– Я, конечно, все понимаю. Мы друзья и… все понимаю. Но че ты ко мне лег-то?

– Ты сам сюда приполз.

– Ладно, а где я лежал до этого?

– Тебе я в зале постелил, спасибо мне за заботу. Только сам прилег, приползает ко мне уже не мудак какой-то, а писатель и давай ныть про свою девчонку, залез ко мне и вырубился

Я осматриваю комнату, тело болит от долгого лежания на краешке кровати, а в голове ни черта не укладывается.

– Надо завязывать с бухлом, слышишь? – говорю я, но он не слышит, он воркует по телефону. И вот утро.

9

Холодное зимнее Сибирское утро, когда за окном синий туман, а налет инея на решетке балкона за ночь стал только толще, с веток то и дело замертво падают воробьи, уличные собаки сбиваются в агрессивные стаи и угорелые от мороза нападают на вообще все, на что наткнутся – в это время вставать и что-то делать совсем не хочется, тем более, если ты похмельный, потому что в таком состоянии видишь картину реальности как будто полностью, и отчего-то вечно кажется, что она окрашена дерьмом – это похмелье. Сидим оба на длинном диване и втыкаем в телек – там идут местные новости, ЧП сегмент. Ну блин, опять в Краном Урбане кто-то кого-то зарезал, кто-то попал в аварию бухой, муж бьет жену, жена отрезает голову своему новороженцу – мне так уже надоело это все, что совсем и не жалко этих ребят, никого не жалко. Устал, ну.

– Хотел спросить, ты вчера на чьей тачке приехал?

– Уже спрашивал, я отвечал.

– И что ты ответил?

– Как ты вообще заметил, что она не моя? Ты ведь пьяный был.

– Два года в твоем гараже не прошли бесследно, и твой второй Марк я помню отчетливо.

– Друга.

– Просто так отдал?

– Угу. То-есть нет, он с нами был на заднем сидении, ты че? Вы с ним из окна орали на ментов, забыл, что ли? Я чуть не поседел от вас.

– Не помню, а сейчас он где?

– Внизу в машине своей спит, не знаю.

– Я с тебя хуею, Антон. Просто хуею.

– Или дома. Это я с тебя хуею. Не было никого сзади, ты чего? Совсем спился, что ли?

Его голос булькает и звучит как будто из трубы. Мой точно так же. Это признак похмелья и раннего подъема, и еще это признак усиленного курения накануне.

– Ты себе девчонку нашел? – спрашивает он.

Я смотрю на него, пытаясь поймать фокус.

– Наверное, нашел… Вчера мне казалось, что влюбился.

– Так. А сейчас?

– Не могу вспомнить, как ее зовут.

Он смеется.

– Значит не найти ее в контаче? Просто хочется посмотреть, какая такая девка тебе так голову смогла вскружить, ты же вообще ничего не чувствуешь.

– Все я чувствую. И побольше вашего.

– Она в какой школе учится? Может так найдем.

– Мне кажется, она не учится уже. Она, кажется, старше нас.

– Сколько ей? 27?

– Не порть о ней свое впечатление. Она лучше, чем те, с кем ты меня сводил.

Антон рыгает.

– Да любая лучше, чем те, с кем я тебя сводил.

– Приятно, что ты это тоже понимаешь.

В квартире этой время течет не то чтобы медленно, скорее мучительно.

– Братан, у меня башка треснет, у тебя есть какие таблетки? Отвечаю, треснет, – говорю Антону, который уже засыпает перед телеком.

– Хуй знает, нет. А что сильно плохо?

– Я очень много курил.

– Ну ты можешь глянуть в шкафчике над телеком. С твоей стороны.

Встаю, открываю дверцу.

– Она меня вдохновляет.

– Кто?

– Вчерашняя. Я хочу сочинить о ней оду.

– А что это?

– Быть писателем – это ведь романтично? Прикинь, как бы меня любили девушки, будь я им.

– Они военных любят. И актеров.

– И писателей. Не знаю, видел бы ты, как она загорелась вчера, когда узнала, что я пишу.

– А что ты пишешь?

– Коменты к мемам, не знаю.

Антон смеется.

– Но теперь буду, – говорю, – что-нибудь попробую, я чувствую, прямо почками чувствую, что засяду строчить для нее.

Антон встает с дивана, кряхтя как пожилой, смотрит в серое окно.

– Давай немного выпьем и спать, – говорит. – Сил нет, отвечаю.

– Ты прикинь, я имя ее забыл, потому что надрался. Мы очень круто пьем для нашего возраста. Давай не будем.

– Забыл, потому что видел ее раз в жизни.

– И это тоже.

– Достал ныть, мы не так часто и выпиваем.

– Все мы не часто выпиваем, но вокруг наших пьянок крутится вообще все.

Он зевает.

– Я усну, и че тада делать бум?

– Не хочу пить.

– Ну и не пей, – рявкнул он, – клещами тяну. Давай, это, погнали уже в гараж, надоел, надо на погреб хоть посмотреть, че там делать.

– У тебя еда есть?

Антон стоит задумчиво, заправляет рубашку в джинсы, вздыхает, смотрит в окно, щурясь от синей бледности утра, что-то анализируя, кажется, прикидывая в голове варианты, так я думаю, а потом беспардонно пердит, охает и говорит, что поесть – это идея отличная, говорит, пусть я иду разогревать там, что найду разогреть, не стесняюсь, а сам он должен срочно посетить туалет и «похудеть на пару кило» – в принципе, консенсус.

10

Прошло время, и я стал писать, мой мозг работал возбужденно, и покуда творил, выгонял из башки всякую дурость, короче, через несколько дней меня озарило, и я вспомнил имя – Света Кутергина. Френдлист ее был обширный до невозможности – длиннющий список из людей, которых я никогда в жизни не видел, а они все рядом со мной где-то тусуются, многие из них неимоверно красивые, много мужиков, по шесть десятков лайков под фотографиями, что говорит о недосягаемой для меня публичности, и это все меня как будто озадачивает – какая она, Кутергина, и чем цепляет народ? Если честно, меня всегда удивляло, что молодым девушкам, чтобы иметь кучу друзей в соцсетях, чтобы быть популярными, вообще не нужно быть исключительными, достаточно просто вызывать похотливое желание – такой вот я радикал. Но Света, ох, Света… Каждая ее фотография исключительная – милая, каждая в душу залетает, волнуют, светится добром, на них она с книгами, с яблоком, у окна смотрит вдаль, у домашней мебели стоит и смотрит в камеру, в руках котенок – и приятно, что нет ни одной фотки с мужиком, это, конечно, плюс – может она из тех, которые красивые, но не знают об этом.

Я пишу ей: «здрасти, нашел». «Умничка» – первое ее сообщение, и с этого все началось, она добавляет: «Почему так долго искал?» «Представляешь, забыл твое имя» «Как это романтично» «Но все-таки нашел, значит все это не просто так» «Пьянчужка» «Ладно тебе», потом сразу же скидывает свой номер телефона, чтобы я писал ей только в Вотсап, потому что она как бы не хочет быть онлайн в контаче по причине того, что ей много кто отправляет там запросы познакомиться, а ей это уже изрядно надоело, и вот такое у нее решение. Соглашаюсь на смски в вотсе, хотя лично мне удобнее всего трепаться вконтаче – я постоянно слушаю музыку, почти постоянно, но особенно, когда читаю – у меня куча джазовых и ретровейвных композиций в списке – я эстет и порой ревнивый.

Короче, вот пошло тут, даже поперло с дикой силой:

у нас со Светой очень быстро началась святая жизнь, полная переписок обо всем на свете – самая приятная часть новых радостных для сердца отношений, когда ждешь каждое «тынь-дынь» с трепетом, когда напиться не можешь словами, и вот хочется высказать так много, а пальцы стучат по экрану телефона, кажется, так медленно, что в груди булькает это горячая жадность до человека. Утрами она пишет, доброе утро, скидывает фотографии себя на учебе, а потом спрашивает: «А ты чего делаешь?», я отвечаю ей ближе к обеду, просыпая половину ее учебы. И посланные ей фотографии раскрывают меня в домашней обстановке, где я чищу зубы или потягиваюсь в постели, а она хихикает, поначалу хихикает, а потом бьет тревогу: «… ты там совсем не учишься? Тебе ЕГЭ сдавать в этом году, а ты филонишь, пожалуйста, не пугай меня…» – по вечерам мы неизменно общаемся по пять часов без перерыва, я даже не блокирую телефон, так и оставляю со включенным экраном на столе рядом с открытой книгой, она, видимо, делает тоже самое, ведь стоит мне ей что-нибудь написать, как сразу цвет сообщения меняется, галочки удваиваются, и на экране появляется надпись «печатает» – и вот ее ответ. Охренеть, какой это кайф, приколись!