– Может, их утопить? – спросил Нерет. – Стащить в море и закидать камнями, благо берег здесь каменистый? Тоже похороны…

– Верно, – кивнула я. – Так и сделаем. Мегакло, займись ужином. И давайте сюда пленника.

Это было важно – предстоящая беседа (если мы, конечно, сумеем разобрать его язык). Ни гордости, ни радости из-за одержанной победы я не испытывала. Меня не оставляла тревожная мысль. Нас было гораздо больше, и при правильном раскладе мы могли бы не потерять вообще ни одного человека. Они напали на нас без предупреждения и без какого-либо повода, но, может быть, самим своим появлением мы нарушили какие-то важные запреты? Может, ступили на святую землю?

Я села на большой плоский камень. Вокруг меня разместились члены Боевого Совета, кроме Хтонии, расставлявшей часовых, Кирены и Никты, занимавшихся лошадьми. Также были здесь Митилена и Келей.

В лагере зажигали костры, их свет мешался с последними лучами солнца. Лаяли и рычали собаки, чуя сытный пир после долгого поста.

Подошли Хтония и двое самофракийцев, ведущих пленника. У него отобрали лишь оружие и доспехи (кроме шлема, который он, видно, потерял сам). Одежду и драгоценности, коих на нем оказалось предостаточно, оставили в неприкосновенности.

Это был первый человек чужого племени, которого я видела вблизи, поэтому я смотрела на него внимательно. Роста и сложения он был весьма среднего. Лет тридцати трех – тридцати пяти. Чисто выбрит, причем не только лицо, но и череп. Однако если судить по цвету бровей и ресниц, он родился таким же белобрысым, как я. Прямой нос, тонкие губы. Кожа красноватая, пористая и нечистая – такое случается с очень белокожими людьми, если им приходится много бывать на солнце.

Глаза светло-голубые. Страха в них не было никакого – одна надменность.

Я еще рта не успела раскрыть, как заговорил он сам. Причем не на каком-то непонятном языке, что я ожидала, а на критском. Впрочем, это не так уж невероятно – критский язык у морских и прибрежных народов, наряду с финикийским, наиболее употребителен. Говорил он с довольно странным акцентом, однако понять его было можно. Но что он сказал!

– Что это ты, парень, космы такие длинные отпустил, а? – издевательски спросил он.

Я чуть не вскочила. Всяко меня в жизни обзывали, но «парнем» – никогда! Я едва сдержалась, чтобы не ответить, как подобает.

Но тут он уставился в недоумении, и я поняла, что издевательством в его речи было не «парень», а «космы». Он поначалу принял меня за мужчину и только теперь сообразил, что ошибся. Впрочем, с растерянностью он быстро справился.

– Женщина! – он точно выплюнул это слово. – Значит, все-таки (тут он произнес что-то непонятное, вроде «гар-гар») призвали помощь, и помощь явилась!

Я понятия не имела, о чем он толкует. Зато заметила другое – он явно привык, что, когда говорит он, другие молчат.

– Имя, – сказала я.

– Что? – презрительно скривился он.

– Твое имя.

– Зачем тебе мое имя?

– Из учтивости, – сказала я. – В начале разговора положено называть имя. Меня, к примеру, зовут Мирина, я – Военный Вождь. Ты, я вижу, тоже был вождем. Поэтому, прежде чем спрашивать тебя о местоположении твоего города и численности его войск, я спрашиваю твое имя.

– С какой стати, женщина, ты решила, что я стану тебе отвечать?

– По праву победителя.

– Победитель – тот, за кем право!

– Не спорю.

Если он решил играть словами, имея за плечами триста убитых сотоварищей, крепкое же у него сердце.

– Вы победили благодаря случаю и численному перевесу! Но когда вы встретитесь с равным числом воинов, готовых к бою…

– По-моему, вы и сейчас были готовы к бою. Ведь это вы напали на нас.

– Вы высадились на нашу землю! Вы…

– Вот я и спрашиваю – чью землю? Чья это страна?

Он усмехнулся:

– Ты будешь притворяться, что не знаешь?

– Зачем бы я тогда стала тебя спрашивать?

Снова этот презрительный оскал.

– Скажем, из примитивного дикарского коварства. Из прирожденной лживости. Или из бабьей болтливости…

– И эта лысая тварь обвиняет в болтливости тебя?! – заметил Келей.

– Не суди его строго, Келей.

– Это почему же?

– Он иначе не может.

– С чего бы?

– Из животного страха перед нами. От стыда, что бездарно загубил свой отряд. Из мужской болтливости…

– Чтобы я испугался кучки грязных вопящих дикарей?!

– По-моему, единственный, кто здесь вопит, это ты! – снова встрял Келей.

Позади него несколько самофракийцев заржали.

– И чистотой тоже вроде бы не сияешь.

– С чего ты взяла, будто я вас боюсь?

На сей раз он адресовался непосредственно ко мне.

– Это заметно.

– Лжешь!

– Ты ведь считаешь себя благородно рожденным, верно?

– Я не считаю себя благородно рожденным! Я и есть благородно рожденный!

– Так вот. Благородно рожденный на вежливое обращение отвечает соответственно. Я тебе сразу представилась. Если не понял, или туг на ухо, могу повторить. Я – Мирина из Темискиры. Это – Келей с Коса. А ты либо не знаешь правил учтивости, либо так напуган, что не можешь выжать из себя – ни имени своего, ни страны.

Он ответил мне длинной фразой на неизвестном языке. Я приняла ее за ругательство, потому что в ней несколько раз повторялось слово, напоминавшее финикийское «атлот» – «мрак, тьма», правда, в его про изношении это больше походило на «атлат». Но, видимо, фраза содержала в себе еще какой-то смысл.

– Так я и думал, – сказал он. – Грязные дикари, даже не слыхавшие имени страны Солнца. Бродяги и мародеры, рабы женщин, достойные союзники… (снова непонятное слово).

– Ты, лысый, полегче! – Келей вытащил нож. – Нас рабами женщин ругает, а у самого морда, как у евнуха! Дай-ка я проверю, может, ты и в самом деле евнух?

Я не поняла, что Келей имеет в виду.

– А если нет, то это можно исправить…

Митилена бросила на Келея одобрительный взгляд – первый раз на моей памяти.

Я по– прежнему не понимала, что здесь замышляется, но мне это не понравилось.

– Стой! – я сделала запрещающий жест. Хотя бы потому, что пленник не боялся пыток. Похоже, он их от нас просто ждал. – Земля Солнца, ты сказал?

Он кивнул.

Земля Солнца… Атлат… Что-то очень старое и очень страшное слышалось в этих словах… Мутные обрывки преданий, слышанных в Темискире, во Фракии, в Трое… Земля, жители которой настолько извратили Путь, что Богиня не захотела терпеть самое ее существование. В чем заключалось это зло, так никто и не сумел объяснить мне внятно, но только земля Солнца ушла на дно моря.

– Я думала, вас уже не осталось.

Дикари они и есть дикари! Земля Солнна ушла в тень, но народ Солнца жив и по-прежнему в славе.

– И владеет этой страной? – уточнила я.

– Ты решила, что запутала меня своими вопросами, и я начну выдавать тайны своей страны? Нет ничего глупее бабьей хитрости и пошлее ее! А чтобы ты не обольщалась насчет моего страха перед вами, я назову тебе свое имя. Я – высокородный Аглибол, и это – последнее, что ты от меня узнала. Больше я ничего не скажу. Если хочешь, можешь пытать меня, и пусть твои рабы посмотрят, как умирают герои!

Вот тоже дурацкое слово. Не знала я, что оно проникло в критский язык. Я слышала его от ахейцев, и только такие невежественные люди, как они, могут употреблять его, не понимая смысла. Ведь это слово, в сущности, означает «избранник Богини». А как мужчина может быть избран Богиней?

– Мирина, этот лысый просто умоляет о пытке, – заметил Келей. – Может, исполним просьбу убогого?

– Придется ему обмануться в ожиданиях. Так… Проводить его на корабль. Накормить и содержать там под надежной охраной. Прочим – отдыхать. Да… Келей! Этот человек может нам пригодиться. И я не хочу, чтобы в темноте он случайно напоролся на нож.

Он посмотрел на меня несколько дольше, чем полагалось бы, затем ушел на «Змею». Туда же увели пленника.

Остальные разошлись, зато вернулась Хтония, и это было хорошо, потому что я соби ралась обсудить с ней несколько срочных дел. После этого я велела ей также отдыхать, тем более что она заслужила сегодня отдых, как никто. А потом, как всегда, отправилась в обход.