– Не отвлекайся на мелочи, – крикнул боец. – Говори, что надо делать.

– Да, – поддержал товарища Баламут, – часики тикают.

– Интел, – продолжил я, – шагни на две длины своих ступней назад и вправо. Так, теперь оба следуйте след в след за Карачуном.

Дальше, казалось, дело за малым, всего лишь провести троицу по лабиринту, но проходы в нём оказались столь узкими, что я весь извелся и вспотел так, что даже джинсы промокли насквозь. К тому же времени едва хватило на путь из, казалось, небольшого лабиринта. Интел едва успел пересечь черту, отделяющую невидимую тюрьму от свободы, как стены снова пришли в движение. Мертвецы снова издали душераздирающий крик.

– Восемь минут, – ошарашенно пробормотал Интел, взглянув на часы.

Лабиринт преподнёс очередной неприятный сюрприз, сдвинувшись с места на пару минут раньше, что меня не удивило. Новый мир опять показал свою непредсказуемость и враждебность.

Троица застыла на краю поляны, скорбно опустив головы. Взгляды устремились на принявших нелепую смерть товарищей. В лицах выживших читалась бессильная ярость и боль.

– Найду того, кто виновен во всей этой хрени, – сказал Карачун, – и скормлю такому же месту.

– Слишком лёгкая смерть, – сказал Баламут. – Эта тварь должна умирать долго и мучительно.

Помолчали, словно чего-то ожидая.

– Надо уходить отсюда, – сказал Интел, – а то вдруг лабиринт расширится или произойдёт какая-нибудь новая дичь.

Его товарищи, не сговариваясь, кивнули.

– Прощай, командир, – печально сказал Интел. – Не забуду, как ты прикрыл меня своим телом.

– Прощай, Хаки, – пробормотал Карачун. – Вряд ли в этом дрянном мире найдётся человек надёжнее тебя. Кто ещё смог бы тащить меня раненого на своем горбу по горам пятнадцать километров.

– Прощай, Велес, – прошептал Баламут. – Удачливый чертяка. Ты в одиночку противостоял полусотне чехов, уведя их от раненых бойцов. Даже вызвал огонь артиллерии на себя и выжил. Но погиб нелепо, бессмысленно и страшно. И это несправедливо.

Словно дождавшись, пока бойцы попрощаются со своими товарищами, ловушка после этих слов превратила тела людей в сгустки слизи, сползший по невидимой стене на траву. Одежда при этом осталась неповреждённой. Баламут грязно выругался, сплюнул и, развернувшись, пошёл вглубь леса. Остальные последовали за ним.

Бойцы шли минут сорок, стараясь унять ярость и как-то избавиться от бессилия, терзавшего не хуже калёного железа. Я едва за ними поспевал, и это если учесть, что на них были рюкзаки, разгрузки с полным боевым запасом, и оружие, которое они неподвижно держали полчаса в лабиринте. Наконец Карачун остановился у огромной упавшей ели и скомандовал привал. Словно по команде каждый занялся своими обязанностями. Не успел я и глазом моргнуть, как уже сидел у разгоревшегося костра, над которым повис котелок с водой, а в руках у меня оказалась открытая банка тушёнки и нож. Бойцы ели молча, погруженные в невесёлые мысли. Я только сейчас понял, что снова увидел страшные смерти, как в самый первый день, когда прекрасный удивительный мир стал враждебным и агрессивным, словно поставил перед собой цель уничтожить самое разумное существо на планете им же и порождённое. Причём способы для уничтожения выбрал настолько изощрённые, что превзошёл фантазию самого извращённого психопата. Память услужливо вернулась к самому началу кошмара.

Первый день лета, выпавший на воскресенье, выдался солнечным и тёплым. Ногинск утопал в зелени и одуряющем аромате сирени. К нему примешивался едва заметный смолянистый запах тополей. Жители с удовольствием покидали свои дома, чтобы насладиться погожим деньком. Мне нужно было закончить программу, но работать не хотелось. Да и холодильник нужно было пополнить. Быстро сменив шорты на джинсы, а майку на рубашку, я покинул квартиру и выскочил из подъезда. Именно в этот момент всё и началось. Дикий вопль заставил повернуть голову. Я увидел пожилую женщину, стоящую на тротуаре. Лицо бледное, ладони прикрыли рот, взгляд упёрся в дорогу метрах в двух от неё. Я даже не понял, что насторожило, а сердце уже забухало от хлынувшего в кровь адреналина. Сначала показалось, что из асфальта высунулись толстые белые черви, дёргающиеся в каком-то безумном танце. Лишь спустя несколько секунд до меня дошло, что это пальцы. Пальцы ещё живого человека, который провалился в асфальт, как в трясину. Женщина на не сгибающихся ногах подошла к страшному месту, но асфальт повёл себя предсказуемо, даже не прогнулся, а пальцы продолжали дёргаться, постепенно замирая.

Второго несчастного схватила полупрозрачная тварь. В ста метрах от моего дома находится развалюха, давно определённая под снос. Крыша обвалилась, оконные проёмы покосились от старости, стены иссекли глубокие трещины. В одной из них и засела невидимая мерзость. Прохожий, седой мужчина с широкой проплешиной, подошёл к ней слишком близко. Я повернул голову на новый крик. Господи, лучше бы не смотрел. Из глубокой щели на втором этаже выскочили едва видимые то ли щупальца, то ли многочисленные лапы-отростки, вцепились в тело мёртвой хваткой. Мужчину рвануло вверх с такой скоростью, что голова запрокинулась назад и едва не оторвалась. Несчастного мощно ударило о стену. К сожалению он не потеряла сознания. Невидимые пальцы принялись мять, стискивать и сжимать тело. Оно лопнуло как переполненный бурдюк с вином, во все стороны брызнуло красным. Невидимая сила сдавила тело не хуже кузнечного пресса. Не прошло и нескольких секунд, как оно превратилось в крохотный окровавленный шар.

Свидетели кошмара, парализованные ужасом, застыли как статуи. Дверь ближайшего ко мне подъезда открылась, и на улицу выскочила моя соседка, Светлана, ученица одиннадцатого класса. Глаза широко раскрыты и белые от боли. Голубая блузка на уровне талии словно невидимой верёвкой вжата в тело. По ткани расползается кровавое пятно. По юбке и ногам стекают красные ручейки. Ей удалось сделать несколько шагов. Ноги подкосились, и девушка ничком рухнула на тротуар. По талии словно циркулярной пилой полоснули: верхняя половина отвалилась от нижней. Наружу выпали бордовые внутренности, извивающиеся словно умирающие черви.

Молодая женщина кинулся к припаркованной рядом машине. Пальцы коснулись двери. Из-под земли выскочил призрак, напоминающий скелет, обёрнутый то ли в саван, то ли в плащ. Тонкие руки метнулись к лицу женщины, костяшки коснулись кожи и её словно парализовало. Призрак медленно сблизился с ней. Оскаленные зубы коснулись губ несчастной. Её тело задёргалось словно в агонии, но призрак не дал ему упасть. Кожа женщины пожелтела, пошла трещинами словно старый пергамент. Щеки и глаза ввалились, волосы опали на землю неопрятными клочками. Тело усохло, и она превратилась в настоящий скелет, обтянутый кожей. Призрак, словно насытившись, впал в апатию и медленно поплыл над землёй.

Доконала оцепеневших от ужаса людей обычная, казалось, бабочка. Она выпорхнула из-за угла дома и устремилась к мужчине лет сорока. Мне сразу показалось странным её расцветка: ярко-красная, с багровыми прожилками. Крылья с длинными множественными зубцами, словно надорванные ветром. В наших широтах такие не водятся. Бабочка со спины приблизилась к человеку, и стремительно спикировала на затылок. Он мгновенно побледнел. Лицо осунулось, посерело. Глаза налились кровью. Ногти на руках почернели и превратились в загнутые когти. Нос ввалился, зубы заострились, истончились и увеличились настолько, что вылезли наружу сантиметра на два. За челюсти словно кто-то потянул спереди, отчего они стали больше походить на собачьи или скорее акульи. Обратившийся набросился на ничего не подозревающую, стоящую к нему спиной девушку с ребёнком лет пяти. Челюсти с хрустом сомкнулись на её шее. Несчастная даже вскрикнуть не успела, рухнула на землю как подкошенная. Обратившийся выплюнул вырванный позвонок, и приник к кровоточащей ране. Раздалось омерзительное хлюпанье. Я не верил, что можно поседеть за несколько секунд, но чёрные волосы ребёнка побелели на глазах. Тварь перестала хлюпать, голова поднялась, взгляд упёрся в ребёнка. Тот замер, парализованный увиденным, и не сдвинулся с места, когда тварь кинулась к нему. Что было дальше не помню. Оказался в лесу. Один.