Затемно Лёшуа навсегда покинул, арендуемую до того шесть лет, московскую квартиру. Мышка, медведь, смешарик и робот грустно посмотрели на уходящего в неизвестность отца хозяйки с, заваленной пищевыми отходами, плиты у мусорного контейнера.

# Мерседесова пасха

Мерседес был полностью готов через полтора месяца после аварии, но Андрею казалось, будто прошло сорок лет. Ожидая автомобиль в кафе, он вдруг почувствовал на себе тяжелый взгляд. Андрей с тоской обернулся. Майкл задумчиво наблюдал за процессом перемешивания сахара в чашке, которым сам и управлял. Андрей поднялся, подошел к Майклу, сел напротив. Майкл продолжал перемешивать сахар, не обращая внимания на креативного директора. Андрей с плохо скрываемым чувством вины поздоровался.

– Здравствуйте, Андрей – ответил Майкл, подняв взгляд на человека, который атаковал его полтора месяца назад.

– Майкл, я не могу выполнить Ваш заказ. У меня на работе огромный проект. В нем задействовано множество людей. Если я начну халтурить, то я их очень подведу. Они ни в чем не виноваты.

Майкл продолжал мешать чай с таким видом, будто принимает важное решение.

– Давайте как-то решим вопрос, – продолжал Андрей, – может быть, я просто заплачу деньги… Может быть я как-то…

– Хорошо, – резко оборвал Андрея Майкл, – я освобождаю Вас от нашей договоренности.

Майкл энергично встал и протянул руку Андрею.

– Прощайте, Андрей, – сказал Майкл и легкой уверенной походкой двинулся к выходу.

– Майкл, подождите, мне не удобно, – крикнул Андрей вдогонку.

Майкл, не удосужившись повернуться или хотя бы остановиться, показал, что все хорошо жестом, подобным тому, которым отмахиваются от назойливого насекомого.

Андрей ехал домой на «как новеньком» Мерседесе. Он слушал седьмую симфонию Прокофьева, получая особенное наслаждение от побочной темы, тогда как ранее любил исключительно главную. Вероятно, настоящее понимание искусства приходит, когда начинаешь ценить побочную тему более, чем главную – думал креативный директор.

В лобовое стекло светило холодное весеннее солнце, но небо уже достигло той степени голубизны, которая характерна для летнего его окраса. Термометр показывал +3 за бортом, но свежий, еще зимний воздух не проникал в автомобиль, что в купе с майским цветом неба создавало иллюзию теплой и солнечной весны. В зеркалах заднего вида отражались громоздкие тучи, ставшие стеной от самой земли до покрываемой зеркалом высоты. Тучи словно преследовали Андрея, разогнавшись до недопустимой скорости на Третьем Транспортном Кольце.

Настроение у креативного директора было паскудным. Как-то все плохо и грязно вышло с Майклом. Андрей очень не любил такие ситуации. Несмотря на то, что Майкл формально освободил его от всяческих обязательств, чувство обременяющего долга засело в его душе, как остатки еды между зубами. Нужно просто забыть этот неприятный эпизод и двигаться дальше – придумывал себе избавление от тяжести креативный директор. Ну, что такого? Он больше никогда не увидит этого Майкла. Майкл никак не пересекается с его миром, и ничего никому не расскажет. Но что-то продолжало грызть Андрея изнутри. Его посетило венерическое чувство самопредательства. Когда изменяешь собственными принципам, и об этом знаешь только ты, и это никого, в общем-то, не касается… Но как давно понял Андрей, измена себе – это самая гадкая и неприятная из форм проявлений слабости. Человек вызывает у людей неприязнь в тот момент, когда удивляет их каким-то своим поступком. В эту минуту отношение окружающих к нему меняется. Но может ли человек удивить себя самого? Может ли он совершить поступок, которого сам от себя не ожидал, то есть сделать нечто неподконтрольное себе, чтобы сказать, к примеру:

– Ну, надо же, какая я скотина. Я-то считал себя отличным парнем, а оказалось, что я мелкий предатель. А ведь я в себе этого даже и не подозревал.

– Может ли такое быть, – рассуждал Андрей, наблюдая в зеркало заднего вида за тучами, которые всё более напоминая цунами.

– А если не может, – подумал Андрей, – значит, человек вечно живет с грехом, даже если в действительности его не совершает. Допуская возможность поступить так или иначе, по сути, он уже поступает именно так. Другое дело, если человек говорит: «Я никогда так не поступлю, что бы ни случилось». Он заключает с кем-то договор, и не в праве его нарушить. Может ли некое внешнее воздействие заставить человека вести себя наперекор договору? Вроде бы, нет.

Вернувшись домой, он написал очень странное стихотворение «Баллада». Рифмы послушно становились в ряд, а строка выходила одна за другой, как крысы под дудочку Нильса.

# Один день Андрея Денисовича

Читатель умер.

Умерший по мнению Р. Барта автор

Утро для Андрея началось с молитвы. Правда, молился не он, а огромное количество прихожан в, как выражался Исайя, «блатном» храме, цена свечки в котором превосходила среднюю по России в двадцать раз. Исайя пел в хоре, а Андрей раз в кое-то веки приехал послушать. Излишне демократичное для православного храма лицо Андрея быстро вызвало скрытое недовольство прихожан. Хоть недовольство и было скрытым, Андрей тут же почувствовал его, благодаря особенной атмосфере храма, которая не только создавала подходящую среду для общения с Богом, но и позволяла сразу понять отношение к тебе со стороны окружающих. Поддавшись общей энергетике, Андрей состроил скорбное лицо и решил думать о вечности, Боге, любви, но думалось только о том, как сделать вид, что ты думаешь о вечности, Боге, любви. Однако посетители храма, убедившись в том, что креативный директор исправился, простили его и как бы приняли в свой клуб молящихся, скорбящих и праведных. Все, кроме одной бабушки. Она надолго затаила злобу на Андрея, и как только выдался удачный момент, не преминула огреть креативного директора каким-то тяжелым предметом за то, что тот вовремя не поклонился при общем исполнении ритуала, о котором креативный директор был не слишком-то осведомлен.

– Как не стыдно! Праздник же! – прошипела бабушка.

Андрею стало стыдно. Стало ему стыдно, и когда бабушка снова огрела его. И от третьего удара ему сделалось тоже очень стыдно. Когда же он осознал, что старуха просто придумала себе способ разнообразить молебен, добавив в него непривычного веселья от избиения духа, стыд ушел. Духа не в первоначальном смысле этого слова, а в том значении, которое характерно для русской армии, в которой под «духом» понимается новобранец. Вероятно, такого новобранца называют «духом» не от того, что его молодое, не испорченное милитаризмом существо ближе к духовным высотам, а в силу его субтильности. И Андрей теперь был таким духом в храме, и бабушка подобно армейскому старослужащему, именуемого на жаргоне дедушкой, не могла удержаться от того, чтобы не применить силу в отношении этого самого духа.

– Праздники ваши ненавижу. – прошипел Андрей старухе после очередного удара и фразы «Как не стыдно! Праздник же!»

Когда старуха в ответ уставилось на креативного директора пустыми выпученными глазами, Андрей добавил:

– Пророк Исайя.

Старуха отстала, а наш добрый веселый Исайя, будучи не четой тому грозному, ненавидящему праздники и еще много чего, тёзке, затянул «Иже муж не иди на совет нечестивых». Воцарилась атмосфера праздника, торжественности и величия.

Из церкви компаньоны направились в гостиницу, где сегодня проходила конференция. Гостиница после ухудшения российско-украинских отношений из «Украины» была переименована в «Уркаина».

Ехали на авто Андрея. Исайя скептически относился к водительским дарованиям компаньона, а потому по дороге умолял креативного директора сохранить ему жизнь не только в ситуациях сложных перестроений и опасной московской пробочной возни, но и в относительно безопасных ситуациях.