Прокурор кивнул в сторону коридора.

– Пару минут? Прямо сейчас? – Нильссон натянуто засмеялся. – Я же сказал, Бьёрн, сейчас я занят, у меня… как бы это сказать… презентация. И мне нужно ее закончить, понимаешь?

Он повернулся к мужчинам за поддержкой, но они не издали ни звука.

– Извини, Хенрик, но это дело не ждет, – настаивал Кант, пытаясь придать голосу уверенность.

– Знаешь, что, – процедил Нильссон уже с плохо скрываемым раздражением, – в последний раз тебе говорю: иди ко мне в кабинет и подожди меня там, я приду, как только освобожусь.

Каролин Турн, стоявшая до этого за спиной прокурора, потеряла терпение уже после первых слов Нильссона. Она безуспешно пыталась помочь прокурору жестами, но теперь вышла вперед и громко произнесла:

– Хенрик Нильссон, это задержание. Вы проследуете за нами в полицию, где будет проведен предварительный допрос.

Нильссон опешил:

– Что за… чертовы…

Он затряс головой и потерял дар речи.

– Хенрик, на самом деле мы должны…, – попытался Кант смягчить не слишком тактичные слова Турн.

Вон отсюда! – закричал Нильссон, к которому тут же вернулось самообладание. – Мои адвокаты…

Но Турн не хотела слушать эти глупости ни секундой больше. Впоследствии прокурор не смог объяснить, откуда у нее взялись наручники, но, сделав большой шаг вперед, она застегнула один наручник на запястье Хенрика Нильссона. Это произошло так быстро, что директор едва успел осознать происходящее.

Другой наручник Каролин Турн застегнула на запястье прокурора Бьёрна Канта и широко улыбнулась двум приятелям:

– Я уезжаю в управление, а где я, там и ключ. Приезжайте в гости.

На этих словах она покинула конференц-зал и пошла к лифтам, где ждали полицейские:

– Остальные скоро подойдут. Подождем здесь немного.

Для встречи Мишель Малуф выбрал футбольную площадку в Фиттье – идеальное место для общения, где можно не бояться, что разговор подслушают из кустов. Договариваясь по телефону, Малуф сказал Сами только, что последовал совету старика с собаками и что это нужно услышать собственными ушами, ничего больше.

Вот почему Сами Фархан оказался на парковке в Фиттье, в тени, отбрасываемой одним из гаражей. В окнах высоток на горе один за другим гасли огни. Этот огромный комплекс был частью политического эксперимента, так называемой «миллионной программы». Каждый раз, приезжая в пригороды – Бредэнг, Ботчюрку или Флемингсберг, Сами вспоминал, почему решил жить на Сёдермальме: здесь, в пригородах, притаилось его прошлое, а не будущее.

Было одиннадцать вечера. Хотя Сами надел под куртку две кофты, он все равно замерз. Уже наступил март, но температура оставалась рекордно низкой. Мишель Малуф обещал приехать в четверть одиннадцатого.

Сами, как и всегда, приехал заранее и ждал уже больше получаса. Больше мороза ему досаждала его нетерпеливость, передавшаяся ему, по словам матери, от отца. Пробежка вокруг парковки помогла бы согреться и понизить градус волнения, но кто знал, чьи глаза могут наблюдать за ним из окон высоток?

Прошло еще пять долгих минут, прежде чем на парковку завернул серый «Сеат». Сами облегченно выдохнул: ему хотелось вернуться домой до полуночи. Когда он сказал, что ему второй вечер подряд придется выйти на работу вместо товарища, Карин начала что-то подозревать. Он действительно подрабатывал в ресторане дяди в Лильехольмене, и доказательством этому служили деньги, которые он приносил вечером.

Но этой зарплаты едва хватало на аренду квартиры, памперсы и детское питание. Семья держалась на Карин, как в экономическом, так и в социальном плане. Она была малым предпринимателем, которых в Стокгольме сейчас развелось немало: открыв с подругой ателье по пошиву одежды, она теперь всеми силами пыталась остаться на плаву. Благодаря везению и трудолюбию им удалось заполучить обеспеченных постоянных клиентов, с чьей помощью они достигли некоторой стабильности и успеха. Конечно, раз на раз не приходится и некоторые недели приносили меньше дохода, но все же чаще всего Карин приносила домой больше денег, чем Сами.

Невзрачный «Сеат» остановился около «Ауди» в отдалении от гаража. Когда невысокий, но хорошо сложенный мужчина обогнул машину и открыл дверь пассажирского сиденья, Сами сразу же узнал в нем Малуфа. Из машины вышла женщина в объемном голубом пуховике и белой вязаной шапке. Разглядеть больше с такого расстояния Сами не смог. Выйдя из тени, он обнаружил себя. Малуф помахал ему, и уже через мгновение они стояли друг напротив друга.

– Александра, это Сами. Сами, это Александра Свенссон, – представил их друг другу Малуф.

Сами снял перчатку и пожал Александре руку. Девушка опустила глаза. «Будь здесь светлее, мы бы увидели, что она покраснела», – подумал Малуф.

– Ну, ты это… составишь нам компанию? – предложил Малуф, как будто они случайно встретились на улице.

Сами кивнул с кривой улыбкой:

– Как неожиданно вас здесь видеть! Вы идете к тебе домой, Мишель?

– Именно, именно. Выпьем горячего чая…с медом, – с серьезным видом ответил Малуф.

Александра рассмеялась, как над шуткой, чтобы никто не подумал, что она купилась на эти слова про мед.

Сами знал, что семья Малуфа когда-то осела в Фиттье, и с тех пор все для них было тесно связано с этим пригородом. Себя же Сами не отождествлял с каким-либо местом или городом – даже с Сёдермальмом.

Малуф повел их через футбольную площадку, распластавшуюся в темноте. Снег хрустел под ногами. Александра молчала, а Сами ждал, когда Малуф начнет разговор. Свет с шоссе падал на площадку тонкими полосами, и, когда они проходили в одной из них, Сами воспользовался случаем рассмотреть Александру Свенссон повнимательнее.

Он назвал бы ее скорее заурядной, чем симпатичной: на пухлые щеки, раскрасневшиеся на морозе, падали тени длинных ресниц. Девушка почувствовала на себе его взгляд и повернула голову. Сияние ее глаз говорило о том, что она немного выпила, но дурочкой ее было не назвать.

Сами отметил это в памяти.

– Ну… мы поужинали в городе, – неуклюже начал Малуф, – в ресторане на Кунгсхольмене… Или… Да, а ты знаешь, что Сами – повар?

– Ты повар? – заинтересовалась Александра. – Я люблю еду. И готовить. Но не очень умею. Я бы ни за что не стала участвовать в «Званом ужине», например. Хотя, почему бы и нет? У меня хорошо выходит шоколадный мусс.

– Конечно, – кивнул Малуф, но было трудно понять, что он хочет этим сказать.

– Мне нравится печь, – поддержал разговор Сами.

– Правда? – заинтересовалась Александра.

– Чаще всего печенье.

Она внезапно остановилась и удивленно посмотрела на него.

– Ну, знаешь, малиновые пещеры, финские палочки…

Похоже, он говорил это всерьез, но в то, что этот крупный грубый мужчина склоняется над противнем заполнить тесто малиновым вареньем, сложно было поверить. Не найдя, что ответить, Александра коротко рассмеялась и спросила, где он работает. Сами назвал ресторан в Лильехольмене.

– А ты чем занимаешься? – задал он встречный вопрос.

– А я считаю деньги, – ответила она, снова хихикая.

Малуф был восхищен: Сами удалось подвести ее к нужной теме быстрее, чем ему. Он так и предполагал, и по этой причине решил не пересказывать Сами ее слова, а устроить эту встречу. Малуф никогда не смог бы играть настолько убедительно.

– Считаешь деньги?

– Я работаю в G4S. Это предприятие, которое занимается инкассацией. Мы забираем деньги из магазинов и всего такого.

Последние две фразы явно были излишни.

– Надо же! И как тебе? – поинтересовался Сами.

– Нормально, даже не знаю… График немного… два дня в неделю работаешь ночью, и следующий день коту под хвост: встаешь поздно и не можешь уснуть вечером, потому что еще не успел устать. Утомляет.

– У поваров почти то же самое, – сказал Сами.

– А я и не подумала об этом!

Когда выяснилось, что между ней и незнакомцем случайно нашлось что-то общее, Александра оживилась. Малуф остановился у дальних футбольных ворот. По площадке гулял хилый ветер: нес с собой запах выхлопных газов и ледяной холод, от которого обжигало кожу.