— А что ты собрался пилить? Надеюсь, не чью-нибудь шею?

— Наручники. Вдруг нас повяжут.

Глебов ухмыльнулся.

— Предусмотрительно. Хоть и глупо. Ладно, я сам позабочусь об оружии.

Беззвучно войдя в комнату, Гоша со спины подошел к Глебову и положил ему на плечо руку. Резко вскинувшись, тот вывернул шею и с облегчением обнаружил позади себя друга, а не омоновца с калашом и в маске.

Выдохнув, Глебов приложил к груди ладонь.

— Гоша, придурок, больше не подкрадывайся ко мне сзади!

Опустившись на пол рядом с друзьями, Покровский безжизненным от усталости голосом спросил:

— Парни, ответьте честно. Я смогу стать актером?

Переглянувшись, Глебов с Шутовым ответили почти не задумываясь.

— Нет, — первым произнес Сергей.

— Нет, — спустя мгновение вторил ему Антон.

— Никогда.

— Исключено.

— Невозможно.

— Без вариантов.

Поморщившись, Покровский проворчал:

— Гады вы. А еще зовете себя моими друзьями.

— Ты хотел честного ответы, ты его получил, — напомнил Глебов.

Поколебавшись, Гоша нерешительно промямлил:

— Тогда… тогда… можно мне с вами?

— Можно с нами что? — лукаво уточнил Глебов.

— Ну, пойти на дело.

— Пф, — фыркнул Шутов. — Нужен ты нам, предатель.

— Антон! — прикрикнул на него Глебов.

— Что Антон? Почему чуть что, сразу Антон? Ладно, я не против его участия, только пусть сначала докажет, что от него будет польза.

Поразмыслив, Гоша сообщил:

— У меня есть немного денег. Шеф, мудак, заплатил мне всего пятерку, но мы можем легко потратить их на наше дело.

Радушно раскинув руки, Шутов торжественно провозгласил:

— Чувак, добро пожаловать в нашу банду! Или нет… звучит слишком отстойно. Пусть лучше будет так. Чувак, добро пожаловать в нашу криминальную семью!

Безумный эксцентрик и неврастеник, боящийся вида крови, Антон Шутов работал в самом необычном для его типа натуры месте — ночным сторожем в морге. Друзья, естественно, знали о его месте работы, но представляли они его себе несколько иначе — чистеньким, расположенным в приличном месте при какой-нибудь больнице, светлым и даже, возможно, людным. А иначе как еще подобный Шутову человек мог через каждые два дня ходить на свою работу, не принимая перед этим лошадиных доз успокоительного? Однако в реальности все оказалось совсем не так, как в их воображении. В реальности, стоя ночью в безлюдной промзоне под одиноким раскачивающимся фонарем перед черной коробкой здания, производившего впечатление заброшенного, они явственно ощутили атмосферу самого настоящего фильма ужасов.

Глядя на спускающиеся к полуподвальному помещению ступеньки, Глебов и Покровский переглянулись и зябко поежились.

— Стремно здесь, — нервно заметил Гоша. — Давай я лучше посторожу машину.

— С машиной ничего не случится, здесь на километр нет живых людей. — Глебов легонько подтолкнул друга к ступенькам. — Пойдем, он сказал, что ждет нас двоих.

— Но…

Резкий, хриплый «карр» вороны заставил обоих вздрогнуть, и, не сговариваясь, друзья одновременно ломанулись к лестнице.

Железная дверь с надписью белой краской «морг» была незаперта. Сразу за ней вдаль убегал узкий, с низким потолком коридорчик, в конце которого маячило пятно света. От входа влево и вправо тянулась еще пара коридоров — погруженных в полнейший мрак. Над входом, едва разгоняя тьму, мерцая, светила тусклая лампа.

Послышался электрический треск, и лампа погасла. В абсолютно тьме парни слышали лишь свое дыхание, да звук падающих вдали капель.

Снова раздался треск, и лампа загорелась, выхватив из тьмы стоящего на полусогнутых Глебова и прячущегося за его спиной Покровского.

— Ну и местечко, — нервно прошептал Гоша.

Набрав в легкие побольше воздуха, Глебов крикнул:

— Антон!

— Антон-Антон-Антон… — разнеслось гулкое эхо, и когда оно стихло, в коридорах вновь воцарилась тишина.

— Иди вперед, — шепотом велел Глебов.

— А почему? — также шепотом Покровский Гоша.

— Я буду прикрывать.

— А почему ты говоришь шепотом?

Из тьмы коридора сбоку зазвучали тяжелые шаги, послышалось звяканье металлических цепей.

Парни с ничем неприкрытым ужасом в глазах уставились в сторону шагов, но рассмотреть, что за страшный и огроменный тип мог издавать их, было невозможно.

С треском электричества вновь погасла лампа, и оставшиеся в потемках друзья, стараясь ничем не выдать своего присутствия, задержали дыхание.

Неумолимо приближаясь, шаги становились все громче и громче. Лязг-лязг-лязг — оглушительно звенели цепи, сквозь звон можно было расслышать тяжелое, натужное дыхание мужчины. Который, судя по издаиваемым им звукам, был не самого субтильного телосложения.

— Тр-р-р… — протрещала лампа и, вспыхнув, осветила шагающего по коридору индивида — невысокого молодого парня с красным ирокезом на лысой башке, пирсингом в ушах, носу и губах и тяжелых высоких ботинках. На его бедрах болталось с десяток цепей, а в руках он, натужно пыхтя, в непрозрачном чехле тащил что-то большое, круглое и широкое.

Кивнув на замерших, боясь шелохнуться, посетителей морга равнодушный взгляд, не сказав им ни слова, юноша-панк прошествовал мимо и вскоре скрылся во тьме продолжения коридора.

— Что это только что было? — нервно спросил Покровский.

Глебов пожал плечами.

— Да мне-то откуда знать.

— Маньяк?

— Мы в морге, а не в дурке. Ладно, пошли.

Первым шагая по коридору к далекому пятну света, Глебов без надежды на ответ, чтобы просто было не так жутко, спросил:

— Гош, как думаешь, зачем он нас позвал?

Никто не ответил.

Глебов обернулся: позади никого. Сглотнув, он шепотом позвал:

— Гоша, ты где?

Собрав все свое мужество, Глебов сделал несколько шагов назад по коридору, как вдруг из зияющим черным бокового прохода на него, подняв перед собой руки, с криком «а-а-а-а!» выпрыгнул Покровский.

Подскочив от страха, Глебов выкинул руку и стукнул шутника в живот.

Ойкнув, Покровский чуть согнулся и с довольной рожей насмешливо констатировал:

— А, испугался!

— Придурок, — с бешено колотящимся сердцем выдавил из себя Глебов. — Как ребенок, честное слово…

В небольшой, пахнущей формалином комнатке, куда привел их коридор, стоял стол с электрочайником, пара шкафчиков и кровать-каталка на колесиках. В мешковатой, слишком большой для него форме охранника за столом сидел Шутов. Слушая в наушниках музыку, отхлебывая из кружки чай, он от руки увлеченно писал что-то на одном из десятка разбросанных перед ним листков. Рядом с его локтем валялась вскрытая упаковка печенья.

Заметно нервничая, Глебов легонько пнул ножку стола, заставив Шутова оторваться от написания очередной нетленки и вырвать из ушей наушники.

Сглотнув, Глебов спросил:

— Слушай, Антон, я не понимаю, как ты можешь работать в таком месте?

— А в чем проблема? — искренне удивился Шутов. — Здесь же настоящий рай.

— Чувак, наверное, ты не замечал, но это — морг. А ты невротик.

Шутов дернул плечом.

— Мне здесь не с чего нервничать. Меня здесь редко достают.

— А как же трупы?

— А что трупы? Трупы как раз достают меня меньше всего. Ты не представляешь, какие они спокойный.

— Но здесь реально страшно! — вскрикнул Глебов. — Правда, Гоша?

Жуя, Покровский протянул Глебову давно схваченную им со стола упаковку печенья. Чавкая, легкомысленно спросил:

— Будешь печеньку?

Скрипя колесами, в комнату въехала толкаемая панком тележка, на которой лежало с десяток округлых чехлом разного диаметра и какие-то стойки и треноги. Дотолкав тележку до угла, юноша схватил один из чехлов, расстегнул его и извлек на свет барабанную бас-бочку.

— Короче, зачем позвал? — спросил у Шутова Глебов.

Собрав раскиданные по столу листки, состроив важное выражение лица, Шутов сказал: