– Вот еще!

Откуда-то на улицы высыпал народ. Похоже, все просто устали от этого многодневного, унылого дождя. Устали сидеть по домам, устали смотреть в телевизор. Молодая мамаша выкатывала из подъезда коляску с ребенком, два парня просвистели на роликовых досках. Жизнь шла своим чередом.

– Анастасия Васильевна, у меня к вам просьба. Я понимаю, что времени прошло всего ничего, и, наверное, вам это больно, но вы не могли бы сводить меня на могилу к отцу?

– Отчего же не сходить? Пойдем хоть сейчас, здесь недалеко.

Они прошли сквер, и вышли к автобусной остановке.

– Ты у меня еще поживешь, или торопишься обратно домой?

Анастасии нравилась эта девушка, простая и понятная, чуть-чуть, может быть, взбалмошная, с переменчивым настроением, как и погода в этом северном городе, но кто из нас не помнит себя молодым.

Она хоть и сказала, что им близко, но кладбище было достаточно далеко от города.

Они вышли из пустого автобуса на конечной остановке, прошли мимо гранитной мастерской, притулившейся у кладбищенских ворот.

– Потом сюда заглянем, надо будет памятник присмотреть.

Валентина оглянулась вокруг.

– Последний раз на кладбище была еще совсем маленькой, когда бабушку хоронили.

– Счастливая ты. Скорбное место, пореже бы здесь бывать, да ведь от жизни разве спрячешься? Тут и родители мои покоятся.

Анастасия вспомнила, как хоронили отца, тихо умершего на ночном дежурстве в больнице, когда остался подменить коллегу, загулявшего на свадьбе дочери в соседнем городе.

Отец с утра неважнецки себя чувствовал, но никогда не отказывал, когда его просили о подмене.

Спустя год следом за отцом ушла и мать, так же тихо и незаметно. Просто сердце остановилось во сне.

Анастасия посмотрела в конец аллеи, где спряталась родительская могила. На кладбище было совершенно безлюдно.

– Ну, вот мы и пришли.

Свежий холм на могиле Владимира осел от дождей, и вид имел не очень.

Крест покосился, того и гляди завалится на сторону, ленты на венках съехали вниз и мокли в грязи.

– Это теперь только к весне, когда земля окончательно осядет, тогда уже можно будет и оградку и памятник…

Анастасия аккуратно прошла к деревянному кресту, выправила его, расправила ленты, прислонила поближе к основанию креста фотографию мужа в рамке под стеклом.

Валентина подошла совсем близко к могиле, присела на корточки.

– Анастасия Васильевна, а кто это?

Она в упор смотрела на фотографию мужчины в морском кителе.

– Это не мой отец!

Анастасии показалось, что она перестала понимать происходящее, будто бы всё то, что так ладно стало отстраиваться с этой девчонкой в последние час-два, вдруг снова рушится и летит комом с горы.

– А кто же это, по-твоему?

– Я не знаю, кто этот человек, но это не мой отец!

Валентина присела на маленькую узкую лавочку возле соседней могилы.

– Это мой муж, девочка, с которым я прожила без малого десять счастливых лет. Это и есть твой отец, ты уж поверь мне.

Анастасия встала рядом, обняла девушку, но та резко высвободилась, дернула молнию на куртке, сунула руку во внутренний карман.

– Вот, смотрите!

На старом черно-белом снимке стояла группа молодых офицеров.

Анастасия сразу заметила Владимира, стоявшего вторым справа рядом с бравым капитаном второго ранга, больше никого на этой фотографии она не знала, как ни вглядывалась.

"Конца семидесятых годов снимок, или начала восьмидесятых. Володенька мой еще лейтенант. Господи, молодой то какой!"

– И что? – она вернула фото девушке.

– Так вот же мой отец! – наманикюренный ноготь стукнул по усатому, круглолицему мужчине, который уж точно не был моряком, о чем свидетельствовали летный комбинезон, и высокие ботинки на шнуровке.

Летчик? Истребитель, не иначе. Летчик морской авиации, скорее всего.

– А почему ты решила, что он твой отец?

– Да потому, что мать мне на него показала!

Анастасия ничего не понимала.

Она допускала, что на кладбище происходят порой мистические, необъяснимые человеческому разуму вещи, но чтобы так реально?

Если этот мордатый – отец девушки, то кто – же тогда Владимир, и зачем Валентина именно к нему приехала из далекого Новороссийска, а перед этим прислала бандероль с теплыми перчатками, свитером и шарфом?

– Эта фотография много лет лежала у нас дома, – понимая, что настало время объясниться, начала Валя. – Когда я была маленькой, то не придавала ей значения, а недавно взяла, да и спросила у матери, кто это такие, что за люди на снимке? Мать вначале молчала, а потом со злостью так говорит, отец твой, дескать, лыбится здесь, скотина. Пьяная была, как обычно. А потом я, совершенно случайно, точно такую же фотографию, но только уже увеличенную, и в рамке, увидела дома у подруги своей Люськи – вот и её отец здесь! – Валентина показала на мужчину в форме капитана первого ранга в центре.

Она замолчала, словно осеклась, словно вдруг осознала, что сказала что-то такое, чего не надо было говорить.

Анастасия терпеливо ждала.

– Ну, а потом, – словно нехотя продолжила Валентина, – потом получилось так, что мне понадобилась помощь. На мать рассчитывать было нечего, и я решила поехать к отцу. И вот – приехала. Ай, ладно.

Она сжала кулаки, засунула их глубоко в карманы куртки.

– Адрес тебе мать дала? – осторожно спросила Анастасия.

– Где там? Она уж как звать её скоро помнить не будет. У Люськи взяла.

"Совсем ничего не понимаю" – думала Анастасия. – Совсем ничего. Или Володя мне чего-то недоговаривал, умалчивал, таил глубоко в себе?

Люська… Дочь капитана первого ранга… Она же совсем девчонкой была, когда этот снимок делали, а то и вообще её даже на свете не было. Ничего не понимаю. Совсем ничего".

– Я Люську попросила, а она девка ушлая, – продолжила рассказ Валя. – Сняла фотку со стены, а там, на обратной стороне, папаша подписал для памяти, кто есть кто, вот Люська моего и срисовала. А потом, пока отец спал, слямзила у него из стола записную книжку, и на нужную букву нынешний адресок моего отца нашла и мне сообщила, вот и всё.

Анастасия усиленно пыталась разобраться, кто есть кто в этой запутанной истории. Так получалось, что по сегодняшнему адресу Владимира, пусть и покойного, но всё же, проживал совсем другой человек, к которому и приехала эта девушка.

И не просто приехала, а еще и посылку заранее послала.

Здесь тоже была нестыковка. Если ты едешь к отцу в гости, то почему не взять собой в подарок, купленные в далекой Теберде свитер, шарф и перчатки. Уж козий пух рук не оттянул бы. Зачем было почтой отправлять впереди себя? Что-то тут не чисто.

Разгадка пришла неожиданно.

– Слушай, а твоя Люська не могла перепутать?

– Что значит перепутать? Я же ей пальцем на фото ткнула конкретно: вот этот мордастый меня интересует. Как можно перепутать, когда сама мать мне на отца указала, хоть и пьяная была.

Анастасия вспомнила, что читала в какой-то книге, как один человек, будучи левшой, делал всё совсем иначе, нежели обычные люди, к тому же еще и писал не слева направо, а наоборот, справа налево.

– Валюш, а твоя подруга часом не левша?

– А при чем тут левша, не левша?

Девушка засунула фотографию обратно в карман.

– Ну, да, вроде бы левша. Это я сейчас привыкла и почти не замечаю, а раньше смотрела на нее и удивлялась, как так вообще можно писать – левой рукой и с наклоном каким-то дурацким? Левша, точно. А что это меняет?

Анастасия взяла девушку под руку.

– Ты только успокойся, и давай немножко порассуждаем, или лучше пофантазируем. Дай мне, пожалуйста, фотографию.

Когда снимок оказался в руках Анастасии, она стала не торопясь рассматривать его, водя пальцем по строю бравых офицеров, словно пересчитывая их бессчетное количество раз слева направо, справа налево.

– Вот посмотри! – обратилась она к Валентине. – Ты не находишь здесь ничего странного?