Засунув руки в карманы треников, Вертолет кивнул:

— Показывайте.

Сгоняв до машины, Шутов вернулся с пакетом и высыпал на стол десяток упаковок с вынесенными из магазина надувными куклами.

— Эт чо еще такое? — нахмурился Вертолет, однако его глаза подозрительно заблестели.

— Резиновые бабы. — Шутов запустил руку в карман, поколебавшись, вынул пакетик с белым порошком и кинул его на одну из упаковок. — И десять грамм кокаина.

Хрюкнув, Вертолет простонал:

— Мать моя женщина. Вы чо, вконец озабоченные? Почему вместо бабла вы тащите только всякие секс-игрушки?

Густо покраснев, Глебов промямлил:

— Мы ж не специально. Мы бы и рады спереть деньги, только не получается.

— Ладно, черт с вами, — махнул рукой Вертолет. Снова принявшись копаться в ящичках, он отыскал набор отмычек и, выходя из гаража, велел: — Сидите здесь, сейчас вернусь.

Ждать пришлось недолго, и через десять минут Вертолет вошел в гараж с ружейным чехлом и коробочкой.

Положив чехол на стол, он расстегнул его и достал странной формы ружье — по виду, пневматику.

— Это еще что такое?! — возмутился Глебов. — Нам нужно настоящее оружие, а не игрушка! Хотите, чтобы нас убили?!

— Я просто мечтаю об этом, — откликнулся Вертолет.

Раскрыв коробочку, он молча достал из нее шприц с оперением на поршне, зарядил его в ствол, прицелился в диван и нажал на спусковой крючок. С пшикающим звуком шприц вонзился в спинку дивана.

— Ветеринар-в, — сообщил Вертолет. — Пользуют для отлова бродячих собак. В шприцах снотворное, какой-то там дитилин. Доза такая, что хватит завалить даже медведя. Начинает работать почти сразу, но полностью вырубит минуты через две-три.

— А прикольная штука, — зачарованно глядя на ружье, произнес Шутов.

— Теперь она ваша. — Вертолет кинул ружье Глебову. — Это всяко лучше, чем настоящая пушка. Завалите еще кого по глупости, потом сидеть. Если вообще сможете выстрелить из настоящей-то, убивцы, блин… А теперь валите отсюда. И чтоб я вас больше никогда не видел. Вообще никогда. Понятно?!

Давыдов явно что-то скрывал. Это стало ясно Синявкину после телефонного звонка похитителей и так легко забитой стрелки. Но вот о чем умалчивал Давыдов и в каких именно отношениях он состоял с троицей отморозков — было неясно. Вряд ли в дружеских — об этом красноречиво свидетельствовали два трупа в квартире Константина и его опухшая рожа, — однако он точно был знаком с похитителями. Хотя всячески отрицал знакомство с ними и открещивался от него как мог.

Впрочем, Синявким прекрасно знал, что верить Давыдову — себе дороже, уж слишком скользким типчиком тот был. И именно странности в поведении бывшего напарника и недомолвки удержали Аркадия от безрассудного шага. Сколь бы сильно Давыдов не вымаливал отдать ему его ружье, Синявкин присвоил его себе и был готов расстаться с ним лишь в случае серьезной опасности, если вдруг понадобится использовать талант стрелка Константина.

Не собирался он и строить догадки о том, кем именно была троица. Гадать и предполагать было не в его натуре. Его стиль был намного проще, и теперь вместо того, чтобы сразу порешить трех придурков, он собирался сначала завалить парочку из них, силой выбить из оставшегося всю информацию, наконец узнать, с какой это радости он сам оказался впутан в разборки между ними и Давыдовым, и лишь затем прикончить третьего.

В связи с этим ближе к семи утра он, Давыдов и девчонка, так чем-то ценная для троицы, прибыли к заброшенному охотничьему домику, стоявшему посреди леса на берегу озера.

Разведя костер, Давыдов отправился копать могилы, а Синявкин же решил поговорить с девчонкой, которая уже догадалась, что ее спасители не имеют никакого отношения к представителям закона. Скорее, напротив.

Испуганно сжавшись на заднем сиденье Лэнд Крузера Синявкина, Амирова дернула прикованной к спинке сиденья рукой и жалостливо спросила:

— Вы нас всех убьете?

— Да будет тебе, милочка, — как можно более нежным тоном сказал Синявкин, сидя за рулем и баюкая на коленях полуавтоматический дробовик Бенелли М4. — Клянусь, с тобой ничего не случится. Как только все закончится, я сам отвезу тебя домой. Ты, главное, не болтай о том, что здесь увидишь, а то мой товарищ… он не такой добрый, как я. — Он потянулся к печке. — Тебе не холодно? Может, сделать потеплее?

— Не холодно, — пискнула дрожащая от страха Амирова.

— Ну смотри. Ты только скажи, и я все сделаю. Не бойся просить, я ж не зверюга какой. Я не как те трое. Я не похищаю и не мучаю ни в чем не повинных людей, которых я даже не знаю.

— Они не могли сделать никому больно, — запротестовала Амирова. — Они совсем безобидные. Идиоты, это да, но они точно не убийцы.

Синявкин кивнул на орудующего неподалеку лопатой Давыдова.

— Ты ему это скажи. Твои друзья взяли и замочили в его квартире двух человек. А потом раздели их. И это вот что такое? — Оттянув ворот, перегнувшись назад, Синявкин показал девушке ожоги от электричества. — Они долбили меня током. Чуть не проломили череп. Пытались свести с ума. А помнишь, что они сотворили с моим домом? Разнесли все, что только можно. Как ты можешь за них заступаться, когда они даже тебя к трубе привязали? Уж сколько я все натворил, но женщин я никогда не обижал.

Прервав мужчину, на торпеде зазвенел сотовый. Звонил водитель.

— Да, Саша, — бросил в трубку Синявкин.

— Шеф! — донесся до слуха Амировой взволнованный голос водителя. — Шеф, простите, я упустил их.

— Как так получилось? — строго спросил Аркадий.

— Я пытался взять их, но они уделали меня. Сам не понимаю, как так получилось. Я только-только завалил самого здорового, как бац — и всё, лежу отдыхаю. До сих пор башка раскалывается. Хорошо меня приложили. Видно, что профессионалы.

— Слышь, Рэмбо, я же тебе приказал не высовываться!

— Простите, шеф…

— Ладно, как сам?

— Да в больнице я, только прочухался. Черепно-мозговая и дырка в башке. — От следующих слов водителя глаза Амировой едва не вылезли из орбит. — Еще эти отморозки оторвали и куда-то выкинули мою руку. Простите, шеф, что подвел вас.

— Не заморачивайся, они уже нашли меня, — заметив в боков зеркале мерцание фар стремительно приближающегося автомобиля и рев мотора, сказал Синявкин. — Отдыхай и поправляйся.

Бросив телефон на торпеду, он обернулся к Амировой, которая трясла головой и, не веря самой себе, повторяла:

— Это не они. Не может быть, что они способны на такое. Это какая-то ошибка.

— Спокойно, милочка. Ща я во всем… — Грохот и звук бьющегося стекла заставил его умолкнуть на полу-слове. Глянув на источник и причину шума, Синявкин, вернув челюсть на месте, только и смог, что сказать: — Какого?..

Действовать было решено жестко и быстро. А лучше, как уточнил Шутов, молниеносно. Ибо в сложившейся ситуации их единственным союзником была внезапность. Когда на кону жизни, нельзя затевать разговоры, взывать к голосу разума банкира и пытаться объяснить ему, что его истинный враг ближе, чем он думает. Лучше сразу обезвредить бандитов, спасти Амирову, а уже потом можно и поговорить.

План, конечно, был так себе и идти на наверняка вооруженных преступников с почти голыми руками было не самой лучшей идеей, но время хитроумных комбинаций подошло к концу и оставалось положиться лишь на удачу, находчивость и грубую силу.

Высадив Покровского с ружьем за километр до места рандеву и дождавшись, когда он звонком сообщит, что занял подходящую позицию, Глебов с Шутовым пристегнулись ремнями безопасности и на полной скорости погнали к охотничьему домику.

— Эй-эй, помедленней! — попросил вцепившийся в сиденье Шутов, которого бросало из стороны в сторону. — Убьемся ведь!

— Плевать! — выжимая по разбитой, ухабистой грунтовке сотню в час, ответил Глебов. — Нужно торопиться!

— Слышь, камикадзе, высади меня!

— Терпи, Антоша! — вцепившись в руль и прилипнув к лобовому стеклу, с подозрительно недобрым оскалом сказал Глебов. — Щас мы их озадачим. Так озадачим. Таких стрелок у них еще не было. И никогда не будет.