Голова идёт кругом от складывающейся ситуации. Как в каком-нибудь дурном фильме: она залетела после одной ночи, а он ни сном, ни духом.

Когда я немного отхожу от потрясения, единственное моё желание – развернуться, уйти и больше никогда не появляться в этом здании. Понимаю, что это банальная трусость, но практически не могу сопротивляться этому порыву.

К несчастью, Егор возвращает себе самообладание быстрее, чем с этим справляюсь я. Пересекает коридор быстрым широким шагом, останавливается вплотную от отступившей меня и, нависая сверху вниз грозным воплощением самого себя, хмуро говорит:

– Здравствуй, дорогая. Или будет правильнее сказать «дорогие»?

Просто: о-хуеть.

Это подарок судьбы, не иначе. Девушка, с которой полгода назад мы провели весёлую ночь, сейчас стоит передо мной… и нервно поглаживает заметно увеличившийся живот.

Судьба, извини, что не верил в тебя. Теперь я обязан тебе по гроб жизни.

Конечно, существует неплохой шанс того, что дети внутри Варвары – не мои, но врождённая интуиция шепчет об обратном. Можете считать это чуйкой, отцовским инстинктом, да хоть экстрасенсорным озарением.

Я практически уверен: они принадлежат мне.

И это не может не радовать.

На самом деле, наше расставание было чистой случайностью. Просто одна не в меру наглая особа взяла и сбежала на утро, оставив меня одного. В то утро я понял, что чувствовали все те оставленные мною в номерах дорогих отелей девушки. Должен признать, непередаваемые ощущения.

Она сбежала, оставив мне только своё имя и явно случайно забытый кружевной бюстгальтер. Я мысленно усмехаюсь, вспоминая ящик комода, в котором продолжаю хранить чужое бельё. Я себя даже маньяком первое время чувствовал.

И вот она передо мной. Сбежавшая красавица, таинственная незнакомка, неизвестная Варвара. Да ещё и с подарком!

Не знаю, как у всех нормальных мужиков происходит процесс переосмысления жизненных ценностей. Год назад меня просто шарахнуло по башке пониманием: хочу карапузов. И женушку-красавицу.

Задрало появляться дома раз в пару дней, чтобы тупо поспать. Достала эта звенящая тишина и гуляющая по коридорам пустота. Хочу слышать детский смех в своём доме, спорить с женой, чья очередь сменить подгузники, а потом сидеть и выбирать: борьба для сына и пение для дочери или, может, наоборот? Почему бы и нет.

И всё бы ничего, нашёл себе жену, завел детей и живи счастливо. Так бы я, наверно, и поступил, но ворвавшаяся в мою жизнь полгода назад незнакомка накрепко прикипела к образу моей будущей жены. Очаровательной большеглазой и златовласой жены.

Внутри которой мои дети. Сразу двое. Мне не нужны слова и даже анализы, я просто уверен.

Но на всякий случай всё равно щурюсь, пытаясь не улыбаться так довольно, и подчёркнуто грозно спрашиваю:

– Ты всё-таки подрезала ту резинку?

Она вспыхивает и за две секунды краснеет вся – от проколотых ушек до вздёрнутого кончика носа. С шумом тянет носом воздух и смотрит на меня со сверкающим в глазах возмущением. Она ужасно маленькая и очаровательная со своими длинными медовыми косами и – особенно – с выпирающим животом. Он просто огромный, и сначала я подумал, что она вот-вот родит, но потом подслушал их с Дианой разговор и немного успокоился.

Её реакция на мои слова сейчас лишь подтверждает очевидное:

– Они мои, – провозглашаю то, в чём и так не сомневался, награждаю Варю победным взглядом и улыбаюсь, уже представляя, как этот сопящий колобок будет путешествовать по комнатам моей квартиры.

Но она снова удивляет. Громко фыркает, а потом поднимает руку и суёт мне прямо под нос свой миниатюрный кулачок.

Где же ты пряталась от меня эти шесть месяцев, очаровашка?

Мысли в голове путаются, словно кто-то погрузил их в густое ягодное желе.

Мне сложно осознать происходящее. Что он только что сказал? Почему он уверен, что дети его? И почему от воспоминаний о том, как собственнически звучало его «они мои», у меня внутри разливается что-то странное и совершенно точно неправильное?

Нет. Просто нет. Во мне говорит ревнивая мама, но это мои дети. Хочется закрыться руками от окружающего мира и особенно от Минина, лишь бы он не заявлял никаких прав на моих детей.

Его детей.

Наших.

Я знаю, как растут дети в семьях таких, как он. И я знаю, кем они потом вырастают.

Поэтому моя реакция вполне адекватна:

– Извините, – я опускаю руку, отворачиваюсь от Минина, фальшиво улыбаюсь девушке за стойкой и стягиваю свою папку, – вы мне не подходите.

Делаю шаг обратно к лифту, следом ещё два торопливых и вздрагиваю, едва на плечо ложится тяжёлая мужская ладонь. Егор не позволяет мне скинуть её, а после ещё и обходит меня, намертво загородив своей фигурой путь.

Боже, почему он такой высокий?

– Варь, а ты куда? – Спрашивает он грозно, но я вижу, как подрагивают уголки его губ в улыбке и как сверкают светло-голубые, небесного цвета глаза.

– Домой, – отвечаю заторможено, чувствуя себя на его фоне какой-то непривычно маленькой и беззащитной. Но мне почему-то не страшно, скорее даже наоборот.

– К нам домой? – Вскидывает он бровь.

Почему-то вместо негодования я ощущаю лишь смущение и страх, подбивающий меня как можно скорее унести отсюда ноги. Вот только тонкий голосок где-то под черепной коробкой шепчет о том, что так просто меня никто не отпустит.

Я отступаю на шаг и нервно сглатываю под его внимательным, превосходяще-насмешливым взглядом. Выпрямляю спину до тянущей боли в пояснице, распрямляю плечи и спокойно смотрю на Минина.

– Это не твои дети, Егор, – говорю ему медленно, но голос предательски тих и глух.

И, естественно, Минин совершенно мне не верит. Он лишь улыбается в ответ на мои слова, а затем выразительно играет бровями в сторону девушки за стойкой.

– Поговорим наедине?

Стыдно подумать, что у нашего разговора есть свидетели.

– Нет, – выпаливаю я тут же и делаю ещё шаг назад.

Егор пожимает плечами и наверняка замечает, как я опускаю на них взгляд: сначала на левое, затем через небрежно расстегнутый ворот белоснежной рубашки на правое.

Я не назову его огромным, но тренажёрный зал наверняка забит в его GPS в графу «контрольные точки» между домом и работой.

– Диана, сходи на обед, – вдоволь насладившись моим вниманием, мягко просит он девушку за моей спиной.

Я торопливо отворачиваюсь, но краем глаза успеваю заметить его довольную улыбку.

– Конечно, Егор Денисович, – соловьём щебечет Диана и уже через секунду стоит рядом с нами, преданно глядя на мужчину снизу вверх большими сияющими глазами. – Вам что-нибудь нужно?

– Нет, – коротко отрезает он, даже не взглянув на неё.

И молчит всё то время, пока Диана дожидается появления лифта, а затем уезжает на нём куда-то вниз.

Я и сама не против избавиться от лишних ушей, как не возражаю и против того, чтобы мы прямо сейчас разъяснили все моменты. Чем быстрее он от меня отвяжется, тем будет лучше для всех нас.

К сожалению, у Егора на этот счёт иные мысли.

– Они мои, не отрицай, – его голос звучит спокойно, а на губах вновь играет уверенная улыбка, но я всё равно слышу в глубине его голоса непробиваемо твёрдую сталь.

Невольно сглатываю под его пронзительным, пробивающим до позвоночника взглядом.

– И не думала, – говорю честно, прижимая папку с рисунками к груди, словно она была моим щитом.

– А почему пыталась сбежать? – Он медленно, словно загнавший глупую добычу в ловушку хищник, делает шаг ко мне, продолжая пронзать своим выразительным взглядом.

Хотела бы я знать ответ на этот вопрос. А ещё очень хотелось бы не реагировать на него так остро, словно я вся – сплошной оголённый нерв.

Не говорить же ему о том, что мне банально страшно?

– Мне ничего от тебя не нужно, – медленно проговариваю я, продолжая пятиться спиной вперёд, не упуская при этом Егора из виду. – Та ночь была простой случайностью, я всё понимаю и ни на что не претендую. Я запишу детей на другое отчество, не волнуйся, они о тебе и не узнают никогда. Ну, то есть, о тебе, как об их отце. Я не буду ничего от тебя требовать, так что, пожалуйста, можно я пойду?