© Алексей Демышев, 2020.

© ООО «Остеон-Групп», 2020.

– Вот скажи мне, милый мальчик…

Ваня вздрогнул от неожиданности. Как тут не вздрогнуть, когда посреди лесной чащи тебя окликает чей-то голос?

Повертев головой, он увидал странную старушку. Нет, на вид это была бабушка как бабушка: сухонькая, в обычных бесформенных старушечьих одеждах, с платочком на голове. Удивляла только её поза. Она стояла, отвернувшись от мальчика, задрав голову к небу. Опять же обычное дело: стоит себе бабушка посреди леса и глядит на небо. Ничего особенного, если не брать в расчёт, похожую на крючок, спину. С такой спиной удобно под ноги смотреть, а не небеса разглядывать.

– Вот скажи мне, милый мальчик, какого цвета облако над моей головой? – спросила бабка, не отрываясь от своего занятия.

Ваня поднял голову, закрыл ладошкой сначала левый, потом правый глаз, прищурился и, наконец, уверенно заявил:

– Словно варёный лук в супе.

– В каком супе?

– В гороховом, – затем он ещё раз посмотрел на небо и добавил: – солнце на закат, так что суп будет всё гороховей и гороховей.

– Хороший мальчик.

Старушка опустила взгляд и повернулась к Ване.

– Ух ты! – не смог сдержать возгласа тот, расплываясь в улыбке.

– Ты чего это? Насмехаться надо мной вздумал? – бабушка, грозно засопев, направилась к ребёнку. Но, подойдя совсем близко и в свой черёд разглядев его, тоже непроизвольно вскрикнула:

– Ух ты!

Так и стояли они какое-то время, молча рассматривая друг друга: улыбающийся мальчик и растерявшаяся старушка. Стояли и смотрели друг на друга, почти соприкасаясь… носами. Так как эти носы у них были во всех смыслах заметные. Загибающийся, уже знакомым крючком, с бородавкой, у бабушки и, хоть и без бородавки, но тоже выдающийся, у мальчика.

– Из какой деревни ты, говоришь? – спросила старушка.

– Из Пустоглазовки, – не переставая улыбаться, ответил Ваня.

– Не запоминаю я названий. Это в которой поп рыжий?

– Не-е… Рыжий поп в Семиречье.

– Это где кошки родятся с двумя хвостами?

– Не-е… Про кошек о Мамалыгинских рассказывают.

– Это там, где 20 лет назад невеста со свадьбы сбежала?

– А я не знаю, чего 20 лет назад было, – растерялся мальчик. – Мне всего 10.

– Не оправдывайся, а лучше сказывай, как вас в соседних деревнях величают.

– Лешаками кличут.

– Ага, понятно. Тогда тебе туда, – уверенно показала старушка, – к утру будешь у мамки.

– Не буду, – насупился Ваня. – Нету мамки, а к тётке гангрене ни за что не вернусь.

– Чего так? И что за имя такое ненашинское, Гангрена? Немка, что ль?

– Тётку Агафьей зовут. А гангреной, это лекарь городской ругался, когда к нам в деревню заезжал. Я при нём месяц болтался, тогда и запомнил слово иноземное.

– Так чего с тёткой Гангреной… тьфу, прости Господи, – бабка быстро перекрестилась, – с тёткой Агафьей-то чего? Бьёт, что ли?

– Не-а, не бьёт, – пробурчал мальчик.

– Так и буду из тебя слова тянуть, как корову из болота? Говори уже.

– Я горшок разбил, а она меня долгоносым растяпой обозвала.

– Так растяпа и есть. Как без горшка в хозяйстве? Горшок-то велик ли был? Небось, новый?

– Бабушка, – взмолился Ваня, – меня мальчишки на улице за нос дразнят, а тут она ещё. Ни за что не вернусь. Можно я у вас останусь? Даже если вы меня съедите.

– Чего сделаю?! Съем?! Такого костлявого? Боюсь, изжога замучает, – она с сомнением оглядела мальчика, обошла вокруг и уверенно добавила: – Тебя сейчас только на суп или, на худой случай, в холодец.

– Хоть в суп, хоть в холодец, хоть в окрошку. Лучше уж с Бабой Ягой, чем с ними.

– Значится, я, по-твоему, Баба Яга?

– А то кто? Я вас сразу признал. Бабушка, а нога у вас вся костяная? А ступа у вас есть?

– И ступа есть, и кость в ноге. Шёл бы ты домой, мальчик. Тут недавно дюжина Иванов-Царевичей проезжала, так, что я нонче сытая.

– Бабушка, – заканючил Ваня, – не гоните Христа ради. Я же вон какой полезный для вас буду: хошь – воды натаскать, хошь – дров нарубить.

Старушка с сомнением поглядела на худенькую фигурку мальчика.

– Не сомневайтесь, бабушка. Я жилистый. А как отъемся, так вы меня и слопаете, – выложил он, как ему казалось, самый веский довод.

Старушка ещё раз посмотрела на темнеющее небо.

– Переночуешь у меня, а там видно будет, куда тебя девать. Иди за мной, только след в след ступай, – пробурчала она, направляясь вглубь леса.

– Бабушка, бабушка, – поспешил за ней повеселевший Ваня, – а почему след в след? Чтобы на колдовство какое не наступить? Чтобы в ловушку волшебную не попасть?

Старушка остановилась и дождалась улыбающегося мальчика.

– Из какой деревни ты, говоришь?

– Из Пустоглазовки!

– То-то и оно, что из Пустоглазовки. Ногу свою подыми и посмотри, куда попал.

Ваня испуганно поднял ногу, но ничего не увидел, кроме маленького жёлтого цветочка. Старушка проворно наклонилась и расправила помятый цветок.

– Это Солныш, с весны за ним смотрела, как он рос и хорошел… пока не пришёл топотун из Пустоглазовки. Ступай за мной след в след.

Всю оставшуюся дорогу Ване было не до разговоров. Он аж губу прикусил от усердия, дабы опять не наступить на что-нибудь цветущее и растущее. «Это наверняка заколдованные дети, – думал он, – жёлтые и белые – девочки, красные и синие – мальчики. А я, растяпа длинноносая, их – ногами…»

Избушка выросла будто из ниоткуда. Вроде только-только шли и, кроме стены деревьев, ничего не было, и вдруг – дверь.

– Бабушка, а у вас кот чёрный есть? А филин?

– Нету у меня кота. И филина нету.

– Понимаю, – кивнул мальчик, – по делам важным улетел.

Старушка тяжело вздохнула и махнула рукой, то ли надоело спорить, то ли проходи, мол, в избу.

– Ничего руками не трогай, – строго сказала она, – сядь на лавку у окошка, а я пока завечерю чего-нибудь.

– Что ж я, маленький, что ли, али совсем без понятия? У вас ведь тут всё заколдовано.

Пока бабушка копошилась у печки, Ваня, спрятав, от греха подальше, руки за спину, рассматривал обстановку. Закопчённые стены, низкий потолок, два окна напротив друг друга, одно на восход, другое на закат, старенькая, чуть ли не на треть избы печка. В углу, похоже, икона, настолько потемневшая от старости, что разглядеть лик на ней нет никакой возможности. И вдоль стен пологи, а на них – всякие коробочки, туески, мешочки, много-много. Ясное дело, зелья всякие. А над потолком у печки травы какие-то сушатся. Стол да лавка, вот и всё убранство.

– Ой! – громко вскрикнул Ваня.

– Ты чего, шебутной? – оторвалась от своих дел старушка.

– Бабушка, вы же сказали, что кота нету.

– Так и есть. Нету у меня никакого кота.

– А кто ж тогда с печки смотрит? Домовой, что ль?

– Это кошка.

– А зовут её как?

– Так и зовут: Кошка. У меня и названия-то в голове не держатся, а уж имена и подавно.

– Здорово вы придумали. Вот захочет кто-нибудь коварно вашу Кошку подманить, все имена переберёт, а ни в жизнь не догадается.

– Это кто ж такой смельчак найдётся?

– Я не знаю. Мало ли врагов у Бабы Яги. Может быть, это даже сам Бабаягаед.

Старушка подошла к мальчику, повернула его лицо на свет, рассматривая глаза, затем потрогала лоб и обеспокоенно спросила:

– Давно по лесу бродишь? Ел ли какие грибы красивые али ягоды незнакомые?

– Вы чего, бабушка, со мной как с маленьким. Мне же 10 годков уже. Да я, если хотите, и до заморозков могу по лесу бродить. Лес, он же добрый: и накормит, и напоит, а уж спится в нём мягче, чем дома на лавке.

– Вот потому и кличут вас соседи «лешаками». Из твоей деревни, почитай, ни один мужик в лесу не сгинул.

– А я думал, потому что стричься не любят, ходят косматые, на леших похожи.