– Здесь на русском! – высказалась вдруг Анна. – Ливь…ер – пробормотала она.

– Что же это значит, ну же! – торопила Джессика, обращаясь взглядом то к Ане, то к ее подруге.

– Да набор букв какой-то, – бросила вторая. – Чушь.

– А следующее, кажется, по-французски… – заметила первая.

– Оставим же первую, оставим! – Дезире присоединился к юной даме.

– D-e-s-p-o-s-e, – продиктовала та.

Граф задумался.

– Пропустим же это! Музир! – воскликнул художник, зачитывая третье заглавие.

– Оптис! – Люсиан обратил внимание Королевы на удаленный столб.

– Клотус! – фокусник с улыбкой провел тростью по другим буковкам, точь-в-точь походящим на язык некогда-Книги.

Некоторые лорды выражали глубокое непонимание происходящего, а некоторые – неглубокое понимание. Джессика же, заворачивающая буквы в любимую желтую ленточку, выражала глубокую от происходящего независимость.

– Это как со стульями и картиночками! – вскричал Вито. – Их, как и нас, пятнадцать! Пересчитайте!

– Опять эти загадки, – недовольно протянула Лиззи. – Я устала. Можно прекратить?

– А где мое имя? – Брай немого запоздала с возмущением.

– Причем здесь ты? Что происходит вообще? – запуталась Ангелика.

– Ливьер, Деспоз, Музир, Рус, Син, Клотус, Сильфий, Тир, Амор, Триад, Альтер, Фокстон, Оптис, Агрис, – зачитала Му Нинг, – и Антез, – добавила она, повернувшись к почти-колонне.

– Ну это, определенно, какие-то названия, – заметил Генри.

– Это неопределенный бред какой-то, читаем дальше! – приказала Лиззи.

– Один, два, три, четыре… – послушалась Маша.

– Не считать, а читать!

– Как я буду читать, когда здесь одни цифры? Вот умная! Украла у Джессики стекла и думает, будто стала умнее!

Королева манерно закатила глаза, предварительно сняв для этого жеста очки.

Числительные, смутившись немного, нашли более изящным превратиться в точки. «Раз, два, три, четыре, пять! Раз, два, три, четыре, пять…» – каждое заглавие висело теперь над пятью черными кружками. Но почти-колонна и здесь отличалась, конечно. При Антезе точек не было. Зато был черного цвета цветок клевера, выросший прямо из обложки некогда-Книги. У клевера было четыре шарообразных листочка. Или три? Четвертый вдруг оторвался да пустился нарезать круги мимо Ливьера, Деспоза и компании. На каком-то из кругов он встал на свое старое место, немного отдохнул, и снова пустилась кататься.

– Меня эти шары бесят! – пожаловалась Брай! – Особенно этот!

– Это не шар, а «шаг», – Белинда прочитала одну из неподвижных точек тонкими пальцами.

– Ну хорошо, везде по пять шагов, – подытожила Ангелика, – только здесь четыре… Или три…

– Тогда все понятно, – заявила Мария, ничего не поняв.

Только она это сказала, как под каждым шагом появилось по пять коротеньких надписей.

– Фанг, Тваст, Сэнт, Мирт, Тог, – прочитала девочка.

– Что думаете вы о значении этого? – поинтересовался граф.

Маша лишь повторила непонятные слова. И не зря! Сперва, совершенно красиво, сжигая буквы беспристрастной стремительной свечой, явил себя Фанг. Тваст прошил колонну с двух сторон тончайшей иглой, несущей воздушные нити. Зеленый лист впечатался в белый камень при Сэнте. Капля воды заменила Мирт, и, наконец, Тог обратился в железный замок. Теперь все вокруг было усыпано разноцветными значками.

– Какая-то таблица! – Джессике этот день нравился все больше и больше.

– Так! Пять шаров… – начал Люсиан.

– Шагов, – поправила Му Нинг.

– Пять шагов и под каждым по пять значков – двадцать пять…

– О! Опять эта математика, – возмутилась Брай.

– Что же сделаешь, если здешние силы требуют счета! – вздохнул Клотус.

– Может быть, мы здесь из-за того, что не любим математику? – пыталась пошутить Маша.

Но никто ее не слушал. Все взоры были устремлены к Люсиану.

– Ну, если четырнадцать колонн, в каждой по пять… шагов, да каждый за пять значков…Сколько же? Триста пятьдесят, конечно!

– А эти? – Анна указала на почти-колонну.

– Вместе с последним шариком считать?

– Пусть сначала полностью прилетит, а уж потом будет посчитан! – грозно изрекла Елизавета.

Брай, в свою очередь, занялась поиском шага-лепестка, явно действующего ей на нервы.

– Ну хорошо… Пока эти три… Три на пять плюс триста пятьдесят…

Мальчик вдруг замолчал.

– Что? Что такое? – Джессика чувствовала, что разгадка уже близко.

– Да! Это дни! – вскричал наконец он. В каждом шаге – пять дней. Каждый шаг – неделя, пять шагов – месяц. Пятнадцать месяцев – год… Причем последний месяц с тремя неделями, а все остальные – с пятью…

– А что насчет последнего? – спросила Белинда.

– Вот тебе! – актриса-таки вбила бедный, измученный лепесток в Антез.

– Високосные года! Лишние дни!

Белинда, впрочем, не имела понятия о том, что означает «високосный», она даже не знала, что такое…

– Календарь! Это календарь! – продолжил математик.

– Цайтабельконт… – поправила довольная…

– Змея! – вскрикнул Генри.

– Где? – все, за исключением ведьмы, хором подключились к испугу.

– Смотрите! – заговорил Музир.

– Куда?

– Свет! – художник указал на тонкую, но крепкую, подобно паутинке, нить света, соединяющую почти-колонну с колонной полноценной, носившей звание «Ливьер».

– А змея? – мистер Беккер с грустью взглянул на пресмыкающееся, тоже, впрочем, занятое светом.

Четвертый листик Антеза, недавно прикрепленный к Цайтабельконту, в самом деле содержал в себе лишние дни. Только вот на полный шаг их все равно не хватало – дней было четыре, не пять, и месяц Антез заканчивался не железным замочком, а мокрой каплей, что световой линией соединялась теперь с огненным первым днем Ливьера. Два значка словно спорили друг с другом.

– Этот месяц не защищен, – молвила Му Нинг.

– Верно… – прошипела Змея.

– Змейка! Нашлась! – Вито бросился к животному. – Что ты здесь делаешь?

– Умираю.

– Что? – Белинда уставилась на подругу.

– Тринадцать лет – срок одной жизни, – ответила та.

«А мне уже тринадцать» – подумала Анна.

– А мне скоро тринадцать, – сказала Мария.

– Погодите-ка… – засомневался Люсиан… – Почему именно тринадцать?

– Ах! Плохое! Плохое число! – заволновалась Феломена.

– Потому что ей, – змея подползла к Маше, – будет тринадцать.

В воздухе повисло такое молчание, которое, наверняка, было намного старше.

– Почему она!? – убила тишину Брай.

– В каком году ты родилась? – спросила Ангелика.

– Четырнадцатого июля 2007 года по-нашему, – Маша захлопала глазами.

– Когда настанет ее тринадцатый День Рождения, и жизнь закончится, – продолжала змея, – в пятнадцатом месяце…

– Так она умрет? – с надеждой перебила Брай.

– Что? – Анна была шокирована.

– Что каждый из вас считает жизнью? – Змея переползла на самый Антез.

– Путь от рождения до смерти, – Лиззи надела очки.

– Это жизненный цикл таков, но не жизнь! – возразила Змея. – А жизненный цикл – это девять жизней…

– Мы будем жить сто семнадцать лет? – Люсиан заслужил испепеляющий взгляд карих глаз.

– В твоей первой жизни, – Змея обратилась к Маше, – последний, девятнадцатый день Антеза, четвертый день четвертого шага, день воды, граничит с днем огня, первым днем первого шага первого перьода новой жизни, твоим тринадцатым Днем Рождения.

– И что это значит? – любопытство Джессики было на пределе.

– В этом кинсете в ночь с последнего дня Антеза на первый день Ливьера происходит чудо. Две враждующие стихии – вода и огонь, не ограничиваются друг от друга Тогом, пятым в шаге днем, днем разума, и силы природы обретают полную власть. Тогда возможно исполнение любого желание.

Сад наполнился радостными возгласами.

– Но ведь, – возразил Люсиан, – лишний день появляется каждые четыре года!

– Каждые четыре кинсета! – перебила Змея.

– Хорошо… Лишний день появляется каждые четыре кинсета. И если в пятнадцатом месяце…