– Возьми посох и скажи Слово!

– Чем я скажу, – подумал тауматург, – у меня и губ теперь нет.

Но тело повиновалось, хоть и с таким трудом, будто пытался поднять навалившийся на спину горный хребет. Пальцы нащупали древко валяющегося на земле посоха. Губы едва разжались, будто срослись. Но стоило произнести пылающее в сознании Слово, как темнота и боль отступили. Зрение вернулись резким скачком, звуки и движения вернулись так же резко, как и зрение. С камня посоха сорвался чёрный с корявыми отростками сгусток, причудливой сетью расползся по зверю. Моноцер задёргался, ноги подогнулись, и он завалился на бок. Кровавая ярость в маленьких глазках поблекла, сменилась безразличием. Непробиваемую шкуру покрыли едва заметные чёрные дыры. Несколько секунд судорог и зверь вскоре затих. Альмарик удивленно уставился на тауматурга.

– Заряжай! – вяло сказал Фроузен, из тела будто все силы кто-то выпил.

– Ага, – сказал Альмарик, засуетился около баллист.

Тауматург устало опустился прямо на моноцера. Благо выдалась свободная минутка. Но только минутка. Если моноцеры не сразу смогли отыскать их в небольшом замке с узкими проходами между дворами, то некродосам лёгкий туман не помешал всё прекрасно видеть с неба. Фроузену едва удалось немного восстановить силы, как с десяток тварей ринулись на отряд. Злые чёрные сгустки с посоха приземлили двоих. Твари грузно ударились о землю, тела лопнули как переспелые плоды. Восемь оставшихся разлетелись, но на новое нападение не отважились.

– Так их! – заорал Альмарик.

Фроузен едва услышал его крик. От слабости захотелось прилечь, и гори оно всё синим пламенем.

Справа обрушилась стена небольшого дома, моноцеры не оставили попыток полакомиться жителями крепости. Фроузен и разобрать толком не успел, сколько тварей решили навестить на этот раз, как Альмарик приказал стрелять. Восемь катапульт одновременно «плюнули» в зверей опасными начинками. Хлюпающий звук и последовавший за ним рёв показали, что стрелы угодили в цель, а прекратившийся топот, что никто не уцелел. Альмарик ещё что-то кричал, баллисты бухали, раненые звери ревели. Мёртвый моноцер, на которого сел Фроузен дёрнулся, будто собрался встать. Чёрные сгустки снова сорвались с камня, а простое поднятие посоха отобрало последние силы, и тауматург окончательно потерял связь с реальностью.

Сознание прояснялось медленно, слабость нехотя отступила. Фроузен смог, наконец, нормально двигаться и видеть. Он вяло посмотрел на тела продырявленных огромными стрелами тварей и приблизившихся собратьев. Живые моноцеры утратили к неосам всякий интерес, пищи вдоволь и звери передумали нападать на выживших жителей крепости. Острые плоские зубы с лёгкостью вспороли прочную кожу. Головы погрузились в брюха по уши. Зачавкало. Несколько некродосов, совершив круг, опустились на туши. Из груди вылезли мерзкие хоботы. Клювы с лёгкостью пробили толстую кожу.

– Мы победили, – шепнул на ухо Альмарик, в глазах – восхищение, на роже – благодарность, спина так и гнётся от желания поклониться.

– Да ну? – голос Фроузена был полон яда. – Тогда выведи нас из крепости.

Паж растеряно посмотрел в единственный устланный мёртвыми телами моноцеров проход, за которыми маячат очень даже живые собратья, губы разошлись в беспомощной улыбке.

– Поднимайтесь сюда! – крикнул кто-то.

Фроузен повернул голову на голос. На стене над ними расположилось несколько неосов. Альмарик помог Фроузену встать, подхватил под левую руку как инвалида. Тауматургу показалось, что поднимались по лестнице целую вечность, проклятые ступеньки словно из-за спины перемещались вперёд. Оказавшись на стене, оглянулся. Сил удивиться тому, что все навьи целы, едва хватило. Открывшийся вид крепости вызвал чувство потери. Большая часть зданий разрушена, выжившие сидят на крышах, боясь спуститься вниз. Четверо живых моноцеров с окровавленными мордами сыто развалились между руинами, парочка других зверей едва ковыляет между домами, отвисшие брюха скребут землю. На трупах павших защитников и моноцеров суетятся некродосы. Из некоторых мертвецов уже высунулись жирные личинки.

Позвавший их оказался маленьким, лысым неосом, скрывающим дряблое, колышущиеся при каждом движении, тело под длинной коричневой сутаной.

– Мое имя Крипт, – сказал он, поклонившись. – Я гаруспик.

– Кто? – не понял Фроузен.

– Жрец – прорицатель, – пояснил Альмарик. –Он служит в храме Ваалар Гаала.

Крипт нервно дёрнулся.

– Я предсказывал падение крепости, но меня не послушали. Может вы поверите. Скоро в город хлынут сотни кропусов. После этих даже костей не останется. Нужно как можно быстрее бежать отсюда. За нами сразу не погонятся, слишком много для них еды здесь. Но её на всех не хватит.

– А как же остальные? – хотел спросить Фроузен.

Как бы опережая его вопрос, раздался пронзительный трубный звук.

– Это сигнал к сбору, – пояснил гаруспик. – Выжившие, те кто осмелятся, поднимутся на стену.

Тауматурга передёрнуло от недосказанного.

– А остальные?

Крипт отвел глаза в сторону. Фроузен отлепился от плеча Альмарика.

– Я спущусь, – сказал он.

– Ты еле ходишь, – возмутился паж.

Тауматург безразлично махнул рукой. Показалось, спускался даже дольше, чем поднимался. Ноги задрожали от мерзкой слабости, и у подножия лестницы дошло, что идти без помощи будет трудно. Сзади раздались приближающиеся шаги. Альмарик и навьи решили последовать за ним. Фроузен повернулся.

– В городе опасно.

– С тобой как-то спокойней, – буркнул паж.

Навьи закивали, осторожно подхватили немощного под руки.

Они прошли мимо лежащих в сытой дрёме моноцеров. Звери никак не отреагировали на их приближение, а некродосы, занятые откладкой яиц их не заметили. Вокруг сожранных изнутри, изрядно осунувшихся трупов, камень будто сохой кто-то взрыхлил. Поверхность ещё кое-где шевелится, личинки пытаются как можно глубже зарыться в породу. Альмарик часто нагибался, к чему-то приглядывался, а один раз отстал настолько, что потом едва нашёл. Лицо светится от счастья, в руке – посох, чем-то похожий на таковой у Фроузена, только без камня и с грубо сделанными письменами на древке.

– Теперь и я кое-что могу, – важно заявил Альмарик.

Сорвавшийся с навершия небольшой лиловы шар угодил в ближнего некродоса, сидящего на туше моноцера. Тварь безвольной куклой опрокинулась на бок, выметнувшиеся крылья с резким звуком сломались, и он затих. Через небольшую дырку в боку выметнулся крохотный сизый дымок.

– Видал?

Тауматург хмыкнул. На роже пажа проступила безграничная самоуверенность.

Звать никого не пришлось, жители хоть и опаской, но все таки спускались вниз и присоединялись к отряду. Лишь один раз изрядно наевшийся моноцер попытался подняться. Фроузен и Альмарик заставили его опуститься на землю. Навсегда. Раздался звук далёкого гонга. В тело молодого тауматурга хлынула мощь. Захотелось крушить и ломать.

– Ты слышал? – на ходу спросил Фроузен пажа.

– Что? – не понял тот и прислушался.

– Кто-то словно в гонг ударил, – пояснил молодой тауматург.

– Нет, – ответил паж.

– Показалось, наверное, – пробормотал Фроузен.

Паж пожал плечами.

Пара некродосов обосновалась на теле павшего гиганта. Краем глаза Фроузен видел, что Крипт с горсткой выживших воинов следует за ним по верху стены. У ворот оба отряда соединились. Всего набралось двадцать четыре горожанина: из них шесть женщин, десять лучников и восемь алебардщиков. Фроузен внезапно понял, что умеет считать.

– Как мало выжило, – пробормотал паж.

Лицо побледнело, губы задрожали, он всхлипнул. Ручейки из глаз пересекли щеки, с подбородка закапало на ткань, темное пятно на груди поползло в стороны. На лицо легла скорбь, испуг уступил место страданию, но лишь на мгновение.

Остатки валяющихся на земле ворот треснули под весом громадного и тяжелого животного. Из тумана выскочил запоздавший моноцер. Глаза плотоядно уставились на выживших. Лучники натянули тетивы бесполезных луков. Тенькнуло. Стрелы увязли в толстой коже. Лишь одна ткнулась в ноздрю. Зверь дико взревел, мощное тело метнулось к выжившим. Но от страшного крика маленького двуногого существа в капюшоне он опешил, остановился. Тауматург безбоязненно пошёл на зверя, такого могучего по сравнению с ним, что о развязке предстоящей схватки не могло возникнуть двух предположений. Но горящие огнём жёлто-зелёные глаза с кроваво-красными прожилками заставили гиганта попятиться. Зад уперся в стену замка, моноцер недовольно хрюкнул. Страшный неос приблизился. Зверь попытался найти выход, но вместо того, чтобы дать дёру, инстинкт заставил кинуться на двунога. От удара посохом в уязвимое место череп проломился, кости впились в мозг, в глазах полыхнуло, будто луна взорвалась. Зверь почувствовал, что ноги подогнулись, голова потяжелела настолько, что не хватило сил держать, морда беспомощно ткнулась в землю. Что-то тёплое потекло между глаз, часть попала на уголки губ, проникла в рот. Солёный привкус напугал, моноцер жалобно взревел. Но от движения челюстями боль усилилась, костёр во лбу разгорелся сильнее. Моноцер неотрывно смотрел на стоящего рядом неоса, страшный огонь в глазах которого медленно угас. Зверь ощутил, как быстро холодеют ноги, уменьшается чувствительность кожи. Сердце забилось быстрее, пытаясь хоть как-то восполнить острую нехватку кислорода в органах из-за потери крови, но тёплый поток по морде не прекратился. А вместе с ним из тела устремилась жизнь. Зверь попытался закричать, но из глотки вырвался слабый, едва слышный стон. Сердце забилось медленнее, ещё медленнее, болезненно стукнуло и остановилось. Пугающая темнота надвинулась с неотвратимостью лавины, а с ним и полное онемение тела. Бока опали, из глотки вырвался последний жалобный вздох. В злобных некогда, теперь мёртвых, глазах застыл ужас перед крохотным существом с тонкой палкой в руке.