– Имейте в виду, в магазине установлено видеонаблюдение. Покажем запись происшествия специалистам, те сразу установят, что преступник – ваша дочь.

Кречет не успокаивался, хотя, было заметно, что он уже понял: его ставка не сыграла.

– Или кто-то неизвестный, похожий на мою дочь! – парировала Анастасия.

Сообщения, что в магазине работает видеокамера, она боялась больше всего, ожидала его, когда чисто инстинктивно, как волчица, защищающая детеныша, выстраивала линию защиты, но отступать было уже поздно.

Мозг работал четко, хладнокровно, и она понимала, насколько уверенно она будет сейчас говорить, настолько высока вероятность того, что Валентину отпустят за отсутствием состава преступления.

– Давайте вашу видеозапись! Я имею права её посмотреть? Я же мать! Давайте!

Анастасия удивилась не столько своей решимости, сколько поведению следователя Савина, отстраненно, словно его тут и не было, курившего у открытой форточки.

– Игорь, кончай дымить, знаешь ведь, терпеть ненавижу, когда в кабинете курят! – заиграли желваки на помятом во вчерашней схватке лице магазинного охранника.

– Да ладно тебе, откомандовал уже. Или всё никак забыть не можешь? – недовольно буркнул Савин, бросая окурок в форточку.

"Вот это да! – удивилась Анастасия. – Так он, оказывается, работал здесь, и, похоже, не на последних ролях был. А что ж теперь в магазине? Не иначе оборотнем в погонах оказался, о которых газеты так много писали? Так радуйся, что не на нарах сидишь, легко отделался. Получается, случайно встретил Валентину, и по старой памяти сюда в отделение потащил, будучи уверенным, что бывшие коллеги помогут дело состряпать?"

Но бывшие, как видно, помогать не очень то и торопились.

Савин прошел к своему рабочему месту, основательно уселся на стул, предварительно расстегнув пуговицы добротно сшитого пиджака, и поддернув брюки, неторопливо вытряхнул пепельницу в мусорную корзину, спрятанную под столом, сложил в дешевую картонную папку какие-то бумаги, оставив на столешнице лишь одну – бланк протокола допроса Валентины Снегиревой, и внимательно его прочитал.

После чего разорвал документ на мелкие кусочки и отправил под стол в мусорную корзину, следом за улегшимися там окурками.

Снова пошел дождь. Анастасия вспомнила, что оставила зонт на почте.

– Ну, что? Пойдем или переждем?

Она стояла с Валентиной под навесом у входа в отделение. По улице проносились машины, куда-то спешили по своим утренним делам прохожие.

– Здорово испугалась? – обратилась она к девушке.

– Скорее растерялась. Я ведь знала, что никакого дела мне не пришьют, но когда этот вчерашний боров меня в кабинет втолкнул, а следователь сходу трамбовать начал…

Валентина достала сигареты, чиркнула зажигалкой, шумно выдохнула дым первой затяжки.

– Да ладно, видали мы таких. Правда, испугалась, когда на автобусной остановке этот черт сзади подкрался, и руки мне назад завернул. Думала, убьет. Глаза сумасшедшие, воняет, как от козла.

Валентина щелчком отбросила окурок под дождь, потянула из пачки новую сигарету.

– Честное слово, струхнула, когда поняла, что он в этой ментовке работал, а те своих не сдают, друг за друга держатся, даже за бывших.

– Я бы так не сказала, – усмехнулась Анастасия. – А что же следователь протокол-то порвал?

– Да ссыкун он, этот следователь!

Девушка от негодования закашлялась дымом прямо в лицо Анастасии.

– Понял, что с работы попрут за такие игрушки, вот и порвал, словно не было ничего. А так оно и есть! Кто меня в ментовку доставил? Наряд милицейский в воронке привез? Хрена лысого! Простой прохожий, считай, меня сюда доставил, магазинный охранник зачуханный, тем более, не при исполнении. А может он вообще пьяный был, попутал меня с кем-то…

"Ничего, ничего, – решила Анастасия. – Пусть выговорится, ей сейчас необходимо, стресс, как-никак"

Наконец Валентина, действительно, выговорилась.

Растерла в пальцах табак размокшей сигареты, дунула на ладонь.

– Вы простите меня, Анастасия Васильевна, что я так поступила – прикрылась вами, но у меня, честное слово, другого пути не было, когда я поняла, куда вляпалась. А ведь в этом городе никого, кроме вас и отца у меня нет.

– Кстати, – резко повеселела Валентина. – А с камерами то он облажался. Нет у них видеокамер в магазине, тоже мне торгаши называются. Разве так можно? На копейках экономят, зато тысячи от воровства теряют.

– А откуда ты знаешь, что камер нет?

– Просто знаю, где их нормальные хозяева в нормальных магазинах ставят.

– А если ненормальные?

– И этот вариант я тоже просекла. Господи, да с камерами они бы меня еще в винном отделе застукали, когда я бутылку под куртку прятала. Просто не знала, что охранник – бывший мент, и видно не из простых, а у таких нюх будь здоров, даже под одеждой всё видят.

Анастасия, наконец, решилась спросить.

– А что же ты из дома ночью убежала? Испугалась чего или обиделась?

Плечи Валентины обмякли, руки виновато повисли вдоль тела.

– Да я как посылку увидела, где и адрес мой новороссийский, и имя с фамилией, сразу подумала, что вы меня за аферистку приняли, или того хуже, за воровку квартирную. Дескать, разыграла падение, несчастный случай, и всё такое. Надо же мне было так поскользнуться прямо у дома отца родного. Как говориться, знал бы, где упасть. Вот я и свинтила от вас ночью. Неприятно мне как-то стало, самой себе противной сделалась. Думала, доберусь как-нибудь до вокзала, а там видно будет. Мир не без добрых людей, уехала бы. Жаль только отца не повидала, ну, да ладно.

Из пачки вылезла третья сигарета.

– А я ведь раньше не просто ревновала его к вам, я зла была ужасно. Думала, вот приеду, найду её и убью. Мать после ухода отца пить начала, уже черт знает в кого превратилась.

Валентина уже была спокойна, говорила тихо, размеренно, словно вколачивая каждое слово накрепко, как гвоздь.

– А теперь я совсем другого мнения о вас, Анастасия Васильевна. Вы очень хорошая, правда. И как только вас угораздило полюбить такого непутевого, вот горя, наверное, с ним хлебнули?

– Ну, зачем же ты так об отце? Он был очень хорошим человеком.

– Был? – Валентина резко повернулась.

– Я похоронила его позавчера.

Анастасия не сдержалась, отвернулась в сторону и заплакала.

Валя больше не задавала вопросов, лишь положила ладонь ей на плечо и тихо погладила.

У входа в отделение остановилась патрульная машина.

Открылась дверца и перед Валентиной вырос мордастый сержант, дожевывающий на ходу бутерброд с колбасой и подозрительно посмотревший на девушку с сигаретой. В воздухе остро запахло чесноком.

– Пойдемте отсюда.

Валя взяла свою спутницу под руку, и они перешли на противоположную сторону улицы, где за деревьями расположился небольшой сквер.

Анастасия достала из сумки полиэтиленовый пакет с полустершейся рекламой какого-то магазина, разорвала его по шву, расстелила на мокрой лавочке.

– Садись.

Валентина скомкала пустую сигаретную пачку, швырнула в сторону урны.

– И даже бандероль мою не успел получить. Обидно. Я ведь сразу поняла, что он ее не открывал, а мне так хотелось ему приятное сделать.

– Сама вязала, или мать?

Анастасия вспомнила про свитер, шарф и перчатки из мягкой, нежно прилипающей к рукам шерсти.

– Нет, ну что вы? – глаза девушки увлажнились. – Это я в Теберду на практику ездила, пошла в выходной на местный рынок, там и присмотрела. Мне так понравилось. Это из меха горной козы.

Неожиданно выглянуло солнце, и дождь сразу закончился. Потеплело.

– А что за практика? Где-то учишься?

– Медицинское училище заканчиваю. У нас все поближе к дому стремились, а я наоборот – подальше, вот на Кавказ и отправили.

– Путешествовать любишь? – улыбнулась Анастасия.

– Мать достала. Всё пилит и пилит. Решила, хоть какое-то время одной пожить.

– А она знает, где ты сейчас?