Видеть человека впервые, отчего-то знать, что в будущем он для тебя станет кем-то большим, верить в это и действовать от этой мысли – гормональный всплеск любви с одного взгляда. Короче:
заходит Виктор, а потом Петя – большой и грузный, он неуклюже приглашает девушку в квартиру, и она, делая реверанс, благодарит его за это, ее веселый женский взгляд отрывается от Петра, переключается на кухню, где замечает своих знакомых – бармена и ди-джея – подмигивает им, после скользит по стенам, ловит фокус и опускается на незнакомых ей школьников, взгляд медленно и внимательно изучает нас по очереди, и когда доходит до меня, переплетается с моим взглядом, спотыкается, пытается выбраться, но сдается и становится таким счастливым, что я на выдохе улыбаюсь – она очень классная, очень-очень классная, но сказанное – пошло, она больше, чем просто «классно». Вот наблюдаю, как она снимает синее пальто, расстегивает сапоги, красиво, прямо как девочка – только они так делают – смотрю и радуюсь, а не знаю, почему. Она ушла на кухню, и я не заметил, как сам поплелся за ней, там она стала обниматься со знакомыми, а я оказался в дурацкой ситуации, когда пришел, а что делать дальше, не придумал. На меня все посмотрели, как на дурака. И все это произошло так быстро, так понятно, будто игра.
– Тебе налить? – спрашиваю.
– Немножко, я не хочу напиваться, вы ж тут с ума сойдете без присмотра.
– Я налью, – говорит бармен. – Оставь.
Вот этот козел меня оттолкнул и, кажется, вынуждает. Целый коллаж эмоций вдруг разрывает душу и тяжело с ними справиться, понимаю, что вот-вот и втюрюсь, а этого допустить нельзя – помню, как Антон рыдал и злился из-за девчонок, с которыми встречался. И чем больше я сейчас выпью, тем скорее забуду о нахлынувших чувствах нежности к этой красотке и об обиде, которую мне доставил бармен своим «оставь», но я смотрю на нее и очень хочу думать, что и она сейчас думает обо мне, и, кажется, не только я чувствую, что между нами возникла какая-то сумасшедшая, быстрорастущая связь, и Петя это вдруг почувствовал, и бармен даже вскоре уступает.
Просто. Вежливо. Незаметно. Это все как бы в процессе вечера.
Я сижу на подоконнике, и снег из форточки валит мне на плечи, девушка возле умывальника с вином в руке, посреди кухни Андрей и Виктор устраивают какой-то баттл шуток, который я не слышу, потому что стараюсь запомнить очертание губ пришедшей дивы – она смущается меня, видно это прекрасное явление – на кухне так много людей, так шумно и много чего происходит, и в происходящем затесались мы. Уголки ее рта неестественно поднимаются и опускаются, когда она смотрит на перфоманс ребят. Она будто очень хочет улыбнуться, но стесняется или просто делает вид, что стесняется, или вид, что слушает их, или мне так хочется думать. Отчего-то уверен, она сейчас мыслит обо мне, мальчике, сидящем справа от нее на подоконнике – я про что-то шучу, она улыбается. Шутят ребята – она смеется, и сама что-то выдает этакое, глядя на меня, и тут уже как будто все ясно – от взгляда ее я таю и желаю, чтобы она говорила и говорила, что угодно, просто что угодно, лишь бы только мне и только бы смотрела на меня – и на выдохе.
7
Минута за минутой
Минуты текут незаметно
И в общем шуме трескотни сам я молча пью…
совсем скоро ребята придумывают игру, где нужно выпить как можно больше разных напитков за минуту, тут я наклоняюсь, чтобы посмотреть наши запасы алкоголя под столом и охаю: у нас три бутылки водки, литр виски, литр вермута, четыре вида ликера в бутылках по 0,5, а также две четырехлитровые бутылки светлого разливного пива и несколько штофов с вином. Женя по очереди открывает каждую бутылку и разливает по стаканам, образующие вереницу на столе – паровозик. Виктор, как дядька и как именинник, начинает первый – вот выпивает пиво, потом пол кружки вина, следом вермут, ликер и водку, к тому же все это залпом и без отдыха, но его не хватает на виски, и вот он уже бежит в туалет, а мы выстраиваемся в очередь и смеемся – каждый хочет испытать свой организм на прочность – закончить паровозик, значит сделать великое;
вот и моя очередь – я решительно начинаю, уверенно держусь на всем пути и опрокидываю последний стакан под всеобщие аплодисменты – еще в школе я понял, что лучше не дышать носом во время пития на спор, чтобы не зафаршмачиться. Многие из нас в школьные годы открывали для себя что-то новое из неправильной парадигмы, типа, блин, не там, где надо, а там, где надо, мы были несведущи. Девушка отказывается пить, мотивируя сие решение тем, что она не идиот. Никто не спорит ни с ее отказом, ни с фактом идиотизма мероприятия в общей перспективе. Кто-то предлагает всем покурить, а это самое ламповое, что есть в таких пьянках – общий выход на лестничную клетку. Ведь это всегда отличный способ сблизиться и сменить обстановку, праздник коммуникаций. А мне после моей великой алкопобеды как-то вдруг ни с того ни с сего стало плохо, и я остаюсь на кухне за столом и упираюсь лбом в горлышко пустой бутылки, стараясь держаться на плаву или просто не умереть, поэтому не замечаю сначала, но и девушка осталась вместе со мной, только не совсем ради меня – ей выпала великая честь сварить купленные пельмени, о которых все кроме нее уже забыли – все кроме нее уже в спиртных полетах.
Тут я чувствую ее теплые пальцы на своей руке и поднимаю голову – она вытирает то, что мы разлили и делает это очень аккуратно… вот она еще раз задевает меня боком, потом рукой, как бы невзначай, а я улыбаюсь.
Чувствую, что слова не удержать в себе и говорю:
– Ты такая хозяюшка у нас.
Она смеется, а я понимаю, что сказал такую тупость, что стыдно.
– Ну а чего вы как поросята тут? И хозяюшка… сказанул же.
Ну да, ну да, еще улыбался, наверное, как дурак, пьяный дурак!
А время идет дальше,
я еще немного выпил, а когда почувствовал, что через пару рюмок лягу, стал пропускать – не хотелось слыть перед девочкой таким вот человеком, которому лишь бы надраться до отключки. Народ поубавил, народ стал выключаться, некоторые – перезагружаться, но кто ушел – не помню, а вот она осталась, садится рядом, я ей что-то говорю, она что-то говорит мне, вокруг нас ходят-бродят, все светло, хотя вот кто-то уже наблевал в зале, кто-то наблевал в туалете, после чего ходил и шваброй все свое добро там вычищал. Мы островок романтики в море дичайшего кринжа.
– Это какой-то нонсенс, никогда не видела, чтобы так напивались.
– Аутята, – говорю.
– Как утята?
– Аутисты.
– Нельзя так про аутистов, они ведь люди и болеют.
– А утята?
– Они милые, они не пьют и их так не тошнит.
– Глупый разговор…
– Да, ты просто пьян.
– Да, тобой…
– Что?
– Да, вином…
Она улыбается.
– Что? – спрашиваю.
– Эти слова даже не созвучны, пьянчужка.
– Извини, не успел придумать ничего лучше.
– Хочу, чтобы ты знал, мне сейчас очень хорошо и приятно, что ты это сказал, я не про утят…
За окном гудит пурга, на подоконнике из-за открытой форточки образовался локальный ледниковый период. Мы открыли духовку и врубили ее на полную катушку, чтобы прогреть кухню, ибо закрывать форточку – значит задохнуться в алкогольных парах. Сидим, трещим о всяко разном, народ как-бы уже на грани вырубона в своей большей степени, Петя нас с девушкой глазами сверлит, а она делает вид, что не замечает, хотя все она замечает – они всегда такое пасут. Но оставшиеся пацаны все же видят, что мы с ней спелись и видят, как Петя этим делом смущен, вот и хватают его под мышки и тащат в очередной поход в подъезд, чтобы погутарить о всяком в нежном дыме сигарет. Мы с девушкой замечаем такую заботу с их стороны и шутим про это, не сводя друг с друга глаз, а ее губы так и манят – красные, они кажутся очень горячими. Делаю вид, что тянусь за печенькой через стол, а сам приближаюсь к ее волосам, дабы вдохнуть ее запах.