– Допустим, я его не особо люблю, – скромно призналась я.

– Конечно, вот только… охранников, что нашли Токарева, откачивать пришлось. Картина была жуткой, крови очень много, фотки у меня есть, но лучше их не смотреть, уж поверь. А еще я побывал в морге и кое-что видел сам, до сих пор тошнит. У Токарева половины лица не было.

– Кто-то срезал ему лицо? – поежилась я, представив картину воочию.

– Выглядело все именно так, но нет. Сильный удар ножом или что-то похожим с тупым и довольно толстым лезвием, работа грубая, потому все выглядело так. Остальные раны нанесены им же.

– Тупое и толстое лезвие – это как? – не поняла я, пытаясь себе представить хоть что-то, отдаленно напоминающее данное описание. Получалось слабо, хотя на фантазию я никогда не жаловалась, половину лица так сразу вообразила, до сих пор видение прогнать не могу.

– В том-то и дело, что пока не понятно. Можно сравнить с топором, к примеру. Лезвие толстое и не такое острое, как, к примеру, у того же ножа. Но это точно было что-то, похожее на нож, только немного своеобразный.

– Кто-то соорудил из топора нож и теперь орудует им? Жуть маньячная. К тому же, трудно приплетаемая к Токареву. Если бы дядю застрелили – понятное дело, у него врагов в разы больше, чем даже у меня. Еще вариант – разделаться через сокамерников, такое тоже бывает сплошь и рядом. Засунули бы заточку под ребро – и прощай дядя. Но сумасшедшие пытки каким-то топором – это вообще как понимать?

– Пока никак. Но мы обязательно разберемся, Сенька. Если… это вообще наше дело? – друг спрашивал осторожно, внимательно наблюдая за моей реакцией.

– Боюсь, что наше. Знаешь, кто сегодня мне о новостях сообщил? Вишневский.

– Они ведь были знакомы, так что логично.

– Наверное.

– Сеня… – предостерегающим тоном начал друг. – Только не начинай свою любимую игру: обвинить ближнего. Вишневский – редкая сволочь, и у меня уж точно есть повод его недолюбливать, но здесь постарался явно не он. В конце концов, он бы просто пристрелил Токарева, и дело с концом.

– Да я его и не обвиняю, просто… странно все это. Чутье подсказывает: что-то здесь не так. К тому же, Макар отсутствует уже целую неделю. Где он, ты не в курсе?

– Нет. Давай сначала узнаем побольше, а потом ты займешься своим излюбленным гаданием: кто ж из твоих мужиков виноват и как их всех покарать. Хоть жизнь и так к ним несправедлива.

Его попытку пошутить я оценила и улыбнулась:

– У меня только один мужик – это ты. Кстати, на это и Вишневский недавно намекал: мол, люблю я тебя больше жизни и готова ждать, пока твой цветочек для меня распустится.

– Так и сказал? – округлил глаза Ромка.

– Конечно, он же вечно чушь несет.

– А ты его еще умным считаешь.

– Поживем-увидим, где там его ум. А пока… придется мне тебя разочаровать, Ром. Убийство Токарева не пройдет мимо нас, учитывая, что именно он подтолкнул меня на поиски правды о прошлом Андрея и смерти его родителей. Конечно, рано или поздно мы бы и сами раскачались и поинтересовались давно забытой историей, но вдруг стало бы слишком поздно? И вдруг… все связано.

И ведь правда: потеряно уже много времени. Я почти год мялась, сомневаясь, а стоит ли вообще соваться, а теперь боюсь опоздать. Мне надо знать, как погибли Вишневские и надо знать, участвовал ли в этом отец. Если да, то… это не станет неожиданностью, разве что разочарованием. А если нет… маловероятный результат.

Сдается мне, сам Андрей думает примерно так же, потому и вьется вокруг нашей семьи, точно ядовитый червь. Только и ждет момента укусить. И его интерес ко мне не может быть простым желанием вернуть в свою постель – в юности у нас с Андреем был небольшой, но яркий роман. Вишневский все намекает, что ради меня и приехал, но я же не дура, чтобы ему верить. Особенно в свете того, о чем поведал мне Токарев. Андрей – враг.

Мою жизнь нельзя назвать излишне сложной, обычно я со всем и о всеми расправлялась легко. Но в этот раз я не знала, как выйти из ситуации без душевных потерь. Главное, чтобы Ромка рядом оставался, с ним я все переживу.

– Что там с девчонкой? – сменила я тему.

– Ничего особенного, но с Вишневским виделась.

– Так я и знала. Сама с ней завтра поговорю. А еще – я привлекла Славика, звонила ему вчера. Он может помочь в нашем непростом деле.

– Славик – это твой приятель-мент?

– Ага. Ему можно верить, он лишних вопросов никогда не задавал и всегда мне нравился. Да и нам не раз помогал, пусть и в этот раз расстарается. Может, что дельное и нароет.

– Мент, и вдруг нароет? – не поверил Ромка.

– Не будь таким предвзятым, – укорила я.

– Посмотрим… Только, ради бога, осторожнее: конечно, ты дочь Симбирина и вряд ли кто рискнет навредить тебе, но опять же, Сеня: ты – самая большая слабость отца, он любит тебя больше всего на свете. Если бы я хотел навредить ему, я бы взялся за тебя, так что постарайся одна никуда не соваться, хорошо? Всегда звони мне.

– Ты как-то слишком нагнетаешь обстановку, – не оценила я заботу. – С братцем никак сговорился? Он тоже большой любитель сгущать тучи, как оказалось.

– Тебе трудно понять, а я чуть не поседел, когда ты пропала в прошлый раз. Да я был готов расцеловать Вишневского за то, что он тебя вытащил! Не хочу пережить подобное второй раз, хорошо?

Опять это спасение! Я нахмурилась.

– Буду звонить тебе днем и ночью, можешь не сомневаться.

– Надеюсь на твое благоразумие, – серьезно ответил друг.

Более мы подобных тем не касались, зато просидели чуть ли не до утра, обнимаясь и болтая обо всем на свете. Уснули, кстати, тоже вместе, на диване, в основном потому, что он стоял максимально близко к барной стойке.

Проснулась я с неприятной головной болью и в том же шелковом костюме, в котором разгуливала вчера, вот только сегодня он выглядел хуже некуда: мятый и с пятнами сомнительного происхождения. Похоже, я что-то на себя пролила, и не раз.

– Сенька, проснулась? – услышала я Ромкин голос и огляделась: рядом друга не наблюдалось, а голос его доносился со стороны кухни. Видимо, он на расстоянии чувствует, что да как, раз так точно определил.

– Кофе, – коротко прохрипела я и с трудом свесила ноги с дивана.

– Будет тебе кофе, но сначала – в душ. Выглядишь паршиво! – крикнул Ромка.

– Откуда тебе знать? Ты меня даже не видишь!

– Я проснулся рядом и впечатлился.

– Сволочь, – сделала я вывод и на самом деле поплелась в душ.

Оказалось, утренние процедуры способны вернуть к жизни не хуже, чем кофе. В итоге на кухне я появилась почти бодрой, но жутко злой: все еще не давала покоя обида на Ромкино «выглядишь паршиво». Кто вообще такое говорит? Злость моя увеличилась втрое, когда я увидела, что друг на кухне не один, а в компании Рыжей. Совсем забыла, что у меня квартирантка прижилась и теперь придется ее в окно выкидывать.

Завидев меня, Рыжая широко заулыбалась:

– Доброе утро!

– Ты еще не съехала?

– Не обращай внимания, – подмигнул ей Ромка. – Если разбудить принцессу раньше полудня – будет буря, но вообще Сенька отходчивая.

– Я не отходчивая, – нахмурила я брови. – И мне категорически не нравятся всякие беженцы, особенно если они селятся в моей квартире. Благотворительность – не мой конек.

– А какой твой? – заинтригованно спросила Рыжая.

Ромка сунул мне в кури чашку с кофе и ответил:

– Злобность.

Я же задумалась вслух:

– Кстати… а не наша ли общая подруга-беженка замочила Токарева? А что? С головой у нее явно не все в порядке, вполне могла отправится на дело, вооружившись тупым ножиком. Повод пытать мерзавца тоже имеется… да что греха таить, сама бы с удовольствием с ним поразвлеклась! Проверим ее алиби, – добавила я, не обращая внимания на Ромкин взгляд с укором. Он что, с Рыжей и подружиться уже успел?

– Сенька…

– То-токарев мертв? – побелевшими губами спросила Рыжая. Ее реакция не могла быть подделкой, так натурально никому не сыграть. Ладно, Ольга о смерти Токарева не осведомлена, ее аж затрясло от новостей. А Ромкин взгляд из укоризненного превратился в недовольный, но я только плечами пожала: нельзя же над всеми и всегда трястись, я бы, например, к себе такого отношения не потерпела.