Молчание Есть свойства – существа без воплощенья, С двойною жизнью: видимый их лик — В той сущности двоякой, чей родник — Свет в веществе, предмет и отраженье. Двойное есть Молчанье в наших днях, Душа и тело – берега и море. Одно живет в заброшенных местах, Вчера травой поросших; в ясном взоре, Глубоком как прозрачная вода, Оно хранит печаль воспоминанья, Среди рыданий найденное званье; Его названье: «Больше Никогда». Не бойся воплощенного Молчанья, Ни для кого не скрыто в нем вреда. Но если ты с его столкнешься тенью (Эльф безымянный, что живет всегда Там, где людского не было следа), Тогда молись, ты обречен мученью! Червь-победитель Во тьме безутешной – блистающий праздник, Огнями волшебный театр озарен; Сидят серафимы, в покровах, и плачут, И каждый печалью глубокой смущен. Трепещут крылами и смотрят на сцену, Надежда и ужас проходят, как сон; И звуки оркестра в тревоге вздыхают, Заоблачной музыки слышится стон. Имея подобие Господа Бога, Снуют скоморохи туда и сюда; Ничтожные куклы, приходят, уходят, О чем-то бормочут, ворчат иногда. Над ними нависли огромные тени, Со сцены они не уйдут никуда, И крыльями Кондора веют бесшумно, С тех крыльев незримо слетает – Беда! Мишурные лица! – Но знаешь, ты знаешь, Причудливой пьесе забвения нет. Безумцы за Призраком гонятся жадно, Но Призрак скользит, как блуждающий свет. Бежит он по кругу, чтоб снова вернуться В исходную точку, в святилище бед; И много Безумия в драме ужасной, И Грех в ней завязка, и Счастья в ней нет. Но что это там? Между гаэров пестрых Какая-то красная форма ползет, Оттуда, где сцена окутана мраком! То червь, – скоморохам он гибель несет. Он корчится! – корчится! – гнусною пастью Испуганных гаэров алчно грызет, И ангелы стонут, и червь искаженный Багряную кровь ненасытно сосет. Потухли огни, догорело сиянье! Над каждой фигурой, дрожащей, немой, Как саван зловещий, крутится завеса, И падает вниз, как порыв грозовой — И ангелы, с мест поднимаясь, бледнеют, Они утверждают, объятые тьмой, Что эта трагедия Жизнью зовется, Что Червь-Победитель – той драмы герой!  Линор
О, сломан кубок золотой! душа ушла навек! Скорби о той, чей дух святой – среди Стигийских рек. Гюи де Вир! Где весь твой мир? Склони свой темный взор: Там гроб стоит, в гробу лежит твоя любовь, Линор! Пусть горький голос панихид для всех звучит бедой, Пусть слышим мы, как нам псалмы поют в тоске святой, О той, что дважды умерла, скончавшись молодой. «Лжецы! Вы были перед ней – двуликий хор теней. И над больной ваш дух ночной шепнул: Умри скорей! Так как же может гимн скорбеть и стройно петь о той, Кто вашим глазом был убит и вашей клеветой, О той, что дважды умерла, невинно-молодой?» Peccavimus; но не тревожь напева похорон, Чтоб дух отшедший той мольбой с землей был примирен. Она невестою была, и Радость в ней жила, Надев несвадебный убор, твоя Линор ушла. И ты безумствуешь в тоске, твой дух скорбит о ней, И свет волос ее горит, как бы огонь лучей, Сияет жизнь ее волос, но не ее очей. «Подите прочь! В моей душе ни тьмы, ни скорби нет. Не панихиду я пою, а песню лучших лет! Пусть не звучит протяжный звон угрюмых похорон, Чтоб не был светлый дух ее тем сумраком смущен. От вражьих полчищ гордый дух, уйдя к друзьям, исчез, Из бездны темных Адских зол в высокий мир Чудес, Где золотой горит престол Властителя Небес». Лелли Исполнен упрека, Я жил одиноко, В затоне моих утомительных дней, Пока белокурая нежная Лелли не стала стыдливой невестой моей, Пока златокудрая юная Лелли не стала счастливой невестой моей. Созвездия ночи Темнее, чем очи Красавицы-девушки, милой моей. И свет бестелесный Вкруг тучки небесной От ласково-лунных жемчужных лучей Не может сравниться с волною небрежной ее золотистых воздушных кудрей, С волною кудрей светлоглазой и скромной невесты-красавицы, Лелли моей. Теперь привиденья Печали, Сомненья Боятся помедлить у наших дверей. И в небе высоком Блистательным оком Астарта горит все светлей и светлей. И к ней обращает прекрасная Лелли сиянье своих материнских очей, Всегда обращает к ней юная Лелли фиалки своих безмятежных очей. |
