Мероприятие началось с эффектного интро. Интро это было связано с ритуалом перехода в будущее. На памяти Андрея эта компания уже с десяток раз ритуально переходила в будущее. Собственно, она делала шаг в будущее в начале каждого мероприятия. Андрею теперь показалось нелепым это болезненное желание руководства все время преодолевать барьер, разграничивающий прошлое и будущее.
Драматургическая схема преодоления барьера и в этот раз не отличалась от принятого в России стандарта. Сначала на гигантских экранах происходил эффектный Большой Взрыв, и, рожденная им, Вселенная стремительно развивалась в ускоренной перемотке. Все этапы ее развития, а именно образование галактик, звезд, Солнца, Земли, сама эволюция жизни на Земле, завершавшаяся появлением человека и парой-тройкой промышленных революций, неизменно влекли за собой появление компании, которая проводила сегодня свою конференцию. Таким образом, у зрителя создавалось впечатление, будто всё мироздание было задумано только ради того, чтобы на свет появилась данное предприятие. На самом же деле предприятие, как правило, было результатам трудового подвига советского народа, последствия которого теперь оказались в руках очень талантливых управленцев, компетенции которых были во многом сформированы сложным криминальным периодом 90-х годов в России. Управленцы эти традиционно исповедовали православие, а значит, придерживались скорее креационистских представлений о появлении Вселенной и человека в ней, однако, в контексте предстоящей конференции теории Большого Взрыва и эволюции тоже очень им нравились, что приводило к невиданному доселе единству науки и религии.
Дабы у зрителя не осталось никаких сомнений в том, что история великой компании, в которой им посчастливилось трудиться, ведет свой отсчет с начала времен, видео комментировалась убедительным закадровым дикторским голосом, взятым из научных программ главных телеканалов страны.
Логичным завершением описанной выше истории становилось появление на сцене пары-тройки высших руководителей компании. Им предстояло совершить некое ритуальное действо, которое бы перевело корпорацию из эпохи прошлого в эпоху будущего. На этот раз таковым действом стало нажатие гигантской кнопки, которая по случаю появления топ-менеджеров на сцене услужливо выползла из-под пола на телескопической конструкции. Кнопка оказалась недостаточно большой, и мизинцы ладоней руководителей оказались в такой близости, что наэлектризованные волоски пальцев стали щекотать плоть соседа, а потому Андрею показалось, что представители высшего руководства компании даже почувствовали друг к другу некоторое внезапное половое влечение.
Нажатие кнопки спровоцировало буйство футуристических красок на исполинском экране и появление на сцене тех самых танцоров в костюмах людей будущего. Танцевали в этот раз они неплохо, но креативный директор уже не мог отделаться от ассоциации со слоновьими испражнениями.
После столь многообещающего интро началась банальная конференция, на которой отдельно взятые сотрудники, как правило, руководители, безуспешно боролись с социальными сетями за внимание аудитории. Переживать за исход мероприятия больше не требовалось, и можно было ехать дальше.
Перед отъездом Исайа с Андреем зашли в гримерку, чтобы перекусить бутербродами. Через некоторое время туда проник и робот Алёша.
– Б#$дь! Как же я за@#$лся, – искренне посетовал робот, снимая неудобный шлем.
Человек в костюме свидетельства цифровой индустриальной революции, весь красный, с потной башкой, налил стакан компота и залпом осушил его.
– Не щадите Вы себя, – с иронией посетовал сердобольный Исайя, который также, как Андрей, бы не мало удивлен тому, что Алёша все-таки не андройд.
Отдышавшись, Алёша ответил:
– Да, ладно! @#$ня! Отец мой вон у этой же компании на комбинате работает. Так там вообще пи@#$ц. Руда, температура в горячем цехе – еб@#$ься. И легкие все в металле. А у меня еще ничего работенка.
Еще раз убедившись в том, что конференция идет нормально, Исайя и Андрей направились в оперу. Там давали «Любовный напиток» и дерьмовые напитки по цене отменных в театральном буфете.
Следует заметить, что в оперу ходили не самые богатые люди, однако в их среде считалось правильным отстоять километровую очередь в буфет, чтобы съесть бутерброд с колбасой по цене среднего обеда и запить его бокалом игристого по цене бутылки. Складывалось впечатление, будто администрации театров сознательно делали всё возможное, чтобы ухудшить жизнь посетителей. Ну, к примеру, в каком ресторане, в каком буфете, в какой самой забытой Богом придорожной забегаловке Вы последний раз видели бутерброд, сделанный на основе самого дешевого нарезного батона с тонким слоем колбасы. И всё! Ни тебе зелени, ничего. Только батон и колбаса, нарезанная каким-то прецизионным прибором до прозрачной тонкости. Или где вы последний раз видели очередь за едой? Очередь! Ну, почему? Почему нельзя сделать несколько ларьков?
Однажды Исайя и Андрей, напившись пива в Берлине, по приглашению одной мировой оперной звезды пошли в местную консерваторию. Так вот там все было иначе! Пунктов выдачи еды было едва ли не больше, чем посетителей, а посетителей, надо сказать, было очень много, так как давали не какого-нибудь «попсаря», вроде Верди или Чайковского, а малоизвестного мастера атональной музыки Кароля Шимановского. Пузатые бездуховные бюргеры, тяготеющие, как известно, только к пиву, колбаскам и фашизму, не могли удержаться, чтоб не сходить на классика, писавшего бесконечные потоки хаотичных звуков, а потому набилось их не мало. Но при этом в очереди в буфет стоять необходимости не было. Более того, посетители могли заказывать себе некий сет из напитков и закусок на стол к антракту. Чтобы вообще не ждать. И уж, конечно, в меню не было бутербродов, хоть слово это и было немецкого происхождения. Складывалось такое впечатление, будто немецкие ценители пришли в храм классической музыки, чтобы пожрать! У нас все не так. Как в античные времена, в России люди приходят на представление, чтобы страдать. И страдание начиналось с буфета. Вы думаете посетители так оголодали, что хотят вот этого всего? Вряд ли. Иначе бы они зашли перед посещением театра в соседний гламурный французский ресторан с абсолютно такими же ценами и значительно более высокой гастрономией… Очередь Андрея подошла, и он съел бутерброд с колбасой, запив его капучино со вкусом обсосанной гопниками покрышки.
В зале рядом с Андреем и Исайей сидели две пожилые ценительницы искусства. Возможно, они были подруги, а может, мать и дочь. Когда Исайя стал шёпотом комментировать Андрею увертюру, одна из них (та, что помладше) обдала болтунов презрительным взглядом, означавшим что-то вроде: «Как вы можете так осквернять великое искусство своим мерзким шёпотом?», а вторая сделала замечание вербально, гневно, срываясь на истерику:
– Потише! – шепотом заорала она. – Вы мешаете нам слушать.
Исайя стал говорить таким уже тихим шепотом, что слышно было только Андрею, а дамам теперь приходилось напрягать слух, дабы расслышать разговор варваров. Опера была веселой, водевильной, с осовремененным сюжетом, местами пошловатой. Но эта пошлость даже нравилась трясущимся над святостью оперной культуры женщинам.
– Это так здорово, что наше классическое искусство позволяет себе немного пошалить. – как бы говорили своим поведением они. – А те, кто не понимают этой милой шалости, просто дураки и ханжи.
Но во втором акте случилось страшное. Дулькамаро вдруг перешел с итальянского на русский и запел о колбасе, недвусмысленно сравнивая ее с фаллосом, а Адина и вовсе устроила шуточный стриптиз, обнажившись до нижнего белья. Андрей боялся даже боковым зрением оценить реакцию соседок, опасаясь, что они лопнут от негодования. Но нет! Весь этот ужас казался им продолжением милого дурачества интеллектуалов. Когда Андрей, увлекшись реакцией дам, стал непозволительно пристально их рассматривать, они, заметив это, окатили его таким надменным взглядом, таким ядовитым высокомерием… Трудно было поверить, что еще секунду назад они едва ли не до слез умилялись пошлым намекам лекаря Дулькамаро на колбасоподобность своего фаллоса.
