— Хорошо. Ты прав. Ты победил. Я расплачиваюсь за прошлые грехи, как и заслуживаю. Так что все в порядке. И я больше не совершу подобной ошибки.

Я поднялась с кресла и стала рыться в сумке с чистыми вещами. Хоть я и приняла душ всего пару часов назад, у меня возникло непреодолимое желание внезапно снова искупаться.

— Ты даже не притронулась к завтраку! — крикнул Стив мне вслед, когда я захлопнула дверь ванной.

— Потому что не голодна, — прокричала я сквозь щель перед тем, как захлопнулась дверь.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Ноа

Лорел…

Она извивалась подо мной, ее тело блестело от пота, ее задница прижималась ко мне, когда я входил в нее, глубоко погружая свой член. Она откинулась назад с моим именем на губах, и я поцеловал ее, пока она не простонала мне в рот. Одной рукой я нежно обхватил ее шею, повернув ее лицом ко мне, пока трахал ее сзади. Другой рукой я крепко держал ее за талию, прижимая ближе.

В глубине комнаты зазвонил телефон, приглушенно, словно в тумане.

Лорел…

Сон рассеивался в сознании, словно дымка, поднимающаяся в небо. Каждый звонок безжалостно возвращал меня в сознание. Тепло кожи Лорел исчезло, сменившись ощущением холодной белоснежной простыни на моей собственной кровати. А пот был моим собственным.

Мне следовало бы переключить чертов телефон на беззвучный режим прежде, чем завалиться спать, но я был мертвецки пьян, как от алкоголя, так и от похоти, затмившей мой разум. Смутно вспомнил, что пару часов назад проигнорировал его жуткий писк, перевалился на другой бок и снова уснул. Но на этот раз не выйдет. Звонок не прекращался.

Я перекатывался до тех пор, пока не достиг прикроватного столика, и поднес телефон к лицу. На экране вспыхнуло фото моего гитариста Куинна, стоявшего с пивным кальяном рядом со злыми туристами у статуи Христа Спасителя в Рио. Я провел пальцем по экрану.

— Что?

— Чувак, — произнес Куинн, — я уже несколько часов пытаюсь до тебя дозвониться.

Куинн вырос вместе со мной в Торнвуде, и в какой бы группе я не играл, всегда был со мной. Он мне словно брат и был единственным гребанным участником группы, которому я не безразличен.

Будучи неуправляемым ребенком, Куинн никогда не строил из себя вожака. Он мог подраться, если хотел, но сейчас он был беспокойнее, чем обычно. Волнение в его голосе звучало сильнее, чем раньше.

— У меня выдалась длинная ночь. Что произошло? — поинтересовался я, проверив часы на прикроватном столике. Черт, когда я в последний раз просыпался после обеда?

— Так ты еще не заходил в сеть?

Я провел рукой по лицу и пригладил волосы.

— Ты выдернул меня из эротического сна, братан, так что постарайся поскорее объяснить, в чем дело…

— Это Дюк. Он сообщил, что собирается заняться сольной карьерой. Чертов интернет только об этом и говорит, — со вздохом пробормотал сквозь зубы Куинн.

У меня на миг кровь застыла в жилах.

По коже пробежал холодок.

— Что он, мать его, сказал? — произнес я.

— Вот почему я пытался тебе дозвониться, чувак! Он давал интервью Року, сказал, что собирается о себе позаботиться и найти способ сбежать с тонущего «Титаника», пока ты полностью не потопил его. Что нам, бл*ть, делать, Ноа?

Я сел на край кровати и постарался сосредоточиться на остатках сна, воспоминаниях о Лорел и похмелье, которое угрожало моему сознанию.

— Он не должен был говорить об этом дерьме. Как ему такое с рук сошло? Где Гэвин?

— В том-то и дело, чувак. Технически он об этом не говорил. Все было в рамках соглашения. Еб*нный маленький тролль.

Ярость бурлила внутри меня, растекаясь под кожей. Мне не следовало игнорировать собственные инстинкты, когда в Новом Орлеане я встретился в студии с Дюком Роджерсом. Для него жизнь была шекспировской драмой, и он просто старался взобраться на вершину. Не дал бы ни одного гребанного шанса тому, кто встанет на его пути. Мне не следовало доверять ему работу всей своей жизни.

Я провел по лицу рукой.

— Он старается навредить мне. Не имея возможности говорить о том, что произошло на фестивале, Дюк рассказывает о случившемся то, что может. В конце концов, он станет тем, кто спустит меня под откос.

— Трусливый ублюдок, — прорычал Куинн. — Он заплатит за все.

— Мы слишком известны, чтобы снова заниматься выбиванием дерьма из подобных засранцев, Куинн, — сказал я с горькой усмешкой. Преданность и запал Куинна по отношению к друзьям прошли через множество испытаний.

— Мы ничего не можем поделать, — сказал Куинн.

Я не ответил. Хотелось бы согласиться с Куинном и погрузиться с головой в мрачные мстительные фантазии, но не могу. Разум мой затуманен.

Мгновение Куинн молчал.

— Не понимаю, почему они тебе не верят, Ноа, — произнес он.

Я вздохнул. Из всех шипов, что пронзали мою плоть, этот был самым кошмарным, погребенным глубоко внутри и готовым разорвать меня. Первое чувство, что возникло во мне, гнев, но сейчас… оно больше походило на оцепенение. Или смерть.

Я знал, что оцепенение будет сродни смерти, если не найду способ это остановить. У загнанного в угол зверя есть лишь два выхода: упасть, надеясь на милосердие и быструю смерть, или же принять вызов и сражаться до последнего вздоха. Первый вариант – отчаяние, второй – гнев.

Гнев всегда давал мне стимул жить. А сейчас помогал мне бороться. Даже если мне придется наблюдать самодовольное и глупое лицо Дюка перед сном каждую ночь, способ сохранить гнев и спастись, найдется.

Нести этот груз в одиночку становилось утомительно. Вся эта неразбериха… Во время всего этого хаоса и ужаса, что случились во время фестиваля, ни один человек, – даже Куинн – не потрудились спросить у меня, как я, бл*ть, справляюсь с тем, что отнял жизнь.

Люди считают меня хладнокровным убийцей, потому что им так нравится. Никого не волнует, что это неправильно. Правда им не важна. Они примут лишь то, что хотят. И каким-то образом я умудрился облажаться.

— Ноа? — голос Куинна прорвался сквозь пелену мыслей.

— Не знаю, — наконец произнес я, — не знаю, почему они мне не верят, Куинн.

Мы оба замолчали. Полагаю, Куинн тоже не горел желанием озвучить ответ на этот вопрос. Он знал меня лучше, чем кто-либо на планете, и происходящее также причиняло ему страдания. Сейчас мы оба были бессильны. А мы – те, кто не привык чувствовать себя таковыми.

— Слушай, я собираюсь позвонить Гэвину и выяснить, как он собирается со всем этим разобраться, — сказал я. — Проверю все и позвоню тебе позже.

— Договорились, мужик.

Я сбросил вызов и набрал номер нашего менеджера Гэвина. После пары гудков он снял трубку, и в его голосе звучало напряжение, смешанное с облегчением. Я слышал, как его ассистент в это время сердито разговаривал с кем-то еще.

— Черт подери, Ноа, где тебя черти носят?

— Господи. Парни, вы ведете себя так, словно мир взорвется, если я не буду доступен сутки напролет.

— Так и есть, мир рушится.

Я со вздохом пригладил волосы.

— Ага, я в курсе. Поэтому и звоню.

— Я пытался созвать экстренное совещание в офисе в Сиэттле, но Мистер-Горячее-Дерьмо не удосужился ответить на звонки с тех пор, как вышло интервью, — ядовитым голосом, который я никогда прежде не слышал, произнес Гэвин. — То же самое с Эшем и Джеффом.

Я нутром чувствовал, что это чушь, но старался поддерживать других парней. У нас с Дюком было не такое прошлое, как с Эшем и Джеффом. Мы не всегда ладили, но не бросали друг друга. Вам повезло, если вы смогли продержаться и выпустить несколько удачных альбомов, добиться признания в индустрии музыки, чтобы перейти в другую группу или получить почитаемую работу за пределами сцены, когда все разваливается. Единственный способ, благодаря которому добились успеха группы «Sabbath», «Metallica», «Motorhead» за полвека. Они стали богачами и полностью погрязли в дерьме. И лишь от самого музыканта зависело, станет ли это для него последней Валхаллой (прим.: в германо-скандинавской мифологии – небесный чертог в Асгарде, куда попадают после смерти павшие в битве воины и где они продолжают прежнюю героическую жизнь) или же гребанным чистилищем, где прогуливается смерть. Для меня лучше последнее. Предпочел бы что-то краткое и более значимое, чем скучное и бесконечное.