При Великокняжеском дворе в Киеве и связанном с ним Печерском монастыре постепенно складывается достаточно целостная идеология великокняжеской власти, опирающейся на поддержку Русской Православной Церкви. В создании этой идеологии приняли участие как наиболее просвещенные представители княжеской династии, так и русские церковные теоретики, такие как Антоний, Иларион, Феодосий, Никон и другие.

Патриотическим пафосом и ярко выраженной идеологической направленностью было наполнено «Слово о Законе и Благодати», созданное в середине XI в., при Великом киевском князе Ярославе Мудром, первым киевским митрополитом русского происхождения (они в основном были греками) – Иларионом. «Слово» было произнесено либо в Софии Киевской, как считал академик Д.С. Лихачев, либо в Десятинной церкви¹⁷ в присутствии Ярослава и его жены Ирины (норвежской принцессы Индигерды).¹⁸ Слово сохранилось во множестве списков и в середине XIX в. впервые было переведено на современный русский язык профессором богословия, протоиреем А.В. Горским. В настоящее время имеются и другие многочисленные переводы. Произнесение «Слова» в одном из крупнейших храмов Киева в присутствии княжеской семьи автоматически доводило его содержание до тысяч прихожан и их родственников, наделяло его содержание сакральным смыслом и демонстрировало единство Православной Церкви и великокняжеской власти, а значит превращало его в важнейший идеологический документ Древнерусского государства.

Иларион проводил различие между Законом, данном Моисеем еврейскому народу, и Благодатью, явленной Христом всем народам, то есть между Ветхим и Новым заветами, между иудаизмом и христианством. Для русского человека это разграничение имело принципиальное мировоззренческое значение, ибо давало ему ключ к пониманию библейских текстов, различий между Законом (иудаизмом) и христианством (Благодатью) и объясняло на уровне знаний и представлений того времени, почему при выборе веры князем Владимиром в числе отвергнутых религий был и иудаизм, который исповедовала правящая верхушка соседнего Хазарского каганата. В «Слове» обосновывалась роль христианства, несущего Благодать, чего не может дать Закон. Впоследствии В.И. Даль определял смыслы слова Благодать, как «дары Духа Святого; наитие свыше; помощь, ниспосланная свыше, к исполнению воли Божьей; любовь, милость; благодеяние, благотворение; преимущество, польза, выгода; обилие, избыток довольство».¹⁹ Православная энциклопедия дает следующее определение этому понятию: «Благодать, харизма – божественная сила, обеспечивающая человеку избавление от греха, достижение добродетельной жизни, спасение и воссоединение с Богом. В отличие от католицизма, считающего Благодать единственным условием спасения, православие не исключает и собственных усилий человека. Человек в силу свободы воли может принять божественную Благодать, или ее отвергнуть. Но по учению Православной Церкви, сам по себе человек спастись не может: только благодать Св. Духа, действующая в церковных таинствах, освящает человека, освобождает его от греха и давая силы к совершению добродетелей».²⁰ С понятием «Благодать» связано и понятие «благо», которое В.И. Даль определял как «добро, все доброе, полезное, служащее к нашему счастью».²¹ Мы столь подробно останавливаемся на этих понятиях, поскольку они во многом являются ключевыми для понимания сущности Русского православного государства и его идеологии с момента их возникновения и до 1917 г. Оба этих понятия будут широко использоваться не только в церковных, но и государственных текстах на Руси, а, впоследствии, и в Российской империи, и важно их не смешивать. Благо открывает путь к земному благополучию, Благодать к спасению души, а значит к вечной жизни с Богом. Именно с Благодатью было связано и возникновение такого феномена как «Святая Русь» – земля, куда пришла Благодать.

«Слово» впервые определило место русского народа в мировой истории и его равенство с другими христианскими народами мира. «Благодать и Истина, говорит Иларион, – всю землю наполнили, и вера на все народы распространилась, и до нашего народа русского (дошла)».²² В результате приобщения к христианству произошло включение Древнерусского государства во всемирную историю. При этом Иларион не умаляет и достоинств князей-язычников – Игоря и Святослава, соответственно деда и отца великого князя Владимира, «которые во времена своего владычества мужеством и храбростью прослыли в странах многих и ныне победами и силою поминаются и прославляются. Ибо не в худой и неведомой земле владычество ваше, но в Русской, о которой знают и слышат во всех четырех концах земли».²³

Главное внимание в своей проповеди Иларион уделил прославлению князя Владимиру, которого он рассматривает не только как святого и равноапостольного князя, на которого снизошла Благодать, но и мудрого правителя, обладающего уникальными качествами необходимыми для людей, облеченных властью. «Как уверовал? Как возгорелся любовью Христовой? Как вселился в тебя разум выше разума земных мудрецов – чтобы Невидимого возлюбить и к небесному устремиться?! – вопрошал Илларион. Ведь действительно, как отмечает Иларион, Владимир не был свидетелем чудес, совершавшихся Иисусом Христом, не слышал он и апостола Андрея, проповедовавшего христианскую веру в славянских землях. «Ты же о блаженный без всего этого притек к Христу, только через благое размышление и остроумие уразумев, что Един есть Бог». Но «благое размышление» и «остроумие» – это еще не все что необходимо великому правителю. Он называет Владимира «подобным великому Константину», «пречестным и славным среди земных владык», «учителем нашим», «апостолом среди владычествующих», «наставником благочестия», «единодержавцем» своей земли. Так создавался посмертный культ князя. Все это произносится в присутствии сына Владимира, князя Ярослава, а значит должно было служить ему наставлением, какими качествами должен обладать государственный деятель и как он за это может прославляться. Прославление князя Владимира носило и вполне определенный политический подтекст, оно должно было доказывать самостоятельный характер принятого князем решения. Что касается внешних, обрядовых и бытовых причин принятия веры, о которых будет сообщать «Повесть временных лет», то Иларион о них даже не упоминает, считая их, видимо, несущественными и неуместными.

Будучи первым русским по национальности киевским митрополитом, Иларион, тем не менее, не мог не упомянуть о Византии, откуда на Русь пришло христианство, и где находился вселенский патриарх, которому он непосредственно подчинялся. Однако речь идет не о принуждении и даже не о политической целесообразности, а исключительно о свободной воле самого князя, который был вдохновлен христианской верой как таковой. «Всегда оно слышал о благоверной земле греческой, христолюбивой и сильной верою: как (там) Бога Единого в Троице почитают и поклоняются (Ему), как у них являются силы и чудеса и знамения, как церкви людьми полны, как веси и города благоверны, все в молитвах предстоят, все Богу служат»²⁴ Слыша все это, он «возгорелся духом», «возжелал сердцем», «воссиял разум в сердце его», «землю свою пасущего правдою, мужество и умом» и обратил всю землю свою в христианство. Ключевые слова здесь «возгорелся» и «возжелал», которые говорят о свободном выборе веры Владимиром, владыке суверенного и великого к тому времени государства.

В целом оценивая значение «Слова о Законе и Благодати», следует отметить значение этого уникального идеологического документа, в котором было дано обоснование принятия христианской веры, указано на возникшую в силу этого связь Руси с христианскими народами и Византией, отдано должное роли русских князей–язычников, сумевших создать великую державу и показана исключительная роль князя Владимира в принятии этого судьбоносного решения. Был закреплен идейный союз государства и Церкви. Можно даже говорить о возникновении между ними своеобразной унии, просуществовавшей до 1917 года. Что касается автора «Слова», то Илариона можно считать первым крупным идеологом Святой Руси. Начиная с него, высшие иерархи церкви и работавшие под их непосредственным руководством монахи, уже традиционно начали участвовать в разработке государственной идеологии, ее приспособлении к новым обстоятельствам и потребностям. Они, во многом, продолжили развивать аргументацию Илариона, приспосабливая ее к новым условиям и происходящим событиям. Власть защищала общество, а значит церковь от внешних опасностей и принуждений. В своею очередь, посредством церковной организации, власть обрела постоянный и пользующийся абсолютным доверием и влиянием канал связи с обществом, инструмент, позволяющий оперативно донести свою позицию до всех слоев населения.