– Не прохлопай свой шанс, Варя. Не повторяй маминых ошибок. Ты же не хочешь остаться одна с двумя детьми? – Строго выговаривает мама по телефону.

Я лишь глаза закатываю, радуясь, что она меня не видит.

– Мам, хватит, – прошу устало. У меня нет желания снова начинать этот пустой разговор.

– Что «хватит»? Тебя Паша с утра тоже просил: «Варя, хватит», но ты как обычно никого не слушаешь. Вот куда ты пошла?

Паша – мой вроде как жених. Папа отстегнул ему приличный кусок своего бизнеса, так что теперь Паша изо всех сил изображает «счастливого будущего мужа», который не побоялся большой ответственности и благородно подобрал чуть ли не с улицы «порченую» меня. Во всяком случае, мама уверена, что именно на улице я бы и оказалась, не появись в моей жизни Паши и не согласись он стать будущим отцом моей «случайной» двойни.

В итоге всё свелось к тому, что я переехала в его – а по сути купленный нам моим отцом – дом, и теперь Паша проявляет заботу. Если запрет выходить из дома можно считать заботой. Но мама в нём души не чает, так что и я должна, по её мнению.

– На работу я пошла, мама, – стараюсь дышать спокойно и никак не показывать своего недовольства. У мамы радар на малейшие изменения в моём голосе, одно неверное слово и я снова стану неблагодарной дочерью.

– На какую работу? – Не теряет она возможности возмущенно повысить голос. – Варя, тебе рожать со дня на день, тебе нужен покой! О какой работе идёт речь?

Морщусь, отмахиваясь от желания просто отключиться. С мамой так нельзя, она меня всё же вырастила и потратила на меня кучу денег, здоровья и нервов.

– Мама, у меня срок через одиннадцать недель, – напоминаю ей, понимая всю тщетность – всё равно не запомнит. – Успокойся пожалуйста. Это хорошая работа. Детское книжное издательство. Если им понравятся мои эскизы, они возьмут меня на должность художника. Ну, или редактора.

С представителем «Ракурса» мы обменивались деловыми письмами больше месяца. Под напором Паши и подговорённой им мамы я несколько раз действительно думала о том, чтобы не заниматься ерундой. Не тратить время, нервы и силы на работу, а готовиться к непростой жизни матери. Детей у меня будет целых двое, так что это будет то ещё приключение.

А потом я поняла: если и совершать последние глупости, то только сейчас. Потом на это уже попросту не будет времени.

– Ты занимаешься бесполезной ерундой, – мама, как обычно, даже не пытается меня понять. Они с папой развелись, когда мне было три, и с тех пор мама уверена: все проблемы у неё от отсутствия мужчины. Был бы рядом мужик, не было бы проблем.

Мы можем спорить с ней хоть до следующего утра, и всё равно обе останемся при своём. Чтобы не тратить нервы, я интересуюсь её делами, а затем аккуратно сворачиваю разговор. И отключаюсь, выслушав ещё одну порцию обвинений в неправильной жизни.

С мамой иногда бывает сложно. Иногда она кажется мне невыносимой, а иногда невероятно раздражает, но это не значит, что из-за этого я буду любить её меньше.

Для меня она – Важный Человек. Одна из них.

Главный офис нужного мне издательства раскинулся на трёх верхних этажах одной из центральных офисных высоток. От моего дома до этого места не так уж и далеко, но я всё равно радуюсь тому, что догадалась выйти пораньше.

Во мне растут два маленьких человечка, из-за чего я сама с недавних пор стала напоминать елочный шар – большой и, судя по ощущениям, очень хрупкий. А ещё медленный и постоянно устающий. Даже с запасом времени я добираюсь до места впритык к назначенному времени.

Внутри меня встречает улыбчивый молодой охранник, неожиданно поздравляет с будущим пополнением, а заодно хвастается тем, что и сам месяц назад стал папой очаровательной малышки. Я невольно улыбаюсь его такому искреннему счастью.

А потом безжалостно давлю печаль в зародыше, но предательская мысль всё равно проскальзывает в голову: «Мои дети вряд ли увидят так же сияющие от счастья глаза Павла».

Мужчина доводит меня до лифта и самолично вдавливает кнопку вызова. Дверки открываются мгновенно, а я, поблагодарив его улыбкой, переваливаясь захожу внутрь.

Мне наверх. На самый верх.

Внутри просторно, но я всё равно пугливо сжимаю руками стальной поручень. Не могу отделаться от ощущения, что стены сдавливают. Что, если сейчас лифт остановится? Я, наверно, сойду с ума к тому времени, когда меня вытащат.

К счастью, ничего плохого не происходит, и до верхнего этажа я доезжаю вполне спокойно.

Дверки с тихим гудением открываются, я делаю шаг и останавливаюсь. Здесь всё такое светлое, что пару мгновений я не могу отличить пол от стен, а стены – от потолка. Кажется, будто я оказалась в центре снежка, только очень тёплого, уютного и вызывающего невольную улыбку.

– Здравствуйте, – с профессиональной улыбкой на губах подаёт голос девушка за белоснежной стойкой. А потом выходит из образа и улыбается шире и искреннее. И, понизив голос, с тихим восторгом интересуется: – А у вас кто?

Шутка про пельмешки актуально всегда, но сейчас я улыбаюсь, осторожно кладу руку на живот, с которого она не сводит сияющего взора, и отвечаю:

– Девочка. И мальчик.

– Двойня! – С таким детским восторгом восклицает она и улыбается широко-широко сначала моим малышам, потом и мне самой. А потом вспоминает, что она вроде как на работе, немного выпрямляется и всё так же тепло спрашивает: – Я могу вам чем-нибудь помочь?

– У меня встреча, – я подхожу ближе и кладу на стойку пухлую зелёную папку. – Собеседование на должность художника.

– Варвара Михайловна? – Понятливо кивает она. – Ермакова?

Я киваю в ответ и терпеливо жду, пока девушка найдёт что-то в компьютере. Её пальцы быстро-быстро стучат по клавиатуре, а взгляд направлен чётко на экран.

– Ермакова, – задумчиво тянет она и перемещает правую руку с клавиатуры на мышку, чтобы колёсиком прокрутить страницу. – Варвара… Нашла! Ермакова Варвара Михайловна. Вас уже ожидают, вы мо…

Договорить она попросту не успевает, потому что в это самое мгновение тишину пустого коридора прорезает удивлённое, почти изумлённое:

– Варя?!

Я невольно замираю, потому что этот «живой» голос с характерной хрипотцой и взрывом самых разных эмоций в интонации забыть попросту невозможно. Даже если бы мне очень-очень захотелось, просто – невозможно.

– Варя! – Удивление сменяется негодованием, неверием, возмущением.

Даже раньше, чем я медленно поворачиваюсь, я точно знаю, кого увижу в том конце коридора.

Минин Егор Денисович.

Отец моих двойняшек.

Я словно безумная качаю головой, пытаясь избавиться от подсунутого сознанием изображения. Это неправильно. Этого не может быть.

Но Егор стоит там, в десяти шагах от меня, всё такой же высокий, в безупречном сером костюме и с обаянием, что мягкими упругими волнами расходится вокруг него. Даже с этой смесью самых противоречивых чувств на лице он продолжает оставаться чертовски очаровательным.

Он не изменился. Ни капли. Кажется, даже его тёмные ухоженные волосы не отрасли ни на волосок за эти полгода.

У него всё такие же широкие брови под цвет волос, нос с горбинкой и щетина на щеках и квадратном «тяжёлом» подбородке. И бронзовый загар с тёмными чётко очерченными губами и выпирающим кадыком. Родинку на правом виске не видно, но я уверена, что и она на своём законном месте.

Я чувствую себя выброшенной на берег рыбой, потому что стою, смотрю на него распахнутыми глазами и не могу вымолвить ни слова, будто кто-то закрыл мой рот невидимой рукой.

Частенько я представляла нашу встречу. Расписывала в подробностях, как я буду выглядеть и как будет потрясён он, когда мы случайно где-нибудь столкнёмся. Я была спокойна, потому что точно знала: это просто маленькие глупые мысли. Мы с ним не можем столкнуться вот так – случайно и стремительно.