– И тётка чего, поверила?

– Вначале только ухмылялась, а как начал вас описывать, так и присмирела. Только охала да крестилась.

– Удружил ты мне, внучок. Как бы не пришлось дальше в лес переселяться.

– Ой, бабушка, вы не беспокойтесь, тётка, видно, на радостях совсем рехнулась. Говорит, что вас Марфой кличут, – Ваня засмеялся. – Бабу Ягу – Марфой, вот смеху-то. Спутала вас. Говорит, что сама ещё невелика была, когда ента Марфа в соседних Капушках проживала. Мол, самая, пресамая великая целительница была. Что все травы были ей знакомы и понятны. Что к ней из самой столицы за помощью приезжали. И у ворот её весь день народ толпился.

Старушка молча смотрела в окно. Ваня, поощрённый её вниманием, поспешил продолжить.

– Как-то раз пришли утром, а Марфы той и след простыл. Хозяйство, как есть, не тронуто, словно испарилась, только собака привязанная скулит.

– Не привязанная, а в доме оставлена, чтобы следом не увязалась.

– Ой, бабушка, а вы-то откуда знаете?

– Да как не знать. История-то шумная была.

– Выходит, с этой Марфой вас и попутали. Разве же можно знахарство обычное с вашим волшебством сравнивать.

– А где ты разницу-то увидал? Я ведь тебе лишь травки дала для настоя.

– Ну да, скажете тоже. Почему ж воду велели брать ключевую, а не колодезную?

– Потому как без воды никто не сможет прожить. Ни цветок, ни зверь, ни человек, ни мошка мелкая. Выходит, вода и есть сама жизнь. Дальше надобность смотреть надо. Поскольку болезнь давно в сестренице твоей пристроилась, значит, уже устоялась. Отсюда стоячую воду, колодезную, не след использовать, только бегущую, лучше ключевую.

– А почему в полнолуние начинать приказали?

– Потому как мы травкой этой болезнь к луне привязали. Луна пошла на убыль и болезни за ней пришлось отправляться.

– Колдовское волшебство! – Ваня восхищенно смотрел на старушку. – Нет, скорей, волшебное колдовство. Бабушка, а почему кормить её запретили?

– Для верности. Вот представь себе, что ты болезнь лютая. И живёшь ты в девочке маленькой припеваючи. Лежи себе на печке да лопай калачи с пирогами. Кто ж от такого уходить захочет. А если кормить перестать, то уж не так сладко, и хватка у той хвори по-любому ослабенёт.

– Я вам, бабушка, ещё не всё рассказал. После того как вы ко мне Мыша подослали…

– Кого? – удивлённо перебила старушка.

– Под видом Спиридона, родственника дальнего. Я-то Мыша сразу признал. Ох и сильно у вас колдовство, бабушка! Когда тётка из избы на минутку выскочила, я его под столом коленкой толкнул и спрашиваю тихонько, как, мол, здоровьице у Кошки. Так ведь он и глазом не повёл, ничем себя не выдал, даже сделал вид, что не понимает о чём речь.

– Ну да, ну да… как же я про Мыша-то запамятовала.

– Так вот, опосля того как тётка меня отпустила, сестреница в руку вцепилась и в рёв. Мол, ни жить, ни быть, с тобой пойду.

– Тааак… – старушка с опаской глянула за печку, – надеюсь, ты один пришёл?

– Ну что вы, бабушка, мала она ещё по Бабам Йогам ходить. Пришлось только и ей всю правду выложить.

– Я тебе вечерком травку одну дам, – подозрительно ласково сказала старушка, – так ты уж, мил друг, будь добр, уважь бабушку, скушай её без остатка.

– Конечно, бабушка, как скажете. А что за надобность, для умения какого?

– Не решила ещё. Думаю, али чтобы прыщ на языке вскочил, али чтобы вместо слов мычанье у тебя выходило.

– Не губите в расцвете лет! – Ваня бухнулся на колени. – Коли прогневал вас чем, так простите дурака непутёвого! Не мог я ребёнка плачущего просто так оставить. Тайну великую ей поведал о Бабе Яге.

– Да, не долго той тайне великой быть, коли о ней уже, почитай, полдеревни ведает.

– А что вам, бабушка, заколдуйте всех, да и вся недолга.

– И я о том же. Проще одного болтливого мальчика обезголосить, чем по деревням шастать. И вообще, уморил ты меня с колдовством энтим. Завтра я тебе покажу, что нет никакого колдовства.

– Как же нет-то, если вы с первой секундочки знакомства только чудеса и творите?

– Коли не хочешь прыщ на язык, то помолчи до заката, – с этими словами старушка вновь занялась травами.

Вечером в потёмках, лёжа на лавке, Ваня осторожно продолжил разговор:

– Бабушка, не спится мне. Расскажите чего-нибудь. Вы, наверное, столько интересного знаете, что и вся деревня наша не знает. Да что там деревня, вся сторона наша. Да что там сторона, всё государство. Да что там государство…

– Угомонишься ты али нет?

– Бабушка, а вы лешего видели? А кикимору? А можно ль волшебством с мертвяком поговорить? А ступа ваша быстро ли летает? Бабушка, расскажите про Марфу-целительницу, с которой вас спутали. Уж больно уважительно о ней тётка вспоминала.

– Нету Марфы-целительницы, – вдруг ответила старушка, – была и вся вышла.

– Это понятно. Коли всей деревней не нашли, то значит и нет её. Только страх как любознательно, что с ней стало-то.

– Устала она от людей. Ей бы всё травки собирать да с цветами разговаривать, а к ней народ выстроился от ворот до заката. Помогала она им, как могла, пока не стали с глупостями надоедать. То мужика приворожи, то разлучницу отвадь, то погоду на сенокос обеспечь… А тут ещё люди важные из города про неё прознали, потребовали, чтобы Марфа к ним сама ехала. Вот и ушла она. Собаку накормила и ушла.

– Куда, бабушка?

– Далеко… на север, где людей поменьше.

– Вы, бабушка, похоже, знавали её?

– Знавала – и Марфу, и собаку её.

– А вы утром правда мне колдовство покажете?

– Ну, раз обещала, то покажу. Не побоишься?

– Бабушка, да я за вами хоть в лес, хоть в болото, хоть к Кощею на именины.

– Тогда подготовиться следует.

Ваня приподнялся с лавки:

– Чего делать надобно?

– Помолчать до рассвета.

Мальчик громко вздохнул, но удержался от ответа, снова устраиваясь на лавке.

Проснулся Ваня от запаха. Да такого вкусного, такого аппетитного, что сил никаких нет. Мальчик уселся на лавку и заворожённо уставился на печку. Рядом с лавкой на полу, тоже не отрывая глаз от печки, замерев, сидели рядком Кошка с Мышем. Все трое даже не шелохнулись, когда за их спинами скрипнула дверь.

– Я тут в котомке твоей порылась да крупицы взяла на кашу, скоро поспеет. Беги шустрей на ручей. Каша неумытых не любит.

– Бабушка, – через какое-то время Ваня, сидя за столом, нахваливал варево, – вы и кашу колдовством варите?

– Я тебе ещё вчерась сказывала, что нету никакого колдовства.

– Как же нету-то, когда такой вкуснотищи, поди, и в царских хоромах не едали? Как же без колдовства, когда хочется чугунок вывернуть да облизать.

– Ну, добавила чуток травки. Специально для нерадивых жён имеется. Я её зову объедень луговой. С такой приправой и дрова мелко порезанные на праздничный стол можно ставить.

– Колдовство, – довольно согласился мальчик.

– Вот ведь упрямый, как козёл однорогий. Кончай с трапезой, да начнём в лес собираться.

– Бабушка, мы пойдём смотреть, что волшебства никакого нету?

– Так и есть. Только подготовиться надо. Со стола прибери, посуду помой, сам снова помойся.

– Это-то зачем? Чай, не в церковь собираемся, а в чащу дремучую.

– О тебе же пекусь. Чтобы кашей в лесу не пахло. И вообще, делай что велено.

Вскоре мальчик снова сидел на лавке, сложив руки на коленях, внимательно разглядывая разложенные на столе травы.

– Выполняй всё в точности, – старушка показала на сухой пучок с краю. – Понюхай и запомни накрепко. Чем пахнет?

Ваня осторожно взял в руки траву, глубоко втянул носом воздух и удивлённо уставился на старушку: – Вами пахнет, бабушка.

– Правильно. И от тебя так должно в лесу пахнуть. Распихай пучок ентот по одежде своей. За ворот сунь, во все складочки, да в обувку побольше, небось ноги-то не помыл.

Мальчик тщательно выполнил указания.

– Теперича бери другой кустик со стола. Это та же травка, только свежая. Натирайся ею во все места, кои из рубахи да портков торчат… шею три к волосам поближе, руки, уши. Что осталось – в рот засунь да жуй не глотаючи. Рот вяжет? – переспросила старушка, глядя на перекошенное лицо Вани, – это хорошо, сильная травка, значит. Ещё жуй… теперича снова втирай чего нажевал.