Джона проводили до дверей лифта. Он стоял там молча. Вскоре к нему подвели ещё двоих людей в оранжевой тюремной униформе. Они встали по обе стороны Джона. Он повернул голову направо. Рядом стояла красивая девушка среднего роста и с рыжими волосами, достающих до плеч. Вогнутое переносье девушки на секунду позволило Джону разглядеть в ней Джейн.
“А ведь и вправду! Ка же они похожи. Вот если бы ещё волосы были тёмные!”.
Наверно пристальный взгляд Джона не приглянулся девушке, которая повернула голову и угрожающе посмотрела на него. Джон увидел её глаза. Они были карими.
“Эта заключённая ни разу не похожа на мою Джейн!”.
Джон опустил голову, девушка повернула голову обратно.
На сей раз Джона заинтересовала персона третьего арестанта. Не поворачивая головы, Джон краем глаза рассматривал его. Это был непримечательный молодой мужчина, на самую малость ниже него самого. Мёртвым и пустым взглядом этот заключенный смотрел на белую стену перед собой, лишь изредка моргая. Крепкое телосложение, прямая осанка, ноги, расставленные на ширине плеч, и равномерное дыхание выдавали в нём человека с военной подготовкой. Но смотря на его ухоженное лицо, лишённое морщин, голубые глаза и светлые волосы, Джон отказывался верить в такой гламурный образ солдата, которым обычно по телевидению пудрили мозги молодых людей, что рвались в новобранцы. И в чем же предназначение завербованного таким образом солдата? Правильно, стать пушечным мясом в руках вышепоставленного командования.
И тут Джон увидел номер на правой стороне груди блондина. Видно было только несколько первых знаков, но и этого хватило Джону, чтобы понять, кто стоит рядом с ним.
“А-0014..”. Остальное додумать было несложно. Несомненно, рядом с Джоном стоял заключённый, о котором говорили все. Тот, кого никто в лицо не видел. Тот, кто провёл всё своё заключение в одиночной камере. Тот, кого ненавидели все в Нью-Йорке.
“Что же такого натворил этот парень? С виду не сказать, что он изверг. Или же внешность обманчива, как говорит старая мудрость?”. Все эти мысли Джона сразу же улетучились, когда двери лифта открылись.
Заключённые вошли в лифт. Двери захлопнулись. Трое заключённых молча стояли в белом, сильно освещённом узком помещении и поднимались на морозильный этаж.
В голове у Джона всё ещё крутилась картина капсулы заморозки.
Лифт остановился. Двери открылись. Заключённые вышли к ждущим их надзирателям. Двух других повели в комнату ожидания, а Джона к кулисам. Стоя там за ширмой, Джон слушал громкий и возбуждённый голос ведущего. Донеслись аплодисменты.
– Снимите одежду, сэр! – велел один из надзирателей Джону.
Наручники с Джона сняли, и он послушно принялся выполнять приказ.
– А теперь встречайте, первый из наших сегодняшних героев! – прозвучал на всё помещение голос ведущего.
Джона пронзило сильное освещение. Он прикрыл глаза и только так заметил, что прожекторы нацелены на него, в то время как остальная студия была в темноте.
– Проходите, Джон! Прошу! – звал его ведущий.
Джон раньше видел передачу “По заслугам” по субботам в прайм-тайм, сразу после реалити-шоу “На что готов ТЫ?”, где герои выполняли самые мерзкие задания, чтобы получить гражданство Нью-Йорка. Бешеная популярность и абсолютная аморальность этих шоу, да и остального контента телеканалов, сильно раздражала Джона ещё в те временя, когда он был вынужден жить в Нью-Йорке, чтобы суметь попасть в армию. А сейчас он сам стал одним из героев подобной передачи и увлекал миллионы зрителей, слившихся со своими ультраудобными диванами и креслами; пропахших алкоголем, сойлом, потом и мерзким запахом; толстых и отупевших, главной целью которых было желание успеть подписаться на новые серии рейтинговых реалити-шоу и доставку самой вкусной продукции производителей сладких или, ещё лучше, жирных продуктов, которые так и манят своим ароматом, привлекательным видом, насыщенным вкусом и мягкой, хрустящей корочкой. Джон был пилюлей для подавления их голода. Ненасытное потребительское псевдообщество, а на деле – сборище охотно раздающих корпорациям и властям свои деньги деградантов, готово было поглотить очередную дозу визуального наркотика.
Голый Джон стоял уже на освещённой сцене перед публикой.
Ведущий вдохновлённо говорил что-то зрителям, но внимание Джона было приковано к другому – он смотрел на приближающуюся капсулу. С другой стороны сцены механизированный аппарат скользил к центру сцены. Зал прогремел овациями. К публике вышел человек в белом халате.
– Встречайте доктора Байрона! – величественно произнёс ведущий.
Джон видел доктора Байрона и в прежних сериях программы. Казалось, этот старый доктор во все времена проводил смертные казни. Не зря молчаливый, но колоритный мужчина был любимчиком публики.
Доктор начал приводить аппарат в готовность, пока ведущий рассказывал про спонсоров телепередачи.
– Главный спонсор показа – “Мадаш Инкорпорейтед”. Залог вашей безопасности! Биороботы и безопасность – синонимы! – выговаривал ведущий уже машинально.
Сколько раз Джон слышал эту рекламу! Сколько раз биороботы на его глазах убивали! Но кто поверит ему? Все поверят в рекламу.
Доктор дал знак, и публика снова разразилась овациями.
– Мистер Стюарт, прошу! – позвал ведущий Джона.
Джон послушно направился к капсуле.
– Мы начинаем приводить смертные казни в жизнь, – произнёс ведущий и половина зала засмеялась над этой игрой слов. После недолгой паузы он продолжил. – И первым на сегодня будет Джон Стюарт – некогда офицер вооружённых сил, который сбежал, как последний трус, во время вражеского наступления.
Зал начал возмущённо “букать” в адрес Джона. А тот лишь малость ухмыльнулся.
– Сразу после этого нас ждёт второй приговорённый, – продолжил ведущий. – А точнее, приговорённая. Далее – выступление Мелиссы Капп! – публика снова радостно воскликнула. – Ну и напоследок – десерт. Третьим замороженным будет никто иной, как… – пауза. Все замерли в ожидании, напряжение нарастало, звукооператоры включили запись барабанной дроби. Ведущий закричал, – печально известный Томас Норт!
Зал ахнул. Прогремели крики зрителей, призывающие убить этого мерзавца.
Джон не знал, что сделал этот блондин, что так возмутил всех людей. Об этом заключённом знали все, но Джон никогда и не интересовался его персоной. Заключённые много говорили о нём, но Джон так и не смог вспомнить хоть что-нибудь, что мог услышать от остальных. Да и он знал, что если бы людям было известно о его настоящей личности и деяниях, то главной звездой шоу, безусловно, стал бы сам Джон Стюарт, а не этот нью-йоркец.
Доктор отпорол стеклянную дверь капсулы. Джон всматривался в этот узкий аппарат. Но нужно было шагнуть туда, пока вооружённая до зубов охрана не бросила бы его туда в бессознательном состоянии, как иногда бывает на этом шоу. Джон хотел быть в момент заморозки в сознании. Говорят, в этот миг приговорённый переживает лучшие чувства и воспоминания в своей жизни. Ну что ж, Джону хотелось выяснить правоту этих слухов.
Он молча залез в вертикально стоящую капсулу и повернулся к зрителям лицом. Слышались аплодисменты, но свет прожекторов, бьющих беспощадно в глаза, не давал Джону возможности видеть их. Да и не особо хотелось. Доктор потянулся к дыхательному аппарату наверху, над головой Джона, и преподнёс его ко рту последнего. Маску надели на него. Нос и рот Джона без проблем вдыхали через неё воздух. Доктор закрыл стеклянную дверь капсулы. Джон был заперт в тесном, стеклянном ящике.
Воцарилась тишина в его ушах. Шумоизоляция была безупречной. Джон больше не слышал омерзительного голоса ведущего.
И вдруг он открыл у себя клаустрофобию. Стенки капсулы будто начали сжиматься и давить. Воздух словно высасывался из него и лёгкие тоже сжались. Его охватила паника. Тишина пронзала его уши. Чувствовалось только биение сердца. Слышалось только собственное торопливое дыхание.
Через трубку дыхательного аппарата в рот и широкие ноздри Джона начала поступать жидкость. Сначала он растерялся и запаниковал сильнее. Но вскоре Джон почувствовал, что дышит он совершенно спокойно. Жидкость похожая на воду, но чуть гуще неё, наполнила лёгкие Джона. Только сейчас Джон вспомнил – на одной из очередных серий этого шоу он услышал, как ведущий рассказывает про важность этой жижи, которая не давала сильному давлению вредить лёгким. Это немного успокоило его, как и ещё не потерянный рассудок, чего он опасался.