К одной из тех, которая в раю В тебе я видел счастье Во всех моих скорбях, Как луч среди ненастья, Как остров на волнах, Цветы, любовь, участье Цвели в твоих глазах. Тот сон был слишком нежен, И я расстался с ним. И черный мрак безбрежен. Мне шепчут Дни: «Спешим!» Но дух мой безнадежен, Безмолвен, недвижим. О, как туманна бездна Навек погибших дней! И дух мой бесполезно Лежит, дрожит над ней, Лазурь небес беззвездна, И нет, и нет огней. Сады надежд безмолвны, Им больше не цвести, Печально плещут волны «Прости – прости – прости», Сады надежд безмолвны, Мне некуда идти. И дни мои – томленье, И ночью все мечты Из тьмы уединенья Спешат туда, где – ты, Воздушное виденье Нездешней красоты! Колизей Прообраз Рима древнего! Святыня, Роскошный знак высоких созерцаний, Оставленный для Времени веками Похороненной пышности и власти. О, наконец, чрез столько-столько дней Различных странствий, жажды ненасытной, (Той жажды, что искала родников Сокрытых знаний, здесь, в тебе лежащих), Смиренным измененным человеком, Склоняюсь я теперь перед тобой, Среди твоих теней, и упиваюсь, Душой своей души, в твоем величьи, В твоей печали, пышности и славе. Обширность. Древность! Память неких дней! Молчание! И Ночь! И Безутешность! Я с вами – я вас вижу в вашей славе — О, чары, достовернее тех чар, Что были скрыты садом Гефсиманским, — Властней тех чар, что, с тихих звезд струясь, Возникли над Халдеем восхищенным! Где пал герой, колонна упадает! Где вился золотой орел, там в полночь — Сторожевой полет летучей мыши! Где Римские матроны развевали По ветру сеть волос позолоченных, Теперь там развеваются волчцы! Где, развалясь на золотом престоле, Сидел монарх, теперь, как привиденье, Под сумрачным лучом луны двурогой, В свой каменистый дом, храня молчанье, Проскальзывает ящерица скал! Но подожди! ужели эти стены — И эти своды в сетке из плюща — И эти полустершиеся глыбы — И эти почерневшие столбы — И призрачные эти архитравы — И эти обвалившиеся фризы — И этот мрак – развалины – обломки — И эти камни – горе! эти камни Седые – неужели это все, Что едкие Мгновенья пощадили Из прежнего величия и славы, Храня их для Судьбы и для меня? «Не все – мне вторят Отклики – не все. Пророческие звуки возникают Навеки, громким голосом, из нас, И от Развалин к мудрому стремятся, Как звучный голос от Мемнона к Солнцу. Мы властвуем сердцами самых сильных, Влиянием своим самодержавным Блюдем все исполинские умы. Нет, не бессильны сумрачные камни. Не вся от нас исчезла наша власть, Не вся волшебность светлой нашей славы — Не все нас окружающие чары — Не все в нас затаившиеся тайны — Не все воспоминанья, что, над нами Замедлив, облекли нас навсегда В покров того, что более, чем слава».  Занте Прекрасный остров! Лучший из цветов Тебе свое дал нежное названье. Как много ослепительных часов Ты будишь в глубине воспоминанья! Как много снов, чей умер яркий свет, Как много дум, надежд похороненных! Видений той, которой больше нет, Нет больше на твоих зеленых склонах! Нет больше! скорбный звук, чье волшебство Меняет все. За этой тишиною Нет больше чар! Отныне предо мною Ты проклят средь расцвета своего! О, гиацинтный остров! Алый Занте! «Isola d’oro! Fior di Levante!» Заколдованный замок В самой зеленой из наших долин, Где обиталище духов добра, Некогда замок стоял властелин, Кажется, высился только вчера. Там он вздымался, где Ум молодой Был самодержцем своим. Нет, никогда над такой красотой Не раскрывал своих крыл Серафим! Бились знамена, горя, как огни, Как золотое сверкая руно. (Все это было – в минувшие дни, Все это было давно.) Полный воздушных своих перемен, В нежном сиянии дня, Ветер душистый вдоль призрачных стен Вился, крылатый, чуть слышно звеня. Путники, странствуя в области той, Видели в два огневые окна Духов, идущих певучей четой, Духов, которым звучала струна, Вкруг того трона, где высился он, Багрянородный герой, Славой, достойной его, окружен, Царь над волшебною этой страной. Вся в жемчугах и рубинах была Пышная дверь золотого дворца, В дверь все плыла и плыла, и плыла, Искрясь, горя без конца, Армия Откликов, долг чей святой Был только – славить его, Петь, с поражающей слух красотой, Мудрость и силу царя своего. Но злые созданья, в одеждах печали, Напали на дивную область царя. (О, плачьте, о, плачьте! Над тем, кто в опале, Ни завтра, ни после не вспыхнет заря!) И вкруг его дома та слава, что прежде Жила и цвела в обаяньи лучей, Живет лишь как стон панихиды надежде, Как память едва вспоминаемых дней. И путники видят, в том крае туманном, Сквозь окна, залитые красною мглой, Огромные формы, в движении странном, Диктуемом дико звучащей струной. Меж тем как, противные, быстрой рекою, Сквозь бледную дверь, за которой Беда, Выносятся тени и шумной толпою, Забывши улыбку, хохочут всегда. |
