую смерть.
Он продолжал лежать ничком на гигантском «пенисе».
– Иннокент Маркович, к Вам сотрудники с поздравлением. – сказала секретарша таким казенным голосом, будто речь шла не о поздравлении, а о какой-то рутине, вроде подписи документов.
– Пусть войдут, – с ненавистью просипел олигарх, постепенно приходя в себя и вставая с фаллического стола.
Поздравление от сотрудников вышло нелепым, если не сказать дебильным. А все от того, что Лёшуа в нужный момент не сделал того, что должен был, а именно не встал и не сплясал. Кроме того, он должен был перемещаться по кабинету в каждый из моментов, когда олигарх его покидал. Идея креативного розыгрыша с ожившей гигантской плюшевой обезьяной провалилась, но после всего того, что Лёшуа увидел, а в особенности услышал в кабинете Иннокента Марковича, он сидел недвижно, и благополучно завалил нелепое поздравление, еще более укрепив олигарха в уверенности, что все его сотрудники если не совсем дебилы, то точно несколько недоразвитые, о чем он невербально сообщил им, скривив презрительную гримасу, но сохранив между тем едва уловимую улыбку приличия.
Лёшуа освободился из кабинета, как только олигарх уехал на важную встречу. Пока он шел до туалета, чтобы снять нелепый костюм обезьяны, он снял с себя еще и несколько гримас презрения сотрудников, которые не могли простить ему своего унижения. Но Лёшуа было насрать на них. За два часа, проведенных в кабинете олигарха, он стал другим. Несколько омерзительных сцен, свидетелем которых он стал, странным образом возвысили его над бренным миром в целом, и этими обезьянками олигарха в частности.
Выйдя из метро, Лёшуа получил сообщение о том, что Инга звонила 32 раза. Он набрал ее.
– Что ты натворил? Почему ты не сделал все по сценарию? Меня теперь убивают! – надрывалась директриса свадебного агентства Palazzo Wedding. – Это же п@#$ец! Я так рассчитывала сделать свадьбу его дочери и с@#$ать отсюда на @#й навсегда! Но теперь они меня сольют, понимаешь? Почему ты убил мою мечту?
