Вот уже Феломена одета не в траур, а в нежно-розовое платьице. Ее русые волосы заплетены в высокую прическу, и глаза больше не слезятся. Мария и Анна тоже решили переодеться, и перешли со школьной формы на наряды эпохи Возрождения, то ли из-за желания подражать Королеве, то ли найдя это просто забавным. Пропадать целый день в замковской Гримерке девочкам нравилось куда больше, чем резвиться в Водном Зале, которой, впрочем, не остался пустовать благодаря Люсиану.

Внезапно страницы картины зашелестели, провожая стремительный полет Вито.

– Ну научи! Научи меня летать! – заканючила Брай.

– А вот и не научу! – мальчик показал язык.

– Почему ты умеешь, а я нет? Так нечестно! Ну-ка учи, а то я тебя подожгу! – обиженная Брай приготовила свои ладошки.

– Пока ты не научишь меня поджигать – никаких полетов! – бросил Вито.

Дети вновь стали играть в «свечки» – простую игру, заключавшуюся в том, что Брай зажигала подсвечники и канделябры, а Вито их тушил.

Хотя некоторые обитатели Замка немного изменились, сам Замок меняться не спешил. В книге до сих пор не появилось ни одной новой подсказки, и Елизавета уже начинала подумывать, что никогда отсюда не выберется.

– Фу, у всех черные волосы! Что это такое? – возмущалась она, пока Музир готовил Му Нинг, Марию и Ангелику для позирования.

– Рисовать блондинок – скучно! – возразила Маша.

– У моих волос золотой цвет, а вот она, – королева кивнула в сторону уснувшей на груде костюмов Анны, – вот она блондинка.

– Прекрасная моя, не стоит волноваться! – художник подмигнул Маше. – Я ведь так… Только тренируюсь на них… Давно не писал я живых людей…

– Почему же так? – полюбопытствовала Джессика, примеряющая куртку дизайна 2150-х годов.

– Я рисую только здесь. А разве встретишь здесь живого человека? – художник словно забыл, что находится в комнате далеко не один.

– И какой будет картина? – вопросила Му Нинг.

– Ах, да! Вы смотрите в это пустое окно, словно в будущее. Не знаете, чего ждать впереди. Ты, – он положил свою руку на плечо Марии, – стоишь в середине. Твой шлейф длиннее, чем у остальных оттого, что жизнь тебе предстоит более длинная.

– Что-то я сомневаюсь, – фыркнула Елизавета.

– Ты, прекрасная фея, стоишь по ее правую руку и так же смотришь вдаль.

Волшебница прошествовала на свою позицию.

– А ты – с левой стороны.

Ангелика встала лицом к туманному воздуху, и Музир, вполне довольный расстановкой – встал на свою собственную позицию – у мольберта.

– Все такое белое, – отметила девушка.

– Все когда-то было белым, – Му Нинг не удалось слегка наклонить головку, как делала она всегда, произнося слова подобной степени загадочности – она ужасно боялась испортить прическу.

Лесная дева вообще выглядела в светском наряде весьма неорганично. Быть может, именно поэтому Музир и рисовал девушек со спины.

– Это точно, – художник нанес первые штрихи на белоснежный холст.

– И правда! – вскрикнула вдруг Маша. – Все белое! Белое! Почему же? – она так поражалась, как будто прежде никогда еще об этом не задумывалась.

Мария была поклонницей таких минуток, когда ей начинало казаться странным абсолютно все. «Почему же мы говорим «да», когда хотим сказать «да», и «нет», когда хотим сказать «нет»? Отчего не наоборот? Что это вообще за звуки: «д» и «а», и почему они означают согласие?» – думала она.

На этот раз от этого ее состояния даже Анна проснулась.

– Что белое? Вы еще не раскрасили? – спросонок пробормотала девочка.

– А ведь точно! – произнесла Ангелика. – Разве нельзя раскрасить и эту пустоту?

– Уже нарисован лес, – заметила Му Нинг.

– Разве он не был здесь всегда? – возразила Джессика.

– Да ничего здесь раньше не было, – заверила Елизавета. – Полная глушь.

– Так давайте все раскрасим! – восторженно воскликнула Мария.

– Ладно, меняем холст, – согласился, вздохнув, художник.

– Уже звонок! – Аня покачала головой.

В Замке и правда зазвенел звонок. Не для обеда – для будущих творцов.

20.Вода

Было раннее утро. Обновленное небо готовилось к предстоящему дню, ветром прогоняя облака прочь от почти настоящего солнца. Почти настоящее солнце освещало Замок и его почти настоящие окрестности. Стены и башни уже казались не такими мрачными, вторя свежей воде, смеющейся каждому в лицо. В ответ Музир только слегка двинул уголками рта.

Он сидел на небольшом уступе близ каменного моста и рыбачил, вглядываясь в веселые потоки. «Да, – думал художник, – краски никогда не смогут преобразить бумагу так, как облагораживают пустоту мысли. Как мне изобразить эту реку? А это море? Ведь это моя же работа, однако я никогда не смогу сделать ее материальной… А здесь либо не сыщешь ничего реального, либо тотчас обнаруживаешь, что каждая твоя мечта готова сбыться наяву. А это плохо, ведь тогда человеку больше не о чем мечтать!»

Джессика Форстер, тем временем, так же внимательно вглядывалась в морскую гладь, стоя на песчаном берегу. Ветер усилился. Где он раньше побывал, с кого сорвал шляпу, и что он несет в себе сейчас? Девушке он доставил газету, потрепанную долгим перелетом через бескрайнее море. «Невероятно! Река решила продолжить карьеру!», «Королева шокирована появлением моря!», «Вода снова в моде!», «Потоки популярности!» – кричали заголовки. Журналистка нашла содержание весьма забавным и направилась в Замок.

Она повернулась к морю спиной и начала медленно шагать, постепенно погружаясь в воду. Волны разбивались о ее ноги и разлетались, превращаясь в голубые брызги. Они подгоняли ее, в ожидании зависая в воздухе. Шаг – и они падают вниз. Следующий – и снова некогда парившие волны с плеском отправляются в общую водяную массу. Но не всегда же любоваться одним и тем же! Нужно двигаться, и не важно – вперед или назад.

Светло-зеленое платье давно приняло мокрый оттенок. Шаг, и соленая вода уже заливается в уши. Еще один, и глаза уже видят по-другому, сквозь воду. Если, погрузившись, хорошенько прислушаться, можно всегда услышать водяной говор, будь то скрежет морского песка или перешептывания водосточных труб.

Джессика закрыла глаза и пошла навстречу звуку. Вот и маленький водяной краник! Море никогда не высыхает, и он здесь совершенно бесполезен. Поэтому он делает вовсе не то, что должен, а то, что умеет. Хрупкие пальцы повернули железный вентиль, и журналистка очутилась в одной из ванных комнат апартаментов.

– Да нет же! Не сюда! – девушка цокнула языком.

Она нагнулась к трубам, а затем влезла в непрерывно вертящийся цилиндр – своеобразную стиральную машину. Никто бы точно не стал перекрывать горячую воду, когда она есть, медленно поворачивая кран с красной пометкой. Именно поэтому только жителям Замка был доступен этот способ передвижения.

На этот раз Джессика оказалась в маленькой уютной ванной с мягким коричневым ковриком и прямоугольным зеркалом. Снова кран. Теперь это уже тесная душевая кабинка. Снова. Вот и Водный Зал.

– Да нет же! Мне нужна восточная часть! Восточная!

Таким образом, к тому моменту, как журналистка наконец добралась до своей пресс-рекреации, она не только полностью высохла – она успела сделать одним из встречных фенов укладку.

– Даже не верится, что здесь столько ванных! – девушка с чувством захлопнула стеклянную дверь, радостно звеня каблуками по направлению к журнальному столику.

– Нет ли чего-нибудь нового? – поинтересовался граф Дезире, восседающий на кресле.

– Вот, – она протянула ему газету за 10 марта.

– Сплошная чушь, – Лепаж исследовал текст всей рукой сразу, и, не уловив для себя ничего значимого, отправил источник новостей в запомни-кучу.

– В газетах всегда сплошная чушь, – вздохнула Джессика. – По крайней мере в этих точно, – она направилась к куче и принялась вырезать из текста номеров самые значимые фразы, бумажными ленточками отправляя их в копилку под надписью «memory».

– Как море?