Порог архондарика стал для нас как бы зримой границей, разделявшей два мiра: напоённый солнцем, благоуханием субтропической растительности и морского прибоя уголок земного рая; и рукотворный – томящийся в полумраке, наполненный суетой, неистребимым запахом толпы и звоном посуды.

Поначалу, затворившись от жары, мы даже почувствовали лёгкое блаженство в сравнении с изнуряющей солнечной активностью. Таковое обычно ощущаешь, воротясь домой после длительного отсутствия по казённой надобности.

Но мятущаяся душа после баньки, трапезы и блаженного сна уже томится неволей и, подобно птице счастья, снова рвётся из пут и всех сухожилий в очередной вояж за приключениями.

Монастырский буфет, по прошествии совсем малого времени, обдав нас волной кофейных ароматов, напомнил о резкой необходимости утоления животной страсти. Но первоочередной задачей, всё-таки было обрести койко-место, поэтому с цитаделью чревоугодия мы решили ознакомиться во вторую очередь.

В заветный кабинет архондаричьего о. И – я выстроились в смиренном ожидании человек несколько, аще убо в предвкушении блаженного отдыха вполне по силам было приглушить звучание внутреннего громкоговорителя.

Авве торопиться было некуда, и он с каждым паломником непременно проводил коротенькую беседу на предмет его целей пребывания на Святой Горе. Обладая знанием как минимум трёх иностранных языков, что при моём музыкальном слухе разобрать было не сложно, сие занятие не доставляло о. И-ю особых проблем, однако требовало времени и немалого, а также нашего недюжинного терпения.

Что ж, мы не гордые, потерпим.

На сегодня у нас запланирован полный штиль, поэтому появилась благоприятная минутка почитать Последование ко Святому Причащению. Достав из безразмерного рюкзака весьма потрёпанный молитвослов, Вольдемар со свойственной его пономарскому гласу выразительностью начал вычитывать каноны.

Звуки, характерные для любого общепита, будь то ресторан или закусочная, трактир или монастырская трапезная, нисколько не мешали нашей усердной молитве. Единственно, что привлекло моё внимание, так это україиньска мова, щедро разбавленная непарламентскими выражениями. У меня почему-то сразу всплыла в памяти картина И.Репина «Запорожцы».

Без труда узнав гуторившего по характерным усам, которые невозможно спутать ни с какими другими, я искренне поразился той тщательности, с которой незалэжный брат подготовил себе лакомое местечко. По непонятной для меня причине, паломники, отведав трапезы, не горели желанием убирать за собой посуду, а о. Ф-ф был слишком один, чтобы успевать всех обслужить, да ещё и за всеми навести порядок.

Как известно, язык до Київа доведёт, если только вовремя придержать его. В противном случае может довести до киллера. Незалэжный брат добродетелью немногословия, похоже, был не слишком обременён, во всяком случае, поносить своих братьев во Христе у него получалось намного лучше, чем проявлять смирение. И что меня всегда особливо поражало в манере поведения потомков древних укров – если уж таковой заведёт свою волынку, то остановить его только пуля сумеет. А так, чтобы по велению внутреннего гласа или по правилам приличия – не дождётесь! На территории по обе стороны нижнего течения Днепра прилично только то, что приносит реальный и ощутимый доход, что осязаемо и не имеет запаха.

«О, безумный человече! Доколе углебаеши яко пчела, собирающая богатство свое? Вскоре бо погибнет, яко прах и пепел: но более взыщи Царствия Божия», – гигант Х-в сделал глубокий вдох, будто сожалел о бесцельно прожитых годах, и продолжал самозабвенно вычитывать канон покаянный Господу нашему Иисусу Христу.

М-да, если бы все, как один понимали Закон Христов, скольких бы войн, да и просто бед и потрясений удалось бы избежать? Сегодня ты окрысился на брата своего за то, что он посуду за собой не убрал, а завтра? Выйдешь на очередной Майдан, потому что власть тебе не угодила?

Так власть и не обязана угождать всем и каждому. На свете семь миллиардов человек проживает, поди, каждому угоди!

То же Священное Писание для всех едино, однако нашлись умники трактовать его по-своему. Сначала католики подправили Символ Веры, затем Мартин Лютер «реформировал» христианство, и понеслось: иеговисты, адвентисты, мормоны…

Но с этими понятно, а как быть с тремя только православными церквами на территории Незалэжной? На любой вкус! Полный плюрализм мнений: чей «закон божий» больше соответствует твоим греховным помыслам, в том «истина». Поэтому и правительств у них за два десятилетия незалэжности два десятка сменилось, и всё равно во всём виноваты «кляты москали».

Как была Запорожская Сечь, вольница, жившая разбоем и работорговлей, так за три столетия ни на йоту не изменилась. Только грабят теперь казну, а торгуют собственным телом. На панели. И на автострадах. Не вертите пёстрый глобус, куда ни ткни – по всему свету путаны сплошь с Незалэжной.

«Кто творит таковое, якоже азъ? Якоже свиния лежит в калу, тако и азъ греху служу. Но Ты, Господи, исторгни меня от гнуса сего и даждь ми сердце творити Заповеди Твоя», – продолжал гигант Х-в. И мне ничего не осталось, как поворотить на себя мой скорбный лик.

«А ведь и правда, чем я лучше моего незалэжного брата? Только лишь тем, что у него на языке то, что у нас на уме? Разве мы уж такие до зѣла смиренные? Разве весь ХХ век не занимались только тем, что бросали своё дело и шли на баррикады? Осуждаем англо-саксов, а они как приняли конституцию три столетия назад, так и живут по ней. Только где-то раз в десять лет вносят поправки, таки время тоже на месте не задерживается!

А в нашей стране? За прошедшее столетие поменялось семь (!) конституций, и всё равно плохому танцору неуютно.

То ли дело на Афоне! Как приняли устав более тысячи лет назад, так с тех пор и не менялся. Кто только ни покушался на монашескую республику – все сгинули, а Святая Гора как была Уделом Пресвятой Богородицы, так им по сей день и остаётся. Безсменная Игуменья вершит здесь суд праведный, и никакая сила не в состоянии Ей противостоять.

В рассуждениях о мiрском ваш покорный не заметил, как подошла моя очередь, и, осенив себя крестным знамением, азъ свiдомый переступил порог заветного кабинета.

Встретившись глазами с о. И-м, у меня резко пропал аппетит, а прямая кишка назойливо захотела исполнить марш Мендельсона. Тем не менее, как ни в чём не бывало, я развернул свой диамонитирион и с видом запорожского казака, опустившего пудовый кулак на спину своего собрата на картине И.Репина, подал его архондаричнему.

Тому, кто хорошо знаком с творчеством Н.В.Гоголя, станет понятна элегия перехода от «Тараса Бульбы» к финальной сцене «Ревизора». При моём появлении взгляд о. И – я напомнил филина в яркий солнечный день. Учитывая диоптрии, округлость его прозорливых очей увеличилась на порядок.

Не так, чтобы очень давно, но и не сказать, чтобы недавно, ещё в разведшколе меня немного учили различать взгляды. Поэтому моя прямая кишка стала мне подсказывать, что в этом кабинете I’m явно лишний. Но в той же школе я усвоил истину, что иногда нужно не доверять пятой точке опоры и прислушиваться к голосу разума. Поэтому решил не поддаваться шестому чувству, а пройти сей крестный путь до конца.

По всем вероятиям выходило, что надо бы мне улыбку изо всех сил к губам приложить, но мой суровый нрав позволяет вырываться ей наружу лишь в первый день апреля. Поэтому немая сцена продолжалась недолго – о. И – й был слишком занят, чтобы играть со мной в переглядки. Нарочито тихим, ровным, но не терпящим возражения голосом, он спокойно мне намекнул о необходимости поискать себе другое пристанище для ночлега. Странникам приют предоставляется на одну ночь, либо даётся какое-либо послушание.