- Вчера я получила от Джорджа письмо, - сказала она, как прелюдию к новостям, стараясь продлить удовольствие от их сообщения.

   - Неужели? - Ханна почти оживилась. - Что я слышу?

   - Да, - ответила Сара, и выражение ее светлых серых глаз стало мягче. - Да, это было хорошее письмо.

   - Джордж всегда умел писать письма, - отозвалась Ханна. - Он - сын своей матери. И он не стал бы лгать, даже если бы это спасло ему жизнь.

   - Нет, - ответила Сара, прекрасно понимая, что этот явно неуклюжий намек на правдивость ее сына имеет прямое отношение к трудностям, с которыми он столкнулся, - когда мистер Грейман стал расспрашивать его об его отношениях с мисс Эдит, он не испугался. Он вел себя, как мужчина. Среди Саутеров не было таких, кто бы солгал, чтобы спасти себя.

   Она положила вязание на колени и уставилась на маленькую лодочку пристальным взглядом, но не видела ни ее, ни темного паруса с коричневым пятном. Какое-то нежное воспоминание коснулось вечно юного материнства в ее старой груди, какое-то видение отсутствующего сына скрыла реальность перед ее глазами.

   - Он не был бы сыном своей матери, если бы солгал, - заметила Ханна с такой искренностью, которая не предполагала и тени лести.

   - И его отца также, - ответила Сара. - Я никогда не утверждала, что в нем много от Финеаса, но муж был хорошим человеком, честным и правдивым.

   - Да, - согласилась ее сестра, как согласилась бы с любым утверждением миссис Саутер, - да, он был именно таким.

   Некоторое время они сидели молча. Сара снова принялась вязать, а затем опять взглянула на маленькую лодку.

   - Похоже, это лодка Бена Хатеруэя, - сказала она. - Если он не поторопится, то попадет в прилив, который вынесет его на берег.

   Ханна бросила мимолетный взгляд на лодку, но ее слишком интересовала тема, затронутая в разговоре, чтобы оставить ее; а разум ее был не в том состоянии, чтобы быстро переключаться с одной темы на другую.

   - Что пишет Джордж? - спросила она. - Ты сказала, что получила от него хорошее письмо.

   - Да, - ответила сестра, - это было хорошее письмо. Он возвращается домой.

   - Возвращается домой? - с волнением повторила Ханна. - Что ты говоришь! Он возвращается домой? Один?

   - Я не понимаю, что ты подразумеваешь под словом "один", - сказала Сара с легким налетом шутливости, такую радость доставило ей это письмо, - но он вряд ли приведет с собой кого-то еще. В общем, он возвращается. Будет любопытно взглянуть, как они с мисс Эдит станут общаться. Прошло десять лет с тех пор, как они попрощались друг с другом, а десять лет - срок значительный.

   - А вдруг он сильно изменился? - сказала Ханна. - За десять лет люди обычно меняются, более или менее.

   - Возможно, - серьезно ответила Сара, - он найдет ее сильно изменившейся.

   И словно для того, чтобы предоставить возможность проверить правдивость этого высказывания, наверху крутой, изогнутой лестницы, ведущей из комнат старого дома в кухню, заканчивавшейся рядом с дверью крыльца, появилась легкая фигура Эдит Грейман. Это была женщина, чье лицо утратило свежесть молодости, хотя ей исполнилось всего лишь двадцать семь. Возможно, зимы в ее жизни было больше, чем весны. На ее лице присутствовало выражение легкой меланхолии, унаследованное от поколений предков, с грустью наблюдавших упадок семьи, а также старого уклада вещей, к которому они принадлежали. Она была стройной и грациозной, с величественной осанкой, в каждом ее движении чувствовался, возможно, отголосок какой-нибудь древней патрицианки.

   Она медленно спускалась по лестнице, потемневшей от времени; ее светлые волосы были уложены на голове высоким пучком, губы - слегка сжаты, а синие глаза задумчивы; Эдит могла бы сойти за призрак прародительницы, в чье обновленное платье из бледно-голубого камлота была одета.

   Длинные тени мрачных ломбардских тополей уже начали вытягиваться подобно руке, касающейся своими пальцами старинного особняка; солнце становилось все более красным, погружаясь в осеннюю дымку. Вязальщицы, обернувшиеся на звук шагов, застыли и молча смотрели, как она спускается по лестнице.

   - Отец уснул, - сказала мисс Грейман, легким шагом выходя на крыльцо. - Я прогуляюсь на берег, подышать воздухом, до того, как поднимется ночной туман. Если отец проснется, он даст знать об этом колокольчиком.

   Она медленно двинулась по тропинке, ведущей к реке; две пожилые женщины провожали ее взглядами.

   - Она - прирожденная леди, - сказала Сара с какой-то затаенной гордостью.

   - Это правда, - согласилась Ханна. - Она знает, что он приезжает?

   - Я так и не решилась сказать ей, - был ответ. - Сначала мне казалось, я должна поставить ее в известность, потом - что это не приведет ни к чему хорошему. Два или три раза она смотрела на меня так, будто что-то подозревает, но даже тогда я не решилась этого сделать.

   - Когда он должен приехать?

   - Со дня на день. Он написал из Бостона, и, вероятно, может приплыть на пароходе в любой день.

   Услышав это, Ханна на мгновение перестала вязать и затаила дыхание. Роман юного Джорджа Саутера и Эдит Грейман взволновал ее, как ничто в ее собственной жизни, настолько более реальными и гораздо более важными были для нее эти молодые люди; даже более, чем она сама. В течение десяти лет эта история, пусть короткая и обычная, была для нее самым волнующим романом, и возможность возобновления прерванных отношений между влюбленными занимала все ее существо.

   История злосчастной любви молодой пары была коротка, но для женщин, вяжущих на солнце, растянулась на много вечеров. Юная, прекрасная и одинокая Эдит Грейман ответила на любовь мужественного, красивого сына своей служанки так же горячо и бессознательно, как если бы демократические теории, положенные в основание нации, были вечными истинами. Она имела так же мало представления о происходящем, как цветок, раскрывающий свои лепестки навстречу солнцу, и шок от открытия, когда он осмелился заговорить о своей любви, был так велик, словно она не любила сама. На самом деле, вполне вероятно, что внезапное осознание собственного чувства пробудило в ней испуг и желание воспротивиться ему. Она приложила все силы, чтобы ему противостоять.