- Все, заканчивай. Молодец, - он приобнял Лицедея и незаметно ущипнул его за плечо.
Распорядитель, моментально оценив обстановку, дал сигнал музыкантам.
- Пойла достаточно? - спросил Коммодор, все еще улыбаясь и махая рукой на прощанье.
- Более чем, Светлейший. Настойка на пыльце яйцеголовника, специально к этому дню делали. Сильная штука, все будут благодарны, сам увидишь.
- Я? Мне-то зачем на это смотреть? Другие дела есть. Ты давай тут, сам распоряжайся. Не жалей, но смотри, чтобы не перепились. А вечером - ко мне, не забудь.
- Слушаюсь, Светлейший, - поклонился Цепень. - Скажи... Скажи, мы что правда, воевать будем?
- Посмотрим еще. - Коммодор коротко кивнул и сошел с помоста. Лицедей, пыхтя и обливаясь потом, ковылял следом.
- Светлейший, я все сделал, как Вы хотели. Прошу... Племянник мой, внучатый... Вы обещали.
- Ах да... Племянник... Я выяснил. Измена. Ничего не могу сделать.
- Да как же... Не может быть. Он же... Да он же еще мальчик, глупый мальчик.
- Я сказал, измена. Повторять не буду.
И Коммодор, повернувшись спиной к Лицедею, легким, пружинистым шагом направился к экипажу.
Лицедей хотел было броситься следом, но замер на месте.
- Мальчик. Глупый мальчик. Всего-то... Он ничего плохого не сделал, я уверен. - бормотал старик, пытаясь остановить проходящего мимо Распорядителя.
- Заткнись. - бросил тот. - Не то следом пойдешь. И руки убери.
Лицедей заплакал в голос и рухнул на колени.
Цепень жестом подозвал двух гвардейцев.
- Уведите его отсюда. Не бить. Но если что - аккуратно. Лицо не попортите. Оно нам еще пригодится.
На площади начиналась давка - только что откупорили бочки.
***
Из приоткрытого окна тянуло сыростью. Коммодор чихнул и тихо выругался.
- Будь здоров, Светлейший. - Распорядитель, неслышно ступая мягкими сапожками по каменному полу, подошел к окну, распахнул его и выглянул наружу. - Утихомирились, вроде. Обошлось.
Крепость погружалась в сон. В домах уже гасили свечи, улицы опустели, и лишь со стороны Рыночной Площади еще слышались пьяные крики и собачий лай.
- Это у Свинова кабака, что ли? - За своим огромным столом Коммодор казался худосочным подростком, хотя на самом деле был всего лишь чуть ниже среднего роста, следил за своим здоровьем и легко подбрасывал в воздух гири. Не самые тяжелые, правда.
- У него. Обнаглел Свин. Разжирел опять, делишки крутит, а доли нет.
- Говорил с ним?
- А то. Клялся, обещал, в глаза заглядывал. Но пока ничего не прислал.
- Подожди с неделю, потом прикрой кабак-то. Не хочет по-хорошему, пусть требухой своей торгует, он этому делу с детства обучен. Надо было еще тогда его...
- Сделаем, Светлейший, - ухмыльнулся Цепень. - За нами не залежится. Жрать охота... С утра куска в рот не клал.
В дверь тихонько постучали, скрипнули старинные петли, и в небольшую щель просунулась голова Кухмейстера в белом колпаке.
- Ужинать, Светлейший. Все готово, только прикажите подавать.
- Сегодня что? - спросил Коммодор, не отрывая глаз от очередной бумаги, которую подложил ему Распорядитель.
- Орел, запеченный с дикими травами и ягодами.
- Яйцеголовник, что ли? - вскинул голову Коммодор.
- Да как можно, Светлейший?! Ни в коем случае. Там кислина болотная да душегрейка. Сам собирал сегодня утром. Свежее, только с куста.
- Орел... Между прочим, государственный символ, если кто не помнит. Я что заказывал?
- Кашу, светлейший...
- Вот именно. Кашу. Тогда объясни...
- Я распорядился, Светлейший, - негромко сказал Цепень. - Ушастый орла прислал. У него в угодьях орлов этих, что ворон на Северной стене. Мясистые, жирные. Прислал, ну не выбрасывать же. Вот я, это, и распорядился...
- Много распоряжаешься, я гляжу. - процедил Коммодор. - А ты - бегом на кухню. Чтобы каша была, рассыпчатая и без комочков. Все, исчезни.
Дверь закрылась. Эхо от шагов Кухмейстера еще долго отскакивало от стен дворцовых коридоров.
Коммодор придвинул к себе очередную бумагу.
- Так. Ремонт крепостных стен и отдельных зданий. Так... Так... Это казенная бумага, вижу. Камень где брали?
- Где обычно, Светлейший. На Загорских каменоломнях. В этом году такие цены заломили, я аж за голову схватился.